Плач волчицы - Страница 11

Старые позолоченные часы на камине спальни громко и беспокойно тикали и ослепительно блестели. Одиннадцать тридцать. Уважаемые жители Байю Бро давно встали и трудились в поте лица. Джек не помнил, когда вернулся домой. Видимо, около полуночи. А может, уже рассветало, когда он ввалился в старый дом, который местные жители называли ЛАмур. Он бросил задумчивый взгляд на тяжелую, кровать на четырех ножках, со смятым покрывалом, валявшимся у резного изголовья. Судя по смятым простыням, в ней спала женщина. Он смутно помнил ее… большие голубые глаза и ангельское личико… огонь и хрупкость…

Сейчас в его кровати женщины не было, что само но себе было уже хорошо. У него не было настроения для утренних упражнений. Голова гудела так, .как будто ее долго били колотушкой.

Последнее, что он помнил, это как Леонсио вывел его из «Френчи». Он мог пойти куда угодно и.сделать что угодно. Боль сжала виски, как щипцами, когда он попробовал вспомнить хоть что-нибудь. Забавно, подумал он, и его рот иронически скривился: он напился, чтобы забыть. Почему он не мог оставить все, как есть?

— Потому что ты испорчен, Джек, — пробормотал он хриплым прокуренным .голосом, севшим еще больше после вчерашнего громкого пения в зале, где девяносто процентов посетителей дымили не переставая.

Он попытался подняться со старого скрипучего стула, но после Бог знает скольких часов сна в сидячем положении его тело болело и хрустело. Не без труда встав, он потянулся с изяществом большого кота, почесал свой голый плоский живот, попутно заметив, что верхняя пуговица на его выгоревших джинсах расстегнута, но застегивать ее не стал.

Его взгляд привлек лист бумаги в машинке, и, вынув его оттуда, он стал изучать его, сердито хмурясь на написанное, недавно казавшееся ему совершенством.

Она пытается закричать, она бежит, но в легких нет воздуха, и они работают, как мехи. Только жалостливые тонкие звуки вырываются из груди и отбирают у нее последние драгоценные силы. Слезы застилают ей глаза, и она старается их прогнать, смахнув их рукой, проглотить комок в горле, мешающий ей дышать, и продолжает бежать через густые заросли.

Лунный свет с трудом пробивается через кроны деревьев. Освещение какое-то ирреальное, жуткое. Ветки. хватают ее, бьют по лицу, рукам. Ее ноги заплетаются и задевают корни дубов и ив, которые растут на мягкой, влажной земле. Падая, она успевает оглянуться и увидеть, что смерть уже близко, слишком близко. Спокойная, неотвратимая. Ее сердце бешено колотится, готовое разорваться. Она ползет, стараясь спрятать ноги под себя. Ее руки цепляются за корни и сухие листья. Ее пальцы хватают толстое, упругое тело змеи, и она кричит, стараясь спрятаться от треугольной головы и обнаженных ядовитых зубов, которые кусают ее. У нее начинает кружиться голова, медный привкус страха появляется во рту, болото побеждает ее. Смерть подкрадывается ближе. Неотвратимая, безжалостная, злобно усмехающаяся…

Чепуха. Абсолютная чепуха. С возгласом отвращения Джек смял страницу и бросил ее в направлении корзины для бумаг, которой служила старая китайская ваза и которая вполне могла оцениваться в маленькое состояние. Но Джеку это было безразлично, ему не хотелось думать об этом. Он наткнулся на нее на чердаке, она была завалена старой, съеденной молью одеждой, которую давно нужно было выбросить. Очевидно, она пробыла там довольно долго, потому что на треть была заполнена мертвыми, разложившимися останками и скелетами мышей, которые за это время попали туда и не смогли выбраться.

Джек владел некоторыми антикварными вещами, поскольку они достались ему вместе со старым домом, а вовсе не потому, что он был культурным человеком или покупателем и тонким ценителем таких вещей. Все материальное перестало иметь для него значение с тех пор, как умерла Эви. Его требования к жизни сильно снизились. Еще одна ирония судьбы, потому что большую часть из его тридцати пяти лет он всеми силами пытался достичь положения, при котором мог бы обладать «вещами». Сейчас же все ему стало безразлично.

