Пижон в бегах - Страница 5

Потом они бесшумно прошагали по белому ковру и постучали в дверь дяди Эла особым условным стуком. Это и дурак бы понял, едва услышав их: тук, тук-тук-тук, тук.

Дверь тотчас же открылась, и в коридоре показалась голова дяди Эла.

- Ну? - спросила голова. - Разобрались с ним?

Дядя Эл - здоровенный грузный дядя, состоящий на две трети из мускулов, а на оставшуюся треть - из спагетти. У него черные волосы настолько густые и блестящие, что большинство людей принимает их за парик. Лицо дяди представляет собой обычный набор из рта, глаз, бровей, щек, подбородка и ушей. Все это добро размещено вокруг носа, размерами и формой похожего на клюв орла, грозно нависающий над жалкой двадцатипятицентовой сигарой. Летом, когда он в майке играет на пикниках в мяч, видно, что его мясистые руки, мясистые плечи и мясистая грудь тоже сплошь поросли черными волосами. Не знаю, как насчет его мясистого брюха, но предполагаю, что и оно черным-черно от растительности. Когда дядя сидит в кресле, закинув ногу на ногу, глазам является ещё один густо заросший участок местности, простирающийся от черных носков до черных манжет на брюках.

В обычных условиях голос дяди Эла вполне под стать его мясистости и волосатости. Это бас, благодаря которому без дяди не обходится ни один самодеятельный квартет парикмахеров при выездах на вышеупомянутые пикники. Но сейчас, когда дядюшка спросил: "Разобрались с ним?", голос его звучал по меньшей мере двумя октавами выше. Я впервые в жизни видел своего дядю Эла напуганным.

- Нет еще, - ответил ему один из парней и, в свою очередь, осведомился: - Не у тебя ли он в квартире?

- Ты что, смеешься? - сказал дядя Эл.

- Не будешь же ты его прикрывать, - подал голос второй убийца. Агриколе это не понравилось бы.

- Меня это дело не касается, - заявил дядя Эл. - Я не хочу в него впутываться, совсем не хочу.

В коридоре торчала только его голова с испуганной физиономией.

Пока я стоял на бетонной лестнице среди желтых стен, прижавшись лбом к краю двери, и, моргая, смотрел на узкую вертикальную полоску коридора, до меня начало кое-что доходить. Там, в Канарси, когда эти парни подвалили ко мне, я первым делом решил позвонить дядюшке Элу, единственному знакомому мне члену организации. Я тогда был слишком встревожен и напуган, чтобы понять, почему он так говорит со мной по телефону. Я просто думал, что дядя Эл не расположен к беседе. И теперь, когда я отчаянно ломился к нему в дверь, мне в голову пришла та же мысль. Наши отношения всегда были немного натянутыми, и мы оба испытывали определенную неловкость, общаясь друг с другом. Так почему на этот раз должно быть иначе?

Но когда я увидел его физиономию, которая висела в коридоре, будто отделившись от туловища, когда услышал этот его голос, до меня дошло, что путешествие свое я предпринял напрасно. Дядя Эл не поможет мне, потому что он не способен мне помочь. Он слишком напуган.

Я стоял в коридоре, делал одно обескураживающее открытие за другим, а убийцы тем временем продолжали беседу с дядькой.

- Он поднялся сюда, - сказал первый таким тоном, будто предъявлял дяде Элу неопровержимое обвинение.

- Я что, пойду против Агриколы? - спросил их дядя Эл. - Дурак я, что ли?

Это была одна из его любимых присказок. В молодости он работал таксистом, и теперь, вспоминая те дни, все время восклицал: "По гроб жизни баранку крутить? Дурак я, что ли?" При этом подразумевалось, что ответ должен быть отрицательным.

Первый убийца тем временем твердил свое:

- Он поднялся сюда. И не спускался.

- А как насчет крыши? - спросил дядя Эл.

Оба убийцы покачали головами.

- Чепуха, - сказал первый. - Он пришел сюда, чтобы разыскать тебя.

- Впусти-ка нас, - потребовал второй.

- Слушайте, мне и так неприятностей хватает, - ответил дядя Эл. Жена не в курсе дел, понимаете? Этот ублюдок - сын её сестры. Ясно, что я имею в виду? Тьфу! Да как мне это вам втолковать среди ночи!

