Плененная грешником (ЛП) - Страница 7
— Ты много знаешь о моей семье и обо мне, — упоминаю я. — Тебя готовили, чтобы сменить твоего деда?
— Нет. Я не имела никакого отношения к семейному бизнесу.
Горе сжимает ее черты, и у меня руки чешутся схватить ее, чтобы обнять, пока душевная боль не утихнет.
Она смотрит вниз, на свои ноги, делает глубокие вдохи, преодолевая волну скорби, затем дрожащим голосом спрашивает:
— Что будет с телами моих дедушки и дяди?
Я допиваю остатки своей водки и глубоко вдыхаю, прежде чем ответить:
— Все сгорело дотла.
Ее брови сходятся вместе от сильной боли. Ее губы приоткрываются, руки крепче обхватывают ее живот.
Когда я делаю шаг к ней, она быстро отступает назад, качая головой. Она прижимает руку к сердцу, снова качает головой, затем разворачивается и убегает в дом.
Я наблюдаю за ней, пока она не исчезает наверху лестницы, чтобы вернуться в свою спальню, пока иду на кухню. Ставя пустой стакан на столешницу, я открываю духовку и достаю запеканку.
Чувствуя себя измученным, я беру тарелку и накладываю себе добрую порцию запеканки. Я сажусь за стол и отправляю еду в рот, но на вкус она не такая вкусная, как обычно.
Я не самый терпеливый человек на планете, и привык все делать по-своему. Особенно я привык к тому, что у меня есть собственное пространство, где я могу расслабиться. Когда Розали в моем доме, все это вылетает в трубу.
Она только что потеряла все, что было для нее ценным, и ты держишь ее в плену. Девушке потребуется много времени, чтобы исцелиться и понять, что она может доверять тебе.
С моей стороны потребуется чертовски много терпения.
Сверху доносится стук, и, роняя вилку, я встаю с тяжелым вздохом, вырывающимся из моей груди.
Я поднимаюсь на второй этаж, и когда толкаю дверь спальни Розали, меня встречает перевернутый стол, лежащий у моих ног. Розали швыряет стул о стену, черты ее лица искажены гневом.
Я стою и наблюдаю за ней, пока она не роняет стул и дико оглядывает комнату в поисках чего-нибудь еще, что можно было бы разрушить. Ее взгляд останавливается на мне, и с криком она бросается в мою сторону.
Я блокирую удар, который она пытается нанести, обхватываю ее рукой за талию и перекидываю через плечо. Ее кулаки соприкасаются с моей спиной, пока я не швыряю ее на кровать.
Быстрым движением я сажусь на нее, прижимая ее руки к матрасу по обе стороны от ее головы. Ее грудь вздымается, и с рычанием она пытается приподнять бедра, чтобы сбросить меня, но это бесполезно.
Я удерживаю ее без особых усилий и наклоняюсь ближе.
— Ты думаешь, что сможешь бороться со мной, маленькая Роза?
Она издает разочарованный крик, отворачивая от меня голову.
— Так я и думал. — Я отпускаю ее запястья, и она быстро скрещивает руки на груди. Я хватаю ее за подбородок и поворачиваю ее голову, чтобы она посмотрела на меня. Наши лица в нескольких дюймах друг от друга, когда я предупреждаю ее. — Не порть, блять, мою собственность, или, клянусь Богом, я задам тебе такую трепку, какую твой дед никогда не делал.
Ее глаза расширяются, и, похоже, до нее доходит послание.
— Ты, блять, поняла меня? — Я выдавливаю слова сквозь стиснутые зубы.
Страх быстро сменяет ярость, когда она хнычет:
— Д-да.
Отпуская, я слезаю с нее.
— Убери этот гребаный беспорядок и иди есть!
Христос. Мне придется потрудиться, чтобы справиться с колючими шипами, которые начала демонстрировать маленькая Роза.
Глава 5
РОЗАЛИ
Яростный шторм эмоций опустошает каждый дюйм моего тела. Я чувствую себя вышедшей из-под контроля, напуганной до смерти и крайне уязвимой.
Ничто в моем мире больше не имеет смысла.
Я потеряла все, и у меня даже не будет возможности устроить похороны для своих дедушки и дяди.
Священство – монстры, и я в плену у худшего из них.
Печаль переполняет меня, и я переворачиваюсь на бок в позу эмбриона. Зарываясь лицом в плюшевые покрывала, я плачу обо всем, что у меня отняли.
