Платформа Беговая. Книга I. Алёша – путь к мечте - Страница 8

– Хватит! – Назар с размаху хлопнул кулаком по столу. Ребята враз все замолчали. Ефим, который и так весь вечер внимательно смотрел на него, продолжал сканировать его взглядом.

Видя, что он привлёк к себе внимание и теперь нужно что-то с этим делать, Назар притянул Петровича через стол, ухватив того за одежду.

– Ты чего у себя на конюшне пидорасов развёл?

От такого наезда Назара Петрович аж протрезвел.

– Каких пидорасов? – он испуганно смотрел на Назара, так и вися над столом.

– А этот с хвостиком кто?

Назар отпустил руку, и Петрович по инерции вернулся обратно на свой стул. Он быстро перебрал в уме всех девчонок, которые носили хвостики… а потом вспомнил, что Назар сказал о пидорасах, а значит это должен быть пидорас…

– Да нет у меня таких…– искренне ответил Петрович, смотря испуганно на Назара.

– Ты что его прикрываешь? Может, ты тоже из этих? А мы здесь с тобой за одним столом сидим! И ты нам этого педрило тоже за стол сегодня посадил, да знаешь, что за такое бывает….

Назар, разгорячённый собственной речью, рванул к Петровичу. Хорошо, его вовремя перехватил Ефим.

– Тихо! Слышь, притормози обороты, – Ефим как всегда говорил глухим, хриплым голосом, так что по коже пробегали мурашки. – Петрович, парень у тебя на конюшне с хвостиком. Это кто?

– Так это Лёха… спортсмен мой, – Петрович даже повеселел, поняв, о ком говорит Назар, а потом опять в его глазах промелькнул испуг, – да ты что, Назар, неужели ты подумал… да он не из этих… Богом клянусь!

Петрович резко встал и, в порыве веры, замешенной на пьяном угаре, порвав на груди ворот рубашки, достал оттуда цепь с крестом и прижался к кресту губами.

– Вот видишь, Назар… человек на кресте поклялся. Ты присядь, не горячись… давай побазарим с ним и разберёмся.

Назар резко оттолкнул от себя руки Ефима и сел обратно на свой стул, зло сверкая глазами.

– А что он тогда у тебя как баба с лохмами ходит? – вмешался в разговор один из братков и махнул в рот уже нагретую рюмку водки.

– Да не знаю я… мне-то всё равно… работает он хорошо, ответственный, всё делает, денники отбивает, лошадей работает и вот талант у него… коня он чувствует… прыгает он хорошо… коня бы ему хорошего, и тогда бы мы…

Было понятно, что Петрович уже впадает в пьяное состояние, когда его мысли далеки от разумного рассказа и тем более диалога.

– Петрович! Слышь?! – Ефим сам тряханул Петровича за грудки. – Чтобы больше в таком виде он здесь не появлялся. Раз он не петух, пусть подстрижётся. Ты понял меня?!

– Понял… понял…

Пьяно икая, сказал Петрович и потянулся за рюмкой водки, утомлённый уже этим разговором.

Лёша опять возвращался домой на последней электричке. Он достал учебник и тетрадку и попытался сосредоточиться на алгебре, но мысли унесли его от формул в водоворот того, что он так и не мог понять… он думал о Назаре. От этого воспоминания он вздрогнул, попытался ещё раз сосредоточиться на формуле и опять Назар, его глаза, то, как он стоял напротив него и то, что вдруг воздуха перестало хватать, и сердце странно забилось.

Лёша перевёл взгляд на окно. Там было темно, только видны огоньки сквозь мокрое стекло. К ночи холодный осенний дождик усилился.

Он опять чуть не пропустил свою остановку. Его мысли были не здесь, и почему-то ему было так хорошо. Так хорошо, как будто впервые в жизни он нашёл то, что так долго искал или того, о ком так было странно думать, но почему-то на душе становилось светлее…

После этих соревнований он заболел. Всё-таки холодный дождик и то, что он практически весь день был на улице, да ещё и в мокрой одежде, дало о себе знать. На следующий день у него поднялась температура, нос неприятно заложило, а горло болезненно отзывалось на каждый глоток.

Варвара Петровна сразу увидела его нездоровое состояние и грозно скомандовала, чтобы он шёл в постель. Через пару минут она принесла градусник, который долго сотрясала и потом дала его внуку. Алексей со смиренным видом засунул его себе под мышку, и они молча стали ждать положенные десять минут. И результат был налицо – тридцать восемь и три. Бабушка заохала, пошла звонить – вызывать врача на дом. Лёша понимал, что это уже без вариантов. Для школы ему нужна была справка о болезни, поэтому придётся лежать и ждать врача, но самое плохое во всём этом было то, что на конюшню в ближайшую неделю он не попадет.

