Play the kitten (СИ) - Страница 37

Вайолет кипела от гнева и отчаяния. Первым желанием было бросить чем-нибудь в напомаженное лицо баристы. Пакет салфеток полетел на пол: Вайолет вскочила с места.

- Я ненадолго отойду, если можно, - наиболее сдержанно произнесла та, выходя из-за круглого столика. Конечно же нельзя было дать чувствам волю. Наори она на работодателя, и, скорее всего, тут же лишилась бы рабочего места.

Пока она ступала по ковролину по направлению к лестнице, кровь вновь принимала обычную температуру, кулаки разжались, мышцы лица расслабились. Вайолет понимала, в глубине души прекрасно понимала, что Лиз была абсолютно права, права на все сто процентов. Она-то видела всю суть девушки, сколько бы та ни пыталась скрываться за маской спокойствия и бесчувственности. Но понимать и принимать – разные вещи. Нет, она не смирится с положением вещей. Да никогда в жизни Вайолет не признает, что ошибалась! Признать этот факт означало бы согласиться с тем, что год ее жизни был потрачен впустую, означало бы, что его можно было провести с пользой, совсем по-другому. И прямо сейчас Вайолет думала лишь об одном, направлялась лишь в одно место. Распахивая тяжелую дверь, что вела на холодную лестничную клетку, Вайолет желала быстрее оказаться в компании лишь одного человека. Того, кто, как ей казалось, никогда ее не осудит, того, кто вселял в нее уверенность одним коротким словом, пускай смешной акцент все еще немного смущал. Вайолет спешно перебирала ногами. Быстрее, еще быстрее. Конверсы со скрипом терлись о ступеньки. Седьмой этаж. Комната номер семьдесят восемь…

Комментарий к Big cheese

Big cheese (ам. слэнг) - большая шишка, важная особа

========== Caper ==========

Мам, пап,

Если вам станет спокойнее, в отеле, оказывается, живут мои знакомые однокурсники. Сразу скажу, нет, мам, мы не друзья, я просто знаю их. Просто подумала, что вам захочется об этом знать, раз уж вы оба всегда были так озабочены тем, чтобы я была окружена людьми своего возраста.

Кристин Брукс выпустила новую книгу (помнится, тетя Джо ее очень любит), и в «Кортезе» вчера остановились читательницы, дожидавшиеся встречи с этой писательницей.

На этой неделе ожидается на конференцию съезд врачей из Чикаго, так что я прямо чувствую свою ответственность за подготовку зала. Лиз Одна из наших управляющих активно меня натаскивала, так что, надеюсь, я не оплошаю перед всеми этими почетными гостями.

Держите за меня кулачки.

Люблю вас,

Вайолет.

***

Теперь она часто ходила к нему, она проводила с ним практически все свободные вечера от момента, когда Лиз или Айрис давали последнее поручение - смена мусорных мешков, - и до глубокой ночи. Джеймс Марч стал ее постоянной компанией. Они говорили. Много говорили. Обо всем: начиная от политики и права, заканчивая философией и религией. Обсуждали мораль и законы, личность, никогда не преминули затронуть известных представителей властей или кинозвезд той эпохи.

- Шестьдесят пятый год, - говорила та.

- Ну, допустим, - улыбался он, неизменно подливая в стакан выпивку.

- Радикально настроенный конгресс открыто шел против нового президента. Разве понимали они, что Эндрю Джонсон старался проводить политику, направленную на благо процветания страны? Да нет конечно! - ее активность, ее вспыльчивость, когда дело касалось истории, приводили его в исступление, опьяняли и тешили его самолюбие.

- Веришь ли ты в Бога?

Вайолет изумленно глядела на мужчину, чьи мысли перескакивали слишком быстро, темы менялись со скоростью света.

- Мы говорили о законности человеческих деяний, - пояснил он. – Так веришь? – ему нужно было это знать. Просто необходимо. Конечно, он предвидел ответ. Такие вещи всегда читаются на лицах, в глазах. Но она должна была сама это произнести.

- Я не верю в церковь. В епископов и пасторов, в правила, устанавливаемые ими, в навязывание веры, в священные книги и то, как ими распоряжаются служители.

Ее ответ более чем его устраивал. Стоял терпкий извечный запах алкоголя.

- Но?

- Но? – повторила она.

