Племя вихреногих. Книга 2 (СИ) - Страница 79

Мужчина должен выбирать самый трудный путь, — вдруг вспомнил Максим. Это ему однажды говорил отец. А он выбрал легкий путь. Струсил, проще говоря.

Но возвращаться было уже слишком поздно.

* * *

— Ну вот, это последний, слава труду, — Файму, глубоко дыша и утирая пот, опустила на землю последнего пленного Хоруна, которого она, вдвоем с Талкой, утащила в эту рощу — как и многих прочих. Хорун с дикой злобой смотрел на неё, но сделать что-либо ещё не мог: витки самодельной, но весьма прочной веревки из каких-то длинных стеблей стянули его тело, примотав его к длинной крепкой жерди и делая совершенно беспомощным. — Ну что ж, приступим, — она деловито полезла в висевшую на плече плетеную сумку — странно изящную на вид. Антон не удивился бы, увидев что-то такое дома, в магазине народных промыслов. Сумку Файму, естественно, сделала сама…

Мальчишка вздрогнул, заметив, что пылающий взгляд Хоруна переместился на него.

— Я запомнил тебя, гнида белобрысая, — процедил пленник. — Очень хорошо запомнил. Пусть здесь не умирают — но для тебя я, поверь, найду способ, пусть даже искать придется тысячу лет. И ты тысячу тысяч раз пожалеешь, что встретился со мной…

— Почему ты так хочешь убить меня? — удивленно спросил Антон. Сталкиваться с такой дикой ненавистью ему ещё не приходилось. Но испытывал он вовсе не страх, а какое-то холодное любопытство — словно смотрел на бьющуюся в стекло террариума смертельно ядовитую змею.

— Кто ты? — спросил вдруг Хорун, но Антон не ответил. Вовсе ни к чему, чтобы этот… эта злобная гадина знала ещё и его имя. Раньше он смеялся над суевериями местных… но теперь начал думать, что все эти приколы насчет тайны истинного имени — вовсе не такая уж чушь. Или вообще не чушь.

— Ты трус! — между тем выдохнул пленник, так и не дождавшись ответа. Он обвел ненавидящим взглядом весь собравшийся в его честь небольшой коллектив. — Вы все трусы. Вы все ничего не можете без своих подлых трюков.

— Нападение из засады — дозволенная военная хитрость, — заметила Файму, всё ещё копаясь в своей сумке.

— Засады и диверсии — это не война, — упрямо заявил Хорун. — Это действия трусов, которые до судорог боятся БОЯ. Боятся встретиться с противником лицом к лицу.

— …и потому посылают в бой рабов, — зло закончил Антон.

Хоруну этот аргумент явно не понравился. Он уставился на мальчишку с ещё большей злобой — хотя это, казалось, было уже невозможно.

— Кто ты, взявшийся судить чужие жизни? Ты даже драться не умеешь! И убиваешь, как трус, приказываешь девчонкам, а сам…

Антону было, что на это ответить — но Файму надоело словопрение. Изящно поджав ногу, она точно и сильно ударила Хоруна пяткой в поддых. Антон невольно дернулся, словно ударили его, но жестокость Файму преследовала совершенно практическую цель. Хорун тут же начал зевать, словно выброшенная на берег рыба. Талка, присев, ловко запустил пальцы в его пасть, разинув её во всю ширину. Дэй не менее ловко засунул в неё свернутую из большого жесткого листа воронку. Файму, встав на колени, поднесла к ней сосуд из сушеной тыквы, добытый, наконец, из сумки. Из неё в воронку хлынула струя темной жидкости, пахнущей остро и горько.

Антон поморщился — всё это очень походило на какую-то старую, страшную гравюру про пытки еретика в инквизиции. Но темной жидкости в Хоруна влили не ведро, а никак не больше чашки. И это было, конечно, не кипящее масло и не расплавленный свинец — но, в то же время, нечто худшее. Теркуп. Адское — воистину адское! — зелье, после которого человек просто перестает что-либо ХОТЕТЬ — за исключением самых простых, насущных вещей, таких, как еда…

