Плачь, детка, плачь (СИ) - Страница 34

Такие мрачные времена и такие напряженные моменты.

Я признаю, что между нами не все было плохо. Я поняла это, когда гнев утих. И все же один вопрос так и остался без ответа: Почему, Мейсон?

Я рада, что все произошло так, как произошло, иначе я бы не выросла. Но я не понимаю, почему ты так поступил со мной. Мы были счастливы по нашим меркам. По крайней мере, я была, но я не верю, что ты был.

Как только я вошла сегодня в этот дом, и ты снова стал собой в моем сознании, я поняла, что с тобой не все кончено, как я думала. Я не знаю, смогу ли я когда-нибудь по-настоящему покончить с тобой, Мейсон Раш, — ты слишком глубоко забрался мне под кожу. Одни только воспоминания настолько ярки, что я почти вижу, как мы стоим перед этой кроватью и танцуем вместе. Так банально, но и так пьяняще, всепоглощающе и почти сюрреалистично.

Мне стоило больших усилий отказать тебе сегодня, потому что грань между прежней и новой Эмилией истончается рядом с тобой. Ты сбиваешь меня с толку.

Я падаю на спину — на эту кровать, где мы столько всего вытворяли, и раскидываю руки. Наша песня через наушники эхом отдается прямо в моем мозгу. Если я сосредоточусь, Мейсон, я все еще смогу почувствовать слабый запах травки и ощутить, как ты наклоняешься надо мной, позволяя своим губам двигаться по моей челюсти и шее в такт этой песне. Я чувствую, как ты прижимаешься ко мне бедрами и шепчешь мне на ухо, какая я, по-твоему, сексуальная. Как ты гладишь меня по волосам, пока я лежу на твоей груди и смотрю в окно на твой сад. Так просто.

Если я сосредоточусь, то увижу здесь все эти странные лица и твои темные глаза, которые преследуют меня, куда бы я ни пошла. На кончиках пальцев я все еще чувствую твою кожу, когда глажу твою грудь, ощущаю соленый вкус на языке, когда облизываю твое горло. Я чувствую твои грубые пальцы на своей заднице, на груди, на шее. И я все еще слышу, как ты отчаянно кричишь мне вслед «Я люблю тебя». Мурашки по коже. Я переворачиваюсь на живот, складываю руки под подбородком, закрываю глаза и слушаю музыку, пока мои мысли блуждают.

Все это время был только секс. Больше ничего. Мы либо трахались, либо молчали. Все, что я знаю о тебе, я знаю потому, что наблюдаю за тобой 24 часа в сутки и потому, что донимаю твою мать вопросами. Я знаю, что ты ненавидишь лазанью, потому что однажды, когда тебе было семь лет, ты съел испорченную, и потом всю ночь просидел в ванной. Когда ты ее ешь, то делаешь это медленно и осторожно. Я знаю, что, когда тебе было 10 лет, ты упал с плакучей ивы и сломал руку. Я знаю, что ты участвуешь в подпольных боях, чтобы что-то почувствовать, потому что иначе ты не чувствуешь ничего, кроме безразличия. Наверное, это тяжело, Мейсон. Но знаешь, чего я не знала, Мейсон? Что у тебя была большая любовь. Я не знала, что есть кто-то, кто может вырвать тебя из моих рук, просто взглянув на тебя. Жаль, что ты не сказал мне об этом раньше. Я бы хотела, чтобы ты рассказал мне хоть что-нибудь. Но ты этого не сделал. Ты никогда не пытался узнать что-нибудь обо мне. Тебя не интересовали ни мои желания, ни то, что мне нравится или не нравится. Могу поспорить, ты даже не знал, что я люблю читать и обожаю фотографировать. Все, что тебя интересовало, — это мои ощущения, способы, которыми ты можешь меня трахнуть, и то, что я позволю тебе с собой сделать. Сет уже знает обо мне больше, чем ты когда-либо знал. А я даже не люблю его.

Если бы любила, не стала бы ему изменять. И так неразборчиво. Если бы любила, то не сидела бы сейчас здесь, думая о тебе, в твоем подвале, в твоей темноте, желая, чтобы она снова поглотила меня.

