Пистолет и Роза (СИ) - Страница 69

Конец получился такой… Такой ужасно грустный и одновременно трогательный (Ксюша почти ревела, ну, а я, простите, камешек), ведь они вопреки всему остались вместе. Мы не хотели хэппи энда в чистом виде, ведь это так избито и предсказуемо. Эффект неожиданности — вот, что главное. Надеемся, у нас получилось его достичь:)

Недавно Ксюша спросила меня, будем ли мы еще что-то писать в соавторстве. Честно, понятия не имею. С ней офигенно работать, и хоть нас разделяет куча километров, я все равно знала, что она здесь, рядом со мной. Что она всегда поддержит и поймет, что бы я не вытворила (а я могу многое, уж поверьте). Я благодарна ей за это так безмерно, что никогда, наверное, и не смогу выразить.

Сейчас мы самостоятельно пишем каждая свое, и иногда (хотя кого я обманываю? Постоянно) спрашиваем у друг друга советов. Наш один мозг на двоих иногда выдумывает неплохие идейки, так что это очень помогает в деле.

«Плоды» работы Ксюши вы можете лицезреть у нее на странице (между прочим, офигенные), я же пишу пока что «в стол». Изредка выкладываю что-то странное и отдаленно напоминающее стихи, но самую глобальную на сегодняшний день работу держу у себя. Я жадная: D

Нет, конечно, я не жадничаю, просто не вижу смысла в том, чтобы выложить эту работу сюда, на просторы фб.

Что-то я разговорилась.

В общем, мы о-очень рады, что — наконец! — дописали историю, в которую вкладывали столько сил и эмоций. Спасибо вам, читатели, вы помогали нам верить в себя и не опускать руки, если что-то не получалось. Мы вас очень любим: 3

========== Не вошедшее ==========

Комментарий к Не вошедшее

МЫ ПРИНЕСЛИ ВАМ ЕЩЕ НЕМНОГО БОЛИ

Просматривая заметки, можно найти много всего интересного. Перед вами сцены, которые так или иначе не смогли попасть в основное повествование. Но это не значит, что они не имеют места быть.

— А когда мама прилетает? — я дергаю дядю Питера за рукав. Он всегда приходит ко мне по воскресеньям и приносит что-нибудь сладкое. Он читает утреннюю газету и пьёт что-то коричневое и жутко горькое, на мой вкус. Я, примостившись на краю большого кресла, чтобы доставать до крышки стола, рисую мелками на бумаге. Человечки получаются совсем не настоящими, но я стараюсь.

Дядя Питер в этом дурацком санатории самый добрый. Он как папа, заботится обо мне. А учительницы английского и математики лишь кричат. Видите ли, им не нравятся кляксы и как я пишу букву «Z». Противная буква совсем не получается. Зато я знаю таблицу умножения и умею делить дроби. А мне всего семь! Вот мама приедет, и я ей всё-всё расскажу и подарю рисунок.

Дядя Питер отрывается от газеты и долго-долго смотрит на меня грустным взглядом. Взрослые все на меня так смотрели, когда я болела.

— Ами, мама не прилетит, — тихо говорит он. Как не прилетит? Уже прошло три месяца. Она всегда приезжает за мной через три месяца. Я считала!

Дядя Питер хлопает себя по колену. Я послушно слезаю с кресла и подхожу к нему. Мужчина сажает меня к себе на ноги и гладит по голове. Я дергаюсь.

— Почему?

— Она гостит на небе, у ангелов, — произносит он.

Сказал бы прямо — умерла. Что страшного в этом слове?.. Постойте… Умерла?!

До меня медленно доходит, что маму я больше не увижу. Не увижу. Не услышу её голос и звонкий смех. Не обниму и не приду к ней ночью, когда приснится страшный сон. Но… Но… Как я буду без мамы? У всех есть мама, а у меня — нет? Так же не бывает. Дети не бывают без мамы. Она всегда рядом. Всегда с тобой.

Мамочка… Мамуля…

— Поплачь, Ами, поплачь, станет легче, — дядя Питер гладит меня по голове и чуть укачивает.

— А папа? — спрашиваю, прижимаясь щекой к холодной ткани рубашки на плече мужчины.

— Он много работает и не может пока забрать тебя, малышка, — он целует меня в лоб.

Папа, забери меня отсюда, я буду тебе помогать. Забери, мне здесь страшно одиноко. Мы же должны быть вместе? Мы же семья.

***

— Уходи, я сказал! — рявкает Зимний солдат. — Сваливай, пока можешь!

