Планета Ка-Пэкс - Страница 1

В апреле 1990 года из психиатрической больницы Лонг-Айленда мне позвонил доктор Уильям Сигел. Билл – выдающийся врач и мой старинный приятель. На этот раз он позвонил мне исключительно по делу.

Речь шла о пациенте, которого Билл лечил уже несколько месяцев. Этого пациента, белого мужчину, чуть старше тридцати, привезла в больницу полиция, которая подобрала его на центральной автобусной станции Порт-Осорити в центре Манхэттена, где он стоял, склонившись над жертвой уличного ограбления. Согласно полицейскому отчету, человек этот на все заданные ему вопросы отвечал однозначно: «Даффи», – и тогда полиция задержала его и отвезла на медицинскую экспертизу в больницу Белвью.

И хотя задержанный был несколько истощен, медицинский осмотр не выявил ни физических отклонений от нормы, ни нарушения мыслительного процесса, ни афазии[1], ни слуховых галлюцинаций – человек этот производил впечатление почти нормального. Правда, у него обнаружилась некая странная мания: он считал себя пришельцем с другой планеты. После нескольких дней наблюдения больного перевели в больницу на Лонг-Айленде, где он и содержался в течение следующих четырех месяцев.

Биллу не удалось ничем ему помочь. Хотя пациент охотно участвовал в предложенных ему всевозможных курсах лечения и живо на все реагировал, ни одно из самых сильных психиатрических средств на него не подействовало. По окончании лечения он все так же был твердо убежден в том, что он пришелец с планеты КА-ПЭКС. Более того, ему удалось убедить в этом многих других пациентов больницы. Даже кое-кто из персонала стал к нему прислушиваться!

Зная, что я давно интересуюсь феноменологией маниакальных состояний, Билл попросил меня попробовать разобраться с этим пациентом.

Худшего времени для подобной просьбы просто было не найти. Я тогда исполнял обязанности директора Манхэттенского психиатрического института, был завален делами по горло и с января потихоньку сворачивал работу с пациентами. Однако случай этот показался мне необычным и занятным, к тому же я был Биллу кое-чем обязан. Я попросил его прислать мне историю болезни пациента.

Историю болезни прислали, но я так погряз в административных обязанностях, что лишь спустя несколько дней обнаружил ее на своем письменном столе под грудой папок с личными делами и финансовыми отчетами. Вновь охваченный смятением от одной мысли о новом пациенте, я бегло ее просмотрел. И хотя, судя по ней, наш «инопланетянин» казался рассудительным и умел четко выражать свои мысли, а также имел вполне здравое представление о времени и пространстве, он был совершенно не способен представить какую-либо вразумительную информацию о своем истинном происхождении и прошлом. Короче говоря, он не только страдал бредовыми идеями, но еще и потерей памяти! Я позвонил Биллу и попросил его организовать перевод этого безымянного человека, именовавшего себя «прот» (с маленькой буквы), в мой институт.

Он прибыл в первую неделю мая, и мое предварительное собеседование с ним было назначено на среду девятого мая, в час, обычно отведенный мною для подготовки курса лекций о принципах психиатрии, которые я читал в Колумбийском университете. А потом он приходил ко мне раз в неделю в течение нескольких месяцев. Я проникся к этому пациенту необычайной симпатией и уважением, что, надеюсь, станет очевидным из моего дальнейшего рассказа.

Несмотря на то, что результаты наших встреч отражены в научной литературе, я решил написать о них более личностный рассказ не только потому, что, с моей точки зрения, они могут представить интерес для широкого читателя, но и потому, что они (перефразируя доктора Ариети), помогли мне лучше понять самого себя.

Когда он впервые зашел в мой кабинет, я подумал, что он похож на спортсмена-футболиста[2] или борца. Ростом он был чуть ниже среднего, коренастый, смуглый, может быть, даже с примесью мулатской крови. Волосы у него были густые и иссиня-черные. На нем были синие вельветовые брюки, джинсовая рубашка и парусиновые туфли. В первые наши встречи я не мог разглядеть его глаз, так как он, несмотря на мягкий свет в моем кабинете, всегда был в темных очках.

Я попросил его сесть. Он безмолвно подошел к черному, искусственной кожи креслу и уселся в него. Держался он спокойно, ступал бодро, и движения его были хорошо скоординированы. Вид у него был безмятежный.

Я отпустил санитаров. Открыв папку, я записал в чистом желтом блокноте дату. Он пристально следил за мной, не скрывая легкой усмешки. Я спросил его, удобно ли он себя чувствует и не хочется ли ему чего-нибудь. К моему удивлению, он попросил яблоко. Голос у него был мягкий, но чистый, и без всякого иностранного или регионального акцента. Я звонком вызвал главную медсестру Бетти Макаллистер и попросил ее узнать, есть ли на кухне яблоки.

Пока мы ждали яблок, я просмотрел результаты его обследования: согласно заключению нашего главного врача доктора Чакраборти, температура, пульс, кровяное давление, электрокардиограмма и показатели крови – все было в пределах нормы. Зубы были в порядке. Результаты неврологического обследования (мышечная сила, координация, рефлексы и мышечный тонус) тоже оказались в норме. Аналитические способности тоже были в полном порядке. Никаких проблем с визуальным восприятием, слухом, ощущением холода, тепла и легких прикосновений, описанием картинок, копированием фигур. Никаких трудностей при отгадывании загадок и решении сложных проблем. Пациент рассуждал логично, демонстрировал сообразительность и наблюдательность. И был здоров как лошадь, если не считать его бредового состояния и полной потери памяти.

Пришла Бетти и принесла два больших яблока. Посмотрела на меня, спрашивая позволения, и протянула их больному. Он взял их с маленького подноса.

– Красные деликатесные! – воскликнул он. – Мои любимые!

Предложил нам попробовать, мы отказались, и тогда он с шумом откусил большой кусок. Я отпустил мою ассистентку и принялся наблюдать, как «прот» поглощал фрукты. В жизни не видел, чтобы кто-либо получал от еды подобное удовольствие. Он съел оба яблока до последнего кусочка, включая семена. А доев, произнес:

– Спасибо и еще раз спасибо.

И, сложив руки на коленях, словно маленький мальчик, принялся ждать, когда я начну беседу.

Хотя психиатрические интервью обычно на пленку не записываются, мы в МПИ часто это делаем для исследований и преподавательских целей. Так что перед вами запись нашей первой встречи, время от времени перемежаемая моими наблюдениями. Как обычно, во время моего первого интервью я наметил просто побеседовать с пациентом: познакомиться с ним и расположить его к себе.

– Скажите мне, пожалуйста, как вас зовут?

– Да.

«Что это? – подумал я. – Свидетельство чувства юмора?»

– Как вас зовут?

– Меня зовут прот. – Правда, произнес он это скорее как «проут».

– Это ваше имя или ваша фамилия?

– Это мое полное имя. Я – прот.

– Вы знаете, где вы находитесь, мистер прот?

– Просто прот. Да, конечно. Я в Манхэттенском психиатрическом институте.

Со временем я обнаружил, что прот пишет заглавными буквами названия планет, звезд и т. п., в то время как имена людей, названия учреждений и даже стран он пишет строчными. Поэтому для достоверности и чтобы точнее передать характер моего пациента, я тоже использовал в своем докладе его манеру.