— Dieu, — прошептал он, качая головой и морщась от боли,-старый Блэкки в аду, должно быть, покатывается со смеху.

Bon a rien, tu, tit souris. Ни на что ты не годен; pas de betises! [15]

Голос донесся из прошлого, из его детства. Голос из могилы. Он вздрогнул при воспоминании об этом голосе. Естественная реакция, хотя прошло так много лет. Часто неразборчивая речь Блэкки Бодро заканчивалась оплеухой по лицу сына.

Джек распахнул окно и облокотился на подоконник. Он закрыл глаза и глубоко вдохнул сладкий запах самшита, легкий аромат магнолии и глицинии. И за всем этим пьянящим дурманом чувствовался темный, коварный запах заболоченной реки-смесь испарений земли и гниющей рыбы.

Благоухание цветов, ласкающий теплый ветерок, птичье многоголосье унесло его в прошлое.

Он вспомнил, как девятилетним мальчишкой, маленьким и худым, босым и неумытым, убегал прочь от брезентового шалаша, который считал своим домом. Он убегал от своего отца, стремясь укрыться на болоте, и его босые ноги поднимали пыль на протоптанной тропинке.

На болоте он мог быть кем угодно и делать что угодно. Там не было ни границ, ни запретов. Он мог владеть целым островом, стать царем аллигаторов, притвориться знаменитым преступником, который разыскивается полицией. Разыскивается за убийство своего отца, которое он совершил бы, будь он старше и сильнее…

— Дерьмо, — пробормотал он, отходя от окна.

Он оставил его открытым и направился в ванную комнату, в которую бывший владелец ЛАмур переделал гардеробную еще в двадцатые годы. Она до сих пор сохранила сантехнику и кафель из настоящего белого фаянса. Правда, вся эта красота потускнела и потрескалась от времени. Джеку повезло еще, что не сгнили водопроводные трубы.

Раздался щелчок, и приемник, стоявший на крышке старого туалета, ожил. Из него понеслись громкие звуки блюза в исполнении Захария Ричарда-«Моя малышка покинула меня». Несмотря на то что от музыки гудела голова, Джек автоматически двигался в такт блюза, наполняя раковину холодной водой. Музыка бросала вызов тишине своим беспокойным ритмом, руладами аккордеона и головоломными пассажами гитары.

Сделав глубокий вдох, он наклонился, сунул голову в раковину, вынырнул через минуту, ругаясь по-французски и отряхиваясь, как мокрая собака. Критическим взглядом он долго рассматривал свое лицо в зеркале, взвешивая аргументы «за» и «против» бритья, и не смахивая капли воды со своего орлиного носа. Он откинул мокрые волосы со своего высокого и широкого лба. Черные брови резко выделялись над налитыми кровью черными глазами. Красноватые линии на щеках, делающие его лицо сердитым, остались в тех местах, куда врезалась его «подушка».

В своем теперешнем состоянии он выглядел опасным и грубым и старался не попадаться людям на глаза. Во «Френчи» его знали как Джека Любимца Публики. Джека, у которого всегда была улыбка на лице. Джека— Дамского Угодника. Жителей Байю Бро удивляло, что их Джек Бодро в литературном мире слыл «современным мастером ужасов».

Он усмехнулся и наклонил голову набок, сухая усмешка искривила его рот.

— pas du tout, mon ami, — прошептал он. — Pas du tout [16]

Он протянул руку, чтобы взять зубную щетку. В этот момент музыка внезапно оборвалась.

— Только что к нам поступила следующая информация, — сказал диктор. Его обычно веселый голос стал строгим и унылым. — «Кейджун новости» только что получили информацию об очередной жертве «Душителя на болоте». Сегодня утром, примерно в семь часов, два рыбака в районе Байю Шене, приход Сан-Мартин, обнаружили тело неопознанной женщины. Хотя официальные власти еще не сделали заявления, из достоверных источников стало известно, что имеется несомненное сходство обстоятельств этой .смерти с тремя другими, произошедшими в Южной Луизиане за последние восемнадцать месяцев. Тело последней жертвы, Шерил Линн Кармуш, из Лоревилля, было обнаружено…