- Нам нужен сопляк, - изрек второй убийца.

Первый все никак не мог расстаться со своей идеей.

- Он поднялся сюда.

- А может, поднялся да и опять спустился? - предположил дядя Эл.

- Как? - спросил второй убийца. - Мы сами ехали на лифте. Вот он стоит. - Бандит повернулся и указал на лифт рукой.

- Лестница, - сказал дядя Эл. - Возможно, он спустился по лестнице.

- По какой лестнице? - в один голос произнесли убийцы, а я подумал, что ещё могу понять неспособность дяди помочь мне, но вот, начав помогать им, он явно хватил через край.

Дядя Эл присовокупил к голове ещё и руку, высунув её в коридор. Он показал прямо на меня и сообщил:

- Вон там есть лестница.

Убийцы повернулись, посмотрели сначала в мою сторону, потом друг на друга и двинулись вперед.

Вот и все.

Я ринулся вниз, перепрыгивая то через две, то через три ступеньки разом. У меня был выбор, либо бежать громко и быстро, либо двигаться бесшумно, но медленно. Я предпочел первое. Думаю, они слышали, как я удираю. Ведь я тоже слышал, как они догоняют меня.

Двери, двери, двери, одни двери кругом. Я толкнул дверь на первом этаже и ворвался в вестибюль, потом через дверь вестибюля проскочил в тамбур и шмыгнул в дверь, которая вела на улицу. Длинная черная машина по-прежнему стояла перед домом. В ней никого не было. Я повернул налево к Центральному парку и дал стрекоча.

Убедившись, что они бросили гоняться за мной и убрались восвояси, я выполз из кустов и побрел через парк в сторону Вестсайда.

Погоня прекратилась (во всяком случае, на время), угар прошел, и я начал мерзнуть. Примерно без четверти четыре утра. Среда, двенадцатое сентября. Я точно не знаю, какая была температура, знаю только, что слишком низкая, чтобы разгуливать по Центральному парку в рубахе с закатанными рукавами. Торопливо шагая в западном направлении, я размахивал руками, будто пьяница, ведущий спор с самим собой, и размышлял о своем будущем, которое представлялось мне и весьма туманным, и совсем недолгим.

Как же мне быть, куда податься? На какое-то время мне удалось оторваться от убийц, но я достаточно знал об организации из газет и телепередач и понимал, что не смогу избавиться от неё раз и навсегда. Она не оставит меня в покое, как бы проворно я ни бежал и как бы далеко ни удрал. Я был меченым, и щупальца организации настигнут меня в любом убежище, дабы осуществить свою скорую расправу.

Единственной целью моего бегства был дядя Эл. От него я ждал защиты, в нем рассчитывал встретить союзника, с его помощью надеялся получить объяснение тому, с какой стати меня заклеймили черной меткой. Я все ещё считал это недоразумением, какой-то ошибкой, и единственное, что мне надлежало сделать, - это обнаружить ошибку и исправить её.

Но что теперь? Временно я в безопасности - и только. У меня нет пальто, почти нет денег, и сейчас, когда волнение ненадолго улеглось, я почувствовал, что вконец изнемог. Мне уже давно полагалось бы отойти ко сну.

Пересекая парк, размахивая руками, подпрыгивая и бегая кругами, чтобы согреться, я пытался сообразить, что же мне теперь делать. Больше всего мне хотелось найти какое-нибудь местечко, чтобы отогреться и поспать, какое-нибудь местечко, где я буду в безопасности.

Как насчет квартиры матери? Там даже сохранилась парочка моих пиджаков школьных времен. Я мог выспаться, согреться, перекусить, а уж завтра решить, что надо делать.

Но нет. Разве эти двое убийц не направились прямиком к дяде Элу? Разве это не означает, что они все про меня знают? Знают, к кому я пойду, куда побегу. Может, сейчас они устроили засаду в доме матери и дожидаются моего появления.

Стало быть, надо идти куда-то еще. Куда-то еще. Но куда еще?

Добравшись до Западной Сентрал-Парк-авеню, я так ничего и не придумал. Я вышел из парка между 62 и 63-й улицами, с минуту постоял на тротуаре, потом пересек проспект и двинулся по 62-й. Теперь, когда я наметил себе хоть какое-то место назначения, стоять истуканом было слишком холодно.