Пламя над бездной - Страница 34
Отчасти принуждая себя, Стальной еще долго глядел мертвому чужаку в плоское нездешнее лицо. Собственные мысли отдавались непрестанным болезненным эхом, пожирали самообладание, вопили, приказывая уйти. Ничего, пусть поболит. Он и горшее вынес, а стаи снаружи должны знать, что Стальной крепче любой из них. Подчинив себе боль, можно прийти к интересным прозрениям… А потом пускай отлепят задницы от земли, зашторят комнаты и изучат содержимое.
Стальной смотрел в лицо чужака почти без мысли. Крики, отдававшиеся от стен, немного утихли. Какое оно уродливое. Как они вообще едят? Он уже осмотрел обугленные тела снаружи, отметил маленькие челюсти и зубы, деформированные без видимой закономерности.
Прошло несколько минут; шум и уродство сливались воедино, как во сне. И тут кошмар вырвал Стального из транса: лицо шевелилось. Изменение было незначительное, а происходило медленно, очень медленно. Но, следя за лицом несколько минут, перемену можно было заметить.
Стальной свалился с гроба, и стены отразили жуткий вопль. Несколько секунд ему казалось, что звук его убьет. Потом он немного собрался с мыслями и затих. Снова подкрался к ящику. Уставился всеми глазами в кристаллическую глубину, застыл в ожидании, как стая на охоте… Перемена происходила регулярно. Чужак в ящике дышал, но в пятьдесят раз медленней нормального элемента. Он переместился к другому ящику и понаблюдал за существом внутри. Да, все они каким-то образом продолжают жить. Ящики просто замедляют их жизнь.
Совершенно ошалевший, он поднял взгляд от ящиков. Значит, фонившее в комнате зло было не просто звуковой иллюзией, но абсолютной правдой.
Чужаки-богомолы сели вдали от тропиков, занятых коллективами; вероятно, они приняли приполярный северо-запад за дикую глушь. Явились на корабле, набитом сотнями богомольих щенков. Эти ящики – вроде личиночьих коконов: стая приземляется, растит щенят вдали от цивилизации… У Стального шерсть встала дыбом. Если бы стая богомолов не растерялась, если бы войска Стального действовали менее агрессивно… Настал бы конец света.
Стальной поплелся к наружному люку, и страхи его все громче отражались от стен. Ему пришлось остановиться на миг в орущей от ужаса тьме. Спускаясь по лестнице, он уже двигался осторожно, тщательно оправив куртки. Вскоре приближенным станет известно об опасности, но страха они в нем не увидят. Он легкой поступью пересек дымящий торфяник, вышел из-под корпуса. Не удержался от быстрого взгляда на небо. Один корабль, одна стая чужаков. Ей просто не повезло напороться на Движение. И даже в такой ситуации победа была во многом случайной. А сколько еще село кораблей, сколько еще сядет? Успеет ли он чему-то научиться у своей победы?
Стальной вернулся мыслями в настоящее, в свое орлиное гнездо на стенах замка. Первый визит на корабль, много десятидневок назад. Корабль оставался источником угрозы, но теперь Стальной лучше понимал ее природу и, как это обычно бывает с большими опасностями, видел грандиозные перспективы.
Шкуродер в Ожидании скользил по крепостному валу в сгущавшихся сумерках. Стальной следил за стаей: вот она прошла под факелами и элемент за элементом спустилась по лестнице. От Хозяина в этом фрагменте жуть как много: он первым из всех понял много важного о высадке чужаков.
Стальной обвел прощальным взглядом темнеющие холмы, развернулся и начал спуск по спиральной лестнице. Лестница была крутая и сильно изогнутая: обзорная площадка располагалась на вершине сорокафутовой башни. В ширину пролет едва достигал пятнадцати дюймов, потолок нависал в тридцати дюймах над ступеньками. Со всех сторон давил холодный камень, так близко, что эхо не мешало мыслить, но и так близко, что приходилось растягивать разум в длинную цепочку. Подъем по винтовой лестнице требовал искривленной напряженной позы, которая делала врага легкой добычей для защитников орлиного гнезда. Такова уж военная архитектура. Стальной считал подъем в тесноте и мраке приятным упражнением. Лестница выходила в общедоступный коридор десяти футов шириной, с ответвлениями каждые пятьдесят футов. Там его ждали Шрек и стражник.