Так всё и случилось. Он лежал дома в теплых шерстяных носках, в которые бабушка засыпала горчичного порошка. Грудь и спину она регулярно растирала ему вонючими перцовыми настойками и поила чаем с малиной. Он от этого потел и чувствовал себя ужасно, но смиренно всё выносил, так как очень хотел поправиться и поскорее попасть к лошадям. Всё это время он думал о них: Тохе, на котором прыгал, Василии, зная, что без него он точно кого-нибудь ещё уронит с себя, и других лошадях, а ещё он думал о Назаре… Ему было странно, что впервые в своей жизни он думает о ком-то так долго и это, оказывается, так приятно…

Среди недели его навестил Генка.

Дверь в его комнату открылась, и Варвара Петровна громогласно объявила:

– Принимай гостей! Друг твой, Гена…. Ну, проходи, проходи, что замер, – она пропустила в комнату Гену и закрыла за ним дверь.

– Что, действительно болеешь? – Генка плюхнулся на кровать и внимательно посмотрел на него. – Да, болеешь… а я думал так, филонишь, ну, типа, на школу забил.

– Ты пересядь, а то ещё заразишься, – Алексей шмыгнул носом.

Генка быстро пересел на рядом стоящий стул и стал рыться в школьной сумке.

– На, вот тебе принёс, – он протянул несколько тетрадок, – переписывай. Это классная сказала, чтобы я тебе тетрадки принёс, чтобы ты не отстал по программе.

Лёша взял тетрадки и, не теряя время, стал списывать с них то, что в школе прошли уже без него. На слова друга он даже и не обиделся. Он знал, что Генка хоть и его друг с детства, но сам бы вряд ли зашёл навестить его, а так понятно. Если классная поручила, вот он и здесь.

Пока Алексей писал, Генка стал рассказывать о событии в их школе. О новой училке биологии и о драке старшеклассников, потом замолчал, как будто что-то вспомнил.

– Ты, вроде, на соревнования ездил? И как?

– Конь захромал… пришлось сняться.

– А что, на хромом нельзя прыгать?

Лёша перестал писать и, не поднимая глаз, тихо ответил:

– Можно… но ему же больно…

– Кому? Коню? – Генка засмеялся. – Ну, ты и даёшь! Коню больно. А если бы он не захромал, выиграл бы?

– Да.

– Вот лох ты, Лёха. А кстати, призовые там были? – увидев, что Лёша кивнул, Генка продолжил. – Говорю же, лох. Сейчас баблосик был бы… можно было бы куда сходить, потусить. Там ребята рассказывали, они в клуб ходили… там классно. И тёлки там… дают, короче, если деньги есть.

Лёша покраснел и продолжил писать, не поднимая глаз.

– И тебе дали бы… только деньги нужны.

– Я так не хочу.

– Ну, конечно, тебе же Оля нравится, – Генка подмигнул другу, – да только она на тебя даже не смотрит. Вот на Костяна смотрит, у него родители бизнесом занялись, и он сейчас в таких шмотках ходит. Джинсах варёнках, левис называются, блин…

Генка захлебнулся слюной от эмоций, и потом ещё целый час, пока Лёша переписывал пройденный без него материал, рассказывал ему о Косте и его предках, и о Оле, которая теперь с ним дружит, и о том, что им таким никто не даст, что нужно начать делать бабки, и тогда всё в жизни наладится.

– А ты всё к коням своим таскаешься, на них деньги тратишь. И нахрена тебе это нужно? – в заключении своей страстной речи изрёк Генка, смотря на своего друга.

– Спасибо, – Алёша протянул ему тетрадки.

– «Спасибо» сыт не будешь, – Генка с деловым видом убрал в сумку тетрадки. – Ну, покедова.

Он пожал ему руку и вышел из комнаты.

Хоть и от такого словесного потока у Алексея разболелась голова, но он был рад Генке, тому, что он пришёл его навестить и вообще тому, что у него есть такой друг. Генка жил в соседнем подъезде, вот поэтому они и сдружились. Наверное, в первый раз ещё в детстве, встретившись в одной песочнице, стоящей в их дворе. Генка сейчас обогнал его в росте, он был худым и долговязым, в короткой для его роста школьной форме, засаленными жидкими волосами и лицом, покрытым юношескими прыщами.