Мальчишке оставалось лишь гадать, каков он на вкус. Глаза Хоруна выпучились, он закашлялся — но Файму зажала ему нос и не отпускала, пока он не проглотил всю жидкость. С облегчением вздохнув, она отбросила тыкву и поднялась. Антон тоже с облегчением вздохнул. Ему, собственно, вообще нечего было тут делать — Маахисы отлично справлялись без него — но он всё равно заставлял себя смотреть. Просто чтобы хорошо всё запомнить и потом не говорить себе "ну, раз я этого не видел, то его же и не было!.." Было. Очень даже БЫЛО… лишение людей — души. Пусть очень, очень плохих людей, вполне заслуживших смерть… но не ЭТО. Вот только и возражать Антон не смел: были и другие люди — и намного больше! — которые не должны были жить в рабстве у этой орды бешеных уродов…

Тем не менее, смотреть на всё это оказалось… тяжело. Процедура и сама по себе вышла неприятной и долгой — она заняла добрых три с половиной часа, так как пленных из лагеря пришлось перетаскивать сюда, в эту вот рощу — на плечах, примотанных к жердям, словно в каком-то людоедском племени, а весили Хоруны совсем немало, так что и Антону в итоге пришлось… участвовать. Ну и… угостить пленных тоже оказалось нелегко. Большая часть теркупа была пролита или выплюнута, первоначального запаса не хватило и жуткое зелье несколько раз пришлось заливать в тыкву заново — но Файму явно предвидела нечто подобное и заварила его вполне достаточно. И вот, теперь всё это кончилось…

Несколько минут они, молча, смотрели на Хоруна. Отдышавшись, он дергался, вращал глазами и осыпал их отборной, испуганной при этом бранью — он явно думал, что его отравили и сейчас начнется агония. Но, наконец, всё же затих, погрузившись в прострацию. Как и все прочие. Очнуться он должен был уже… не собой, и при этой мысли мальчишку передернуло. С его точки зрения это была всё же мерзость… но Маахисы были уверены в обратном. А может быть, даже и правы — но Антон всё равно не хотел принимать этой правоты, даже несмотря на всё, что слышал от пленных…

— И что дальше? — наконец спросил он.

— Уходим отсюда, — Файму окинула взглядом обезвреженного Хоруна и с наслаждением потянулась, поднявшись на пальцы босых ног. Зрелище вышло… впечатляющее.

— А они?

— Останутся здесь, — она коротко взглянула на младшего брата. — Дэй. Разрежь веревки.

Мальчишка кивнул и деловито нагнулся над пленником. Кристаллический нож в его руке рассекал веревки почти без сопротивления. Не дожидаясь завершения процедуры, Файму нырнула в заросли. Талка и Антон последовали за ней. С облегчением, надо сказать. С большим облегчением. Удовольствия от этой адской процедуры никто здесь не получил, это уж точно…

— А всё же, что с ними будет? — упрямо спросил Антон.

Файму вздохнула.

— С голоду они не помрут. От ран тоже — их мы, насколько могли, обработали, хотя многие, конечно, останутся искалеченными, рассеченные сухожилия — не шутки. Но жратвы тут хватает, — всевозможные фрукты свисали здесь с веток повсюду, только руку протяни, потому Хорунов и перетаскали вот сюда, в эту рощу… — Но рабов им ловить уже вряд ли захочется. Да и вообще мало что захочется.

— И это… уже не пройдет? — спросил Антон, невольно передернувшись.

— Пройдет… если их убить, — Файму усмехнулась, недобро. — Но тут некому же. Разве что звери, да и те наверняка побрезгуют…

— А если… не убьют?

— Тогда они быстро одичают. Утратят всё человеческое. Превратятся в нечисть, в леших. Так тут часто бывает с теми, кто перестает… хотеть. Особенно… тут. В этом лесу.

— И… быстро?

Файму пожала плечами.

— Думаю, год или где-то около того. Может, и больше, но немного. А потом — всё.

— Совсем?

— Ну, говорят, что маг, настоящий, может даже нечисти человеческий облик вернуть — но я не слышала, чтобы такое тут бывало. Да и магов тут нет же.

— А кто говорит-то? — поинтересовался Антон. Про такое вот он до сих пор не слышал.

— Вайми из Астеров. Но он много что… говорит.

— Например?..

Файму насмешливо взглянула на него.

— Что он за пределами Ойкумены бывал. Где нормальная жизнь. В смысле, взрослые, дети, рождения, смерти. А также маги, пираты, разбойники, наемники, вольные города и всё такое, про что у нас обычно в книжках пишут…

— А… бывал?

Файму фыркнула.