Письма с войны (ЛП) - Страница 169

Эмма только ухмыльнулась:

- Ну, если б ты на меня не налетела, ты не была бы той Реджиной, которую я знаю и люблю.

Это любящее поддразнивание заставило брюнетку смущенно улыбнуться и, глядя на лицо женщины, освещенное лучами солнца, Эмма внезапно поняла, как сильно она соскучилась по её улыбке. Больше всего на свете её хотелось поцеловать эти губы, но в этом Реджина опередила её, и, когда их уста встретились в поцелуе, Эмма почти удивилась  этому знакомому и, в то же время, такому новому для неё ощущению.

- Я люблю тебя, – хрипло рассмеялась Реджина ей в губы, и сердце девушки затрепетало, а на лице появилась широкая ухмылка. – До сих пор я говорила это только на бумаге.

- Ты говорила это утром, – поправил солдат, довольно покраснев.

- Я знаю. И это действительно так, – серьёзно ответила Реджина, обхватив её лицо ладонями.

- Что значит «говорила это на бумаге»?

Настал черед мэра покраснеть. Она откинулась на спинку стула:

- Доктор Хоппер помогал мне пережить… «скорбь», полагаю. Я, должно быть, написала тебе уже сотни писем.

- Ты, правда, думала, что я мертва, – удивилась Эмма.

- А что ещё мне оставалось думать? – мягко спросила Реджина.

- Не знаю, – Эмма опустила глаза, сложив руки на коленях. – Просто я была так поглощена собственными проблемами, что не задумывалась о том, что здесь происходило, и что приходится переживать тебе.

- Это не проблемы, – начала Реджина, взяв её руку в свои, когда блондинка хмыкнула в ответ. – То есть, проблемы, конечно, но это ведь не как если б ты оттяпала себе палец и убежала. Я это понимаю, по крайней мере, начинаю понимать. Не нужно преуменьшать собственных успехов, любимая.

На этот раз, Эмма усмехнулась и накрыла их сплетенные руки ладонью:

- Я так давно не слышала, как ты говоришь это.

- Любимая, - промурлыкала Миллс, наклоняясь к ней, чтоб оставить нежный поцелуй на шее. Рука Эммы опустилась на её талию, когда они наклонились на своих стульях, позволяя губам отыскать друг друга. Внезапно сознание Эммы пронзила тревожная мысль, и она замерла, останавливая Реджину.

- Сколько ты ходила к Арчи?

- Два года, – Реджина чуть отклонилась назад. – После того, как мне сообщили, я практически вернулась в то состояние, в котором была, когда мне было восемнадцать.

- Про…

Женщина прижала палец к её губам:

- Думаю, сегодня мы обе слишком устали от извинений. Где ты была до Бостона?

- В Германии. В военном госпитале. Во время ампутации у меня случился шок. И мой организм как бы «закрылся». Я была в коме семь месяцев.

- В коме?! – ахнула Реджина, безотчетным движением сжимая её запястья.

Они сидели, держась за руки. Единственное, чего хотелось обеим, это снова разжечь тлеющее между ними пламя, касаться друг друга, чувствовать прикосновения, наслаждаться вновь обретенной любовью. Впереди их ждал трудный путь, Эмма и Реджина понимали это, но каждое воспоминание, которым солдат делился с любимой, делало этот предстоящий путь чуть легче. Эмма так долго готовилась к этому, так яростно боролась с терзавшими её демонами, напоминая себе, сколького уже удалось достигнуть. И теперь, делясь своими воспоминаниями с человеком, который терпеливо слушал её не потому, что ему за это платили, а потому, что хотел выслушать, делясь ими с Реджиной, Эмма чувствовала, что её ноша становится легче.