Как будто ты меня услышал, Мейсон, я чувствую твое присутствие в комнате. Я знаю, что ты здесь, мне не нужно оборачиваться. Мое сердце бьется быстрее, а в животе все трепещет. Я не двигаюсь. Вдруг матрас прогибается, и ты опускаешься на край. Мне приходится взять себя в руки, чтобы не мурлыкать, как кошка, когда твои пальцы касаются моей головы. Потому что я знаю, что это ты, Мейсон. Никто не прикасается ко мне так, и никто не вызывает таких сильных ощущений. Я прикусываю губу, когда твои пальцы пробегаются по моим волосам. Ты любишь мои волосы, хотя они уже не такие длинные, как раньше, и ты всегда говорил обратное. Одной рукой ты медленно гладишь меня по верхней части спины, поверх рубашки, так медленно, затем по всей спине до копчика. По коже бегут мурашки. И вдруг вокруг меня появляется знакомое, сладкое, густое облако дыма, потому что ты, как всегда, выдыхаешь дым мне прямо в лицо. Я глубоко вдыхаю, чего никогда бы не сделала раньше, и чувствую, как ты наклоняешься надо мной, упираясь руками слева и справа от моих плеч. Ты снимаешь с меня наушники и шепчешь мне на ухо слова нашей песни своим хриплым голосом.

— Подари мне свою любовь, детка, я могу добавить своего стыда. Принеси наркотики, детка, я добавлю к ним своей боли. Вот мое сердце. А вот мои шрамы на нем.

Твое дыхание касается моей шеи, и я вся дрожу, когда ты ложишься позади меня и притягиваешь меня за бедра. Твой лоб упирается в мой затылок, а косяк тлеет между пальцами. Я беру твою руку и подношу косяк к губам. Ты ненадолго застываешь, но в конце концов позволяешь мне сделать глубокую затяжку и, выдохнув, я позволяю себе опустить голову на твое плечо. Наблюдая за тем, как я впервые выдыхаю дым через плечо тебе в лицо, ты рычишь от удовольствия.

Ты без рубашки, Мейсон, а на мне только рубашка и трусики. Я снова опускаю голову, и ты проводишь кончиком носа по моей шее, отчего по моему телу снова пробегают мурашки. Затем я слышу, как ты глубоко вдыхаешь.

Я не знаю, что здесь происходит, Мейсон.

Я искренне верила, что ты мне больше не нужен. Но я влюбляюсь в тебя снова, и ненавижу это. Я беру у тебя косяк, и ты позволяешь мне закурить, проводя рукой по моему бедру. Черт, Мейсон, что мы делаем? Но я не могу остановить тебя; не могу, этот момент здесь такой волшебный. Я снова в другом мире, в твоем мире, и мне немного нравится в твоем мире прямо сейчас.

Твои пальцы медленно пробираются вверх под моей футболкой. Подушечки скользят по нежной коже моего живота, и я слегка вздрагиваю. Ты никогда раньше не прикасался ко мне так. Я таю. Твое дыхание продолжает ласкать мою шею, и, когда я снова затягиваюсь травкой, все в моей голове расплывается, словно обволакивается ватой. Твои пальцы продолжают двигаться вверх, Мейсон, и я не останавливаю тебя. Я никогда не останавливала тебя раньше, кроме того ужасного дня и сегодня после обеда. Моя кожа трепещет, когда кончики твоих пальцев оказываются под моей грудью. Ты нежно проводишь по контуру, прежде чем обхватить ее и провести большим пальцем по соску. Из меня вырывается глубокий стон. Косяк выпадает из моей руки.

Я не решаюсь повернуться и посмотреть на тебя, Мейсон, потому что тогда это станет реальностью. Песня из моих наушников звучит над нами и окутывает нас, как одеяло. Твоя рука выскальзывает из-под моей футболки. Кончики твоих пальцев нежно поглаживают мою руку, а затем ты крепко берешь меня за плечо и переворачиваешь на спину. Я быстро закрываю глаза. Я чувствую, как твой большой палец касается моих губ, затем подбородка и шеи. Когда я откидываю голову назад, он двигается по моему горлу и ключицам, где бьется мой пульс.

Я чувствую твой горящий взгляд и твою твердость на моем бедре. Ты отдаешь, ничего не прося взамен. Ты берешь мою руку — нежно и осторожно, не грубо — и кладешь ее на свою теплую гладкую грудь, прямо туда, где бьется твое сердце. И, Мейсон, оно бьется быстро. Я резко открываю глаза и смотрю прямо в твои глаза. Твои ласковые, нежные глаза. В них горит желание, которое я ощущаю и в себе. Затем ты кладешь свою руку одновременно на щеку и на шею. Она такая большая, и от одного ее прикосновения у меня возникает чувство защищенности.

— Я знал, что найду тебя здесь, — мягко говоришь ты. Я прижимаюсь к тебе, потому что мне нужно чувствовать тебя, но отвожу взгляд. Это слишком. Я опускаю глаза и смотрю на свою руку на твоей груди. Указательным пальцем я нежно провожу по новым татуировкам. Ты никогда не говорил мне, что означают твои татуировки маори, но почему-то мне нравятся новые.