Плавучий мост. Журнал поэзии. №1/2018 - Страница 13
Изменить размер шрифта:
* * *
Посмотри на меня, Будда,
из пухлых щёк веселыми глазами,
как я со службы ноги волоку.
Когда не смотришь – люди засыхают
почти как эти тонкие лианы,
оплетшие подножие твоё.
Посмотри на меня, Будда,
большой цветок над листьями коленей.
Вчера в блокноте маленькая М.
последнюю нарисовала пагоду.
Проклятье нам. И этого ребенка,
похоже, мы неправильно лечили.
Посмотри на меня, Будда,
блестящий, лысый, с мягкими ушами.
Скажи скорей: кто нас срывает с веток,
пускает через соковыжималку
и там, снаружи, в выдавленном соке,
невызревшие плавают плоды…
Посмотри на меня, Будда,
похожий на смешного поросёнка.
Я открываю ленту новостей.
Там пишут, что ещё одна семья
в моей стране
успешно занималась
поставкой человеческого мяса.
Посмотри на меня, Будда.
Сегодня все младенцы так орут,
что разгулялась солнечная буря.
Ай-яй, ну полно, повернись ко мне,
мой маленький, мой лепесточек, ну же,
посмотри на меня.
* * *
Это точно нельзя в стихи.
Это – тоже нельзя в стихи.
Вот сиди и скрипи зубами
среди сора и шелухи.
Рассказать бы тебе – нельзя.
И на исповеди – нельзя.
Избавляюсь от слов насущных,
по порядку произнося.
Вот стишок, а за ним – стишок,
ходят с пяточки на носок.
Не мои, а уже чужие.
Скок-поскок они,
скок-поскок.
* * *
Cмотри, вокруг такая красота!
И как не сигануть, взмахнув руками,
в Лаврушинский – с дурацкого моста,
увешенного ржавыми замками.
Cидит по паркам босхова братва
в кустарниках, остриженных под ромбы,
и прочая московская плотва,
а мы – провинциальны и огромны
настолько, что готовы просто так
погибнуть.
Плещет ливень карнавальный,
а мы через бульвар – в универмаг,
и радостно показываем фак
водителю машины поливальной.
* * *
Законы литературы
отличаются от законов миропорядка.
И потому, редактор,
ты будешь гореть в аду.
Славно займётся
ворох рукописей
из отбракованного самотёка.
До красноты раскалятся
типографские литеры,
каждая буква
проступит на теле твоём.
За каждый принятый текст
срок увеличится вдвое.
Ничего не поделаешь,
Ты же редактор.
Тебя же предупреждали.
В аду такое сильное эхо —
со всех сторон
слышно, как просят пощады:
блудницы молятся Магдалине,
убийцы молятся Варавве,
предатели молятся Петру.
Молись Самуилу, редактор,
проси его, чтобы помог,
чтобы ходатайствовал,
чтобы избавил.
Не перепутай,
не вздумай вызывать пророка Самуила —
литература не по его части.
молись Маршаку, редактор.
Несчастный,
молись Маршаку.
Марина Кудимова. «Во многих снах, в душе одной…»
Марина Кудимова – поэт, прозаик, переводчик, публицист. Родилась в 1953 году в Тамбове. Окончила Тамбовский педагогический институт. Переводит поэтов Грузии и народов России. Произведения Марины Кудимовой переведены на английский, грузинский, датский языки. Лауреат премий им. Маяковского, журналов «Новый мир», «Дети Ра» и др. Живет в Переделкине.
Капитуляция
Генерал Суслопаров не видел города
Реймса – и зрить его не желал.
Сидя в ставке безвылазно,
Он рубец от мундирного ворота
Потирал, из Центра депеши ждал.
Про войну не из тыла знал,
Что она подлавливает на смерть,
На стальную ее мормышку,
И насаживает, как багор на жердь…
А мундир пиявил его подмышку.
Генерал Эйзенхауэр, хитрый Айк,
Приказал холодильники загрузить,
Чтоб нашлось и выпить, и закусить…
Во дворе ординарец затрахал байк.
Зачищают в Курляндском котле траншеи
И со складов вынесли, что могли.
(И в подмышках жмет, и намин на шее…)
ВМБ Либавы не взять с земли.
Охладят шампанское – все как надо.
На монокле Кейтеля – пальца след.
Но победа растянется века на два —
Из войны не вывалился послед,
Пот, землею довешенный, сыплет градом —
Устоим, ребятушки, ничего!..
И министр обороны перед парадом
Оградит крестным знамением чело.
Покров на рву
Памяти Евгения Евтушенко
Что не так в копотливой России,
Знает всякий хожалый. Что так —
Знал московский блаженный Василий,
В лексиконе позднейшем – дурак.
Здесь, где лгут не себе, так другому,
И где каждый не пьян, так смешон,
Не откажут во вкусе нагому —
И юрод рассекал нагишом.
Лобным пляжем, январским курортом
Брел Василий Москвой моровой,
Где нельзя быть немножечко мертвым,
Но легко быть мишенью живой.
Еле-еле вдомек инородцу
Из досужей циклопой толпы,
Отчего на костях нагоходца
Устоялись шатры и столпы.
Так при снах, при любви и при родах
Выдувается радужный шар,
В перекрытьях буравится продух…
Мы бы рады прижиться в юродах,
Да куда – при таких-то погодах,
При свистках, разгоняющих пар!
Нищеты разодетые дети,
Пионеры модельных агентств,
Мы и сами забыли, что эти
Девять храмов – суть девять блаженств —
На едином крепятся подклете.
Сувенирен, попсов, узнаваем
На открытке с недвижной рекой…
Мы и сами здесь редко бываем,
Мы и сами недоумеваем,
Почему он веселый такой.
Почему изукрашен дикарски
В застарело последние дни…
Чтоб на нож не наткнуться лопарский,
На железный язык тарабарский,
От дохи отбоярься боярской,
От шинельки худой отдохни.
Если вдуматься в чудо о шубе,
В жмуровидную позу вора,
Если жизнь не смотреть на ютюбе,
А знобеть в ее лыке и лубе,
Может, впрямь прифрантиться пора.
Переладить неправильный прикус,
На аренах взывах и рыдах,
И в покосной рубахе навыпуск
Фертить в нижних торговых рядах.
Здесь, в господстве булыжного цвета,
Пританцовывая кикапу,
Был один, кто решился на это —
Нарядился и прыгнул в толпу.
Под ахиллов рефлекс сухожилий
Диагност подберет молоток,
На роток накопает платок
Шебутной мужичок-с-ноготок…
Был такой же шальной, как Василий, —
Лишь наружу сквозил кровоток.
Разноцветье его нагоходства
Нелюбимо в родной стороне,
Но заделывать долго придется
Щели-продухи в цельной стене.
И когда на Васильевском спуске,
В Шереметьево-3 мужики
Соберутся и врежут по-русски
Без инструкции и без закуски,
Сразу вспомнят его пиджаки.
Инстаграма бесцветные дети,
Мы постромки последние рвем,
Но стоим на едином подклете
Надо рвом, надо рвом, надо рвом.
А над нами, над нами, над нами
Богородицын дышит Покров,
И никем не разгадан орнамент
Пестролистых столпов и шатров,
И закрыт огнедышащий ров!