– Поступило свежее донесение от древорезчиков, – сообщил Шрек, протягивая листы шелковой бумаги.
В свое время казалось страшным ударом, что другого чужака упустили к древорезчикам. Постепенно Стальной понял, что это поражение можно обернуть в победу. У него были агенты среди древорезчиков. Сперва он хотел было убить второго чужака – дело несложное. Но поступавшая на север информация его заинтересовала. У древорезчиков попадаются очень сообразительные стаи, они высказывали идеи, до которых Стальной с Хозяином, сиречь фрагментом Хозяина, сами не додумались бы. Таким образом, в стане древорезчиков фактически появилась запасная лаборатория Стального по изучению чужаков, и враги Движения служили ему не хуже любого другого инструмента. Ирония ситуации подкупала.
– Отлично, Шрек. Отнеси в мою берлогу. Я скоро буду.
Стальной жестом велел белокурточникам отойти в боковой коридор, те тут же рыскнули туда. Сам пошел дальше. Денек выдался напряженный, надо будет вознаградить себя чтением доклада за напитками. Пока же – другие дела, другие приятности.
Хозяин приступил к постройке Замка на Тайном Острове более века назад, но Замок все еще рос. В самой старой его части, где обычный правитель разместил бы темницы, находились первые лаборатории Шкуродера. Многие, в том числе подопытные, все же приняли бы их за темницы.
Стальной осматривал лабораторное крыло не реже раза в десятидневку. В данный момент он обходил нижние уровни. От света факелов стражника в разные стороны разбегались сверчки. Воняло гниющим мясом. Лапы Стального скользили там, где каменный пол покрывала слизь. В полу с определенными интервалами были устроены зарешеченные ямы. Каждая вмещала одного элемента, если плотно прижать лапы к телу. Каждая была плотно запечатана крышкой с небольшими отверстиями для воздуха. Среднестатистический элемент терял рассудок после трех дней такой изоляции. Получившееся в результате «сырье» применяли для построения стай с чистым разумом. Как правило, интеллектом они недалеко отстояли от растений, но Движению этого было достаточно. А иногда из ям выходили выдающиеся экземпляры. Скажем, Шрек. Шрек Бесцветный, как его называли некоторые. Шрек Бесстрастный. Стая, живущая вне боли и желаний. Шрек обладал верностью заводного механизма из плоти и крови. Гением он не был, однако Стальной с готовностью отдал бы восточную провинцию за еще пятерых таких. Соблазн повторения успеха заставлял Стального вновь и вновь заселять изоляторные ямы. Большую часть стаеошметков после атаки на чужаков он переработал именно так.
Стальной поднялся уровнем выше, где содержались наиболее интересные образцы. Мир следил за событиями на Тайном Острове с затаенным ужасом. Многие прослышали о нижних уровнях. Немногие, однако, понимали, сколь невелик вклад этих подопытных в науку Движения. Для тщательного анализа души требуется нечто большее, нежели препараторские скамьи, окруженные кровожадными потрошителями. В мире издавна бытовали великие вопросы, тревожа умы стай тысячи лет напролет. Как мы думаем? Почему мы верим? Почему одна стая гениальна, а другая – тупа? До Шкуродера философы убивали время в бессчетных спорах, не приближаясь к истине ни на шаг. Даже Древорезчик топтался вокруг, не осмеливаясь отклониться от традиционной этики. Шкуродер же решительно взялся за поиск ответов. В этих лабораториях допросу подвергали саму природу.
Стальной шел через палату шириной около ста футов. Потолок поддерживали десятки каменных колонн. С каждой стороны высились темные разделительные щиты из аспидного сланца, водруженные на колесиках. Пещеру можно было полностью заблокировать или превратить в лабиринт любой сложности. Шкуродер экспериментировал со всевозможными мыслепозами. Долгие века, минувшие до него, лишь немногие позы считались эффективными: инстинктивная (головами вместе), кольцевая стража, различные рабочие позы. Шкуродер перебирал их дюжинами: звезды, двойные кольца, решетки. Большей частью они оказывались бесполезны и лишь вносили путаницу. В позе звезды один элемент слышал всех других, а остальные могли слышать только его. Фактически вся мысль транслировалась через элемента-концентратора. Он мог вообще не вносить никакого разумного вклада, но любые искажения нескорректированными проходили дальше. В результате возникал пьяный бред… Этот эксперимент, разумеется, был предан огласке.