Шрамы Эммы стали вехами её рассказа, так ей было проще. Она рассказала, как сидела в одной камере с Набилем, и как их стравили, словно животных на арене. Как он спас её ногу, хотя на икре после «лечения» остался шрам, всё еще ноющий иногда ночами. Она даже достала открытку, которую хранила всё это время. Эмма всегда думала, что уже многое испытала в жизни, помыкавшись по приёмным семьям и отслужив столько лет в армии, но только теперь, глядя, как на лице Реджины попеременно отражается ужас, ярость и сочувствие, Свон впервые по-настоящему задумалась над тем, что с неё, пожалуй, хватит. И когда Реджина за руку привела её в кабинет и вытащила из ящика стола коробку, девушка даже не заметила, что её портрет в золотой рамке красуется рядом с ноутбуком Миллс. Слишком притягивали её внимание письма, аккуратно лежащие в коробке. Письма, которых она раньше не видела. И почти в каждом из них брюнетка писала, что скучает по ней, любит её, ждёт её домой. Чернила в самых первых письмах расплывались от слёз. Реджина умоляла её вернуться домой, и, читая эти слова, Эмма чувствовала, как её сердце заходится от боли.

Девушке не удалось как следует задуматься над тем, что пришлось пережить Реджине, пока её не было, потому что брюнетка снова увела её наверх. Пройдя мимо спальни, она открыла дверь в комнату Генри, и Эмма громко ахнула, увидев, как в ней всё изменилось. В комнате, когда-то полной рыцарей и драконов, теперь царил художественный беспорядок. На прикроватной тумбочке и новом компьютерном столе грудой лежали комиксы, из-под кровати выглядывала пара кроссовок, а в приоткрытом шкафу, кроме одежды, весящей на плечиках, она увидела корзину для белья с выглядывающей из-под крышки футболкой. Эмме хотелось заплакать от того, что четырёхлетний ребенок, которого она обнимала в аэропорту, вырос. И хотя она уже видела фотографию Генри, стоящего рядом с саженцем, сейчас слёзы всё равно наполнили глаза.

- Где он? – спросила Эмма, разглядывая клетчатое голубое покрывало с Базом Лайтером и шерифом Вудди.

- Бойскауты, – ответила Реджина, не заметив её реакции, потому что стояла у стола спиной к блондинке. Протянув руку к полке с книгами, она взяла одну. Большой, переплетенный кожей том был толще, чем позволял корешок и, судя по загнутым уголкам и морщинкам на обложке, его читали довольно часто.

Миллс молча протянула ей книгу. Она была тяжелой, и Эмма было подумала, что это сборник сказок, но, раскрыв его, всё поняла.

В углу форзаца аккуратным почерком Реджины было написано: «Декабрь 2005». Надпись ниже поясняла, что в этом фотоальбоме Эмма сможет хранить воспоминания о моментах, проведенных со своей семьёй. Дыхание блондинки сбилось, и по щеке покатилась слеза. Реджина хранила его – рождественский подарок, приготовленный к её возвращению домой, хранила столько лет. Открыв альбом на середине, Эмма листала страницы, неверяще глядя на снимки, не замечая, как тяжело опустилась на кровать. Фотографии, которые висели над её койкой, теперь заполняли страницы вперемешку с листьями, собранными на прогулках и записями, сделанными неряшливым детским почерком вроде той, где Генри рассказывал Эмме, что поймал рыбу. В горле появился ком.

- Боже… вы двигались дальше, – Эмма резко встала, наполненная ужасом. – Вы двигались дальше, и тут я вернулась, и всё, чего вы достигли, пошло псу под хвост. Я должна уйти. Я должна…

Она успела сделать два шага прежде, чем Реджина схватила её за запястье и развернула к себе лицом. Эмма едва смогла посмотреть женщине в глаза. Как ей смотреть на неё, если никогда ещё Свон не чувствовала себя эгоисткой больше, чем в эту секунду? Эмма – беглец. Вот, что у неё хорошо получается – убегать. Но, разумеется, она облажалась даже тут, вернувшись полной развалиной и… Реджина крепко её поцеловала, будто пытаясь физически заставить голоса, наполняющие Эмму сомнениями, замолчать.