Дядя Рикко больше никогда не расскажет мне анекдот. Я не услышу, как его смех гремит по дому.
Я не буду нюхать сигары, которые так любил мой дедушка.
Я цепляюсь за последнее воспоминание о том, как мы втроем завтракали. Я ела Fruit Loops, и дядя Рикко продолжал воровать их из моей миски, пока я не приготовила ему его собственные.
Мои плечи вздрагивают, и мои слезы смачивают покрывало.
Это ранит намного сильнее, чем когда я потеряла своего отца. Потому что у меня все еще были дедушка и дядя Рикко, которые утешали меня.
Я не была одинока, в отличие от этого момента.
Я также не могу выбросить из головы образ перерезанного горла дяди Рикко. Я продолжаю слышать, как он захлебывается и пытается дышать. Продолжаю видеть, как он умирает.
Я зажмуриваю глаза как можно крепче, мои руки крепче прижимаются к груди. Я подтягиваю колени и сворачиваюсь в маленький комочек.
Сколько страдал мой дедушка, прежде чем они убили его?
Мысль о том, чтобы остаться одной в этом аду, невыносима и страшнее всего, что я когда-либо испытывала. Из-за этого мне трудно мыслить здраво, и мои эмоции продолжают выходить из-под контроля.
Вся моя семья мертва, и я в плену у Виктора Ветрова.
Боже.
Те несколько раз, когда я пыталась сопротивляться, ничуть не помогли. Виктор в миллион раз сильнее меня. Этот мужчина отлично натренирован и легко швыряет меня, как тряпичную куклу.
Что со мной будет?
Виктор сказал, что здесь я буду в безопасности, но как я могу доверять словам человека, который помог убить мою семью?
Моя единственная надежда – что его семья вмешается, особенно Изабелла Козлов. Она против всего, что связано с сексуальной торговлей. Наверняка, она поможет мне, верно?
Мысль о том, что они сожгли дотла мой дом и единственных двух людей, которые любили меня, пробегает дрожью по моему телу. Николас Статулис забрал все деньги.
У меня ничего нет.
Даже если мне удастся сбежать, как я доберусь до Нью-Йорка, и примет ли меня вообще Коза Ностра? Я не часть пяти семей. Я для них никто.
Виктор был прав. Мне некуда идти.
Чувствуя себя обделенной, я понятия не имею, что собираюсь делать. Я не знаю, что ждет меня в будущем.
Боже, я даже не знаю, доживу ли я до завтрашнего дня.
Медленно мои слезы высыхают, пока пустота – это все, что остается.
Осознание того, что монстр, захвативший меня в плен, – единственный человек, который есть у меня сейчас в этом забытом богом мире, – крайне горькая пилюля, которую приходится проглотить.
Может быть, если я сделаю, как он говорит, он оставит меня в покое. Это даст мне время, которое нужно, чтобы пережить травму и понять, что делать.
Мое тело ослабело от темных эмоций, опустошающих меня, но все же я заставляю себя подняться и слезаю с кровати. Я иду в ванную и ополаскиваю лицо водой. Когда я смотрю в зеркало, то вижу красные следы на своей шее там, где были пальцы Виктора.
Задирая свою рубашку, я вижу еще больше красных ссадин там, где подоконник царапнул мой живот, когда он дернул меня обратно в комнату.
По крайней мере, у меня не течет кровь.
Могло быть и хуже.
Мои плечи опускаются, и мне не нравится, что я пытаюсь сделать кошмар не таким ужасным.
Прежде чем мои эмоции снова выйдут из-под контроля, я возвращаюсь в спальню и расставляю всю мебель по своим местам.
Я втягиваю в себя бодрящий глоток воздуха, затем выхожу из спальни и медленно пробираюсь по коридору. Страх, который стал моим постоянным спутником с тех пор, как я увидела Виктора, удваивается с каждым моим шагом.
Спускаясь по лестнице, я бросаю взгляд в сторону гостиной и вижу Виктора, сидящего на диване с напитком. Он, кажется, глубоко задумался, глядя на жидкость в стакане.
Одетый в спортивные штаны и футболку, он все еще выглядит таким же устрашающим врагом, каким и является. Но даже в моем обезумевшем состоянии я все еще должна признать, что этот мужчина смертельно привлекателен.