Мы почти синхронно поднимаем головы к сизому небу, переполненному звёздами, по которому, стремительно крутя лопастями, несутся в нашу сторону вертолеты. Два летательных средства несут в себе в общей сумме десять противников, вооружённых до зубов. Мы же потрепанные и усталые после пяти часов хождений по смешанному лесу. В этот раз штаб не озаботился, чтобы нас забрали после выполнения задания, и предложил самостоятельно добраться до ближайшей базы. Пешком это около семи часов.

Перевожу взгляд с неба на лес, стеной обступивший поляну, на которую мы выбрались к своей беде.

— Я не уйду без тебя, — упрямо отвечаю, проверяя ножи на перевязи. Все шесть. Винтовка за спиной, на поясе пистолет Макарова. От резких движений раненое плечо саднит под импровизированной повязкой. Но это — мелочь.

— Я старше по званию, так что подчиняйся и вали, — мужчина делает шаг ко мне, окидывая взглядом сверху вниз. Он выше меня на полторы головы и нагло пользуется тем, что я достаю ему лишь до плеча.

— Не уйду, — настойчивее повторяю я, вскидывая подбородок и заглядывая в льдисто-серые глаза.

— Глупая девчонка, — цедит сквозь зубы солдат. — Я пытаюсь о тебе заботиться, Лия. Ты ранена, а у меня не будет возможности прикрывать тебя все время. И если ты сейчас свалишь, то выживем мы оба.

— Джеймс, — вслед за ним перехожу я на имена, — я могу сама за себя постоять.

Он испепеляет взглядом, чуть наклоняется вперёд и целует меня в губы, кладя правую ладонь на мой затылок и не давая вырваться, если бы я этого хотела.

У него обветренные горьковато-пряные, словно кари, уста. Требовательные и чувственные.

У меня колени подкашиваются. Джеймс буквально сминает мои губы, впиваясь в них яростным, страстным поцелуем. Я и не знала, что сердце может так биться. Внутри закипает что-то неизведанное, новое, яркое, прекрасное. Дух захватывает от того, что властные губы и язык мужчины вытворяют с моим ртом; от близости и рук, скользящих по моей спине от шеи до поясницы, заставляя крепче прижиматься к нему. Заставляя чувствовать себя… живой и желанной.

— А теперь иди, — он внезапно разрывает поцелуй и проводит большим пальцем по моей нижней губе, очерчивая изгиб приоткрытого рта. На мгновение касается моего лба своим. — Я догоню тебя или встретимся на базе. Я не хочу тебя потерять, как ты не понимаешь?

— Только попробуй не догнать, — угрожаю я, приподнимаясь на цыпочки и ещё раз целуя такие желанные и доселе запретные губы. — Тебя ждёт серьёзный разговор. Об этом, — указываю сначала на его уста, а потом на свои, — этом.

Вручаю ему винтовку, которая замедляет мои движения, и бегу в лес. Сердце бешено бьётся.

***

Снимаю туфли-лодочки и тихо, держась в тени, бреду вдоль стены. Стараюсь не попадаться под вечно зрячий глаз камеры наблюдения. Отбой был час назад и персонал уже разошелся по жилым отсекам, поэтому попасться в пустом коридоре проще простого.

Босые ступни мерзнут от соприкосновения с бетонными плитами пола. Холод поднимается выше, заползая в штанины брюк и под свободного кроя рубашку, заставляет кожу покрываться мурашками.

Я держу путь в соседний жилой отсек.

Без стука приотворяю дверь, неотличимую от других, зная, что меня ждут, и проскальзываю в помещение. Комнатой это назвать трудно, скорее кельей. Металлическая койка с тонким матрацем, рядом тумба, в ногах кровати — крохотный письменный стол. Неприметная дверца в ванную комнату — иметь собственный душ — здесь роскошь.

Свет приглушён, но после почти тёмного коридора бьёт по глазам.

— Ты пришла, — раздается тихий вздох. Джеймс сидит в изголовье кровати. На нем лишь штаны, а волосы блестят от влаги. Вглядываюсь в такое родное лицо и замечаю тонкую алую полоску, пересекающую скулу.

С нашей последней встречи прошло три дня, растянувшиеся для меня на вечность. Пока Зимний солдат находился на задании, я маялась бездельем, призраком слоняясь по базе.

— Если хочешь, могу уйти, — пожимаю плечами, тянясь к дверной ручке. Я увидела его, это уже что-то.