- В таких ответах всегда есть какое-то «но».

- Я верю в философию экзистенциализма.

- О-о, - протянул тот. Красиво падал лунный свет на часть его лица, и словно бы ярче блестели его глаза. – Кьеркегор и его извечное «всего труднее выбрать самого себя»?

- «Пограничное состояние». Мы проявляем себя лишь перед лицом опасности, перед смертью.

Она улыбалась, наслаждаясь роскошью подушек на жестком, но комфортабельном диване. Красивая кружевная комбинация, что осталась у нее с первой ночи в баре, выглядывала из-под подола ее светлого летнего платьица. Он ухмылялся, радуясь и предвкушая, делая очередной глоток и точно так же делая выводы.

Они много говорили. На другой день уже о том, как сколотил состояние Джон Джейкоб Астор и о появлении первых «миллионеров», о специалистах-управленцах и Рокфеллере.

- Я много работал, - спокойно расхаживая по комнате, заложив руку в карман, он выпускал дым, что смешивался с последними предзакатными яркими лучами солнца, - и быстро разбогател.

- Что ты продавал? – Вайолет крутила пластинки, подол ее юбки раскрытым веером покрывал ковролин вокруг ее поджатых ног. Ей казалось, что Джеймсу не более тридцати пяти, а раз так, то и подняться он мог за счет акций или каких-то иных ценных бумаг. В общем, на том, что так ценят в этом, двадцать первом, веке.

Он говорил «нефть», а она не верила, смеясь, думая, что нефтяные магнаты выглядят совсем по-другому.

«Политика нейтралитета» Вашингтона, опьянение успехом и распространение своей идеологии на другие страны в начале XX столетия, последствия приобретения Аляски в Филиппин и, наконец, сухой закон января тысяча девятьсот двадцатого года – они говорили обо всем, они спорили, он позволял ей это, потому что ему была интересна другая точка зрения. Никто никогда не пытался ему перечить, а она делала это с таким энергичным запалом и шармом, который был присущ лишь ей одной. Она не одевалась и не вела себя как кокетка голубых кровей, но он заставлял ее желать играть такую роль.

Он учил ее пить и разбираться в алкоголе и поил дорогим холодным шампанским. Ее щеки пылали, а глаза блестели. Он так был похож на Кита, и в обычном состоянии она бы зарыдала от безысходности, но она была навеселе от градуса и утешалась иллюзорной мечтой. Кит мог делать что угодно, быть в эту секунду с кем угодно. Да, она жаждала знать о нем хоть что-нибудь еще кроме чертовой марки его любимых сигарет, но она была с Марчем, и это перекрывало все печальные размышления. Ведь он так был похож на Кита.

Иногда, когда она позволяла, он устраивал настоящий ужин, потому что ему было скучно, а она нравилась ему. Она была ему нужна, пускай сама девушка этого открыто не понимала. Безусловно, она понимала это где-то в глубине души, ведь так просто ничего не дается и богатеи не кормят тебя задаром фазанами и перепелками во всевозможных соусах. Но ей было все равно. Чего бы он ни хотел, она была согласна. Все это было ново. Все это ей нравилось. Он не прикасался к ней, никогда не пытался, хотя глаза и намеки говорили лучше любого прямого текста, но он никогда не выходил за рамки приличия открыто. Он держался как джентельмен и заставлял ее чувствовать себя особенной, важной персоной, которую здесь всегда ждут и чтят.

И с каждой минутой, что она проводила в его номере, с каждым словом и жестом она чувствовала это. Она становилась все более холодной, более жестокой, черствой и циничной, даже в большей степени, чем была всю свою жизнь. Как нужный толчок, как правильный пинок, которого она ждала весь год – Марч и был тем, кто постепенно запускал в ней все самые страшные потаенные процессы, которые при должном уходе могли выключить всю добродетель, всю совесть, всю мораль на какую способен живой здоровый человек.

***

Международную конференцию психоневрологов решено было проводить в «Кортезе». Один лишь Бог знает кому, почему и зачем потребовалось выбирать именно этот отель из массы других, более раскрученных и более пафосных. Вайолет казалось, что это как-то связано с Китом, ведь его мать, насколько могла припомнить девушка, имела какое-то отношение к медицине, а раз и отец его был совладельцем, то вывод напрашивался сам собой.