Письма президенту - Страница 38

Эти люди (министры, депутаты, муфтии, митрополиты, прокуроры), когда с нами – хмурятся, когда с вами – сияют, кивают, излучают восторг от ваших слов, полное согласие с вашими мыслями, бурное желание бежать исполнять (лежать, сажать). Вы привыкли к такой их мимике.

Попросите у телеканалов запись – ужаснетесь превращению. Холодные, скучающие лица, выражающие циничное неверие. Они, похоже, расслабились, забыли о необходимости всегда быть в маске.

Они вам иногда хлопали, но даже в эти мгновения лица некоторых оставались мертвыми. Они видели, что вы их не видите. А что мы видим их (в прямом эфире) – они забыли.

Забыли, потому что нас (граждан) там, в Кремле, абсолютно нет – ни в палатах, ни в головах.

Телекамеры не раз показывали первые ряды (где самая головка), и оторопь брала – насколько одинаковые лица.

Это коллективное невольное признание – что если есть у вашей «команды» что-то общее, то лишь лицемерие, жадность, пустота.

Пару раз они оживлялись – это когда про отмену налога на наследство и про амнистию капиталов. Но, уважаемый Владимир Владимирович, зайдите с лукошком комбикорма в любой свинарник – вы увидите: оживление будет куда сильнее. И если переводить «хрю-хрю», то, безусловно, получится «браво».

Иногда видишь депутата – настоящая свинья в ермолке. А ведь раньше мне казалось, что это выражение Гоголя хоть и смешное, но бессмысленное. Как это может быть, чтобы свинья и в ермолке? Увы, еще как может.

Все они потом глубокомысленно и восхищенно комментировали ваше послание, выражали всякие надежды и добавляли, что вы, мол, выразили то, о чем они давно мечтали, но выразить не могли. Но мы же знаем, что лучше один раз увидеть (лица), чем сто раз услышать слова.

Вас, конечно, учили определять по мимике и позе: заинтересован ли вербуемый? верит ли? В первых рядах, похоже, не было ни одного.

Вы зачли послание и улетели в жаркие страны. Египет, Израиль, пирамиды, Гроб Господень; и хорошо, что вас временно нет с нами. Хотя, боюсь, и там, на Святой земле, вас замучают вопросами.

Вчера суд должен был огласить приговор Ходорковскому – Лебедеву. Собралась толпа (журналисты, адвокаты, люди в штатском), а на дверях прикноплена бумажка: «Оглашение приговора переносится на 16 мая». И никаких объяснений.

А когда тебе не дают объяснений, пытаешься понять сам.

На первый взгляд – издевательство. Суд завершился 11 апреля, и обвиняемые уже просидели две недели в ожидании приговора.

Слух распускают: мол, судья заболела. Чем же она больна, что не в силах произнести несколько фраз? Чем же она больна, что люди еще три недели должны сидеть, не зная своей судьбы?

Какая внезапная, но очень вовремя случившаяся болезнь.

Вы в послании в понедельник говорили о свободе, демократии, законности; о том, как сделать, чтобы общество перестало считать судебную систему коррумпированной; о том, что необходимо прекратить террор налоговых органов (по мне лучше бы прекратить террор всех органов). А в среду – бац! – десять лет лишения свободы[48].

Как бы это выглядело? Да еще когда вы в гостях, в Израиле, где прячутся партнеры Ходорковского. Представляете, какие вопросы звучали бы там, на пресс-конференции?

А ведь визит в Израиль – первый в истории наших государств. Правильно, что его решили не омрачать.

А потом – Первомай, шашлыки и гулянье. Ну и зачем его омрачать?

А потом – 60-летие Победы. Уж этот праздник омрачать точно не стоит. Съедутся Буши, Шираки, зачем давать им повод для неприятных разговоров?

И ладно бы – важные гости. Но неизвестно, одобряют ли наши ветераны расправу с Ходорковским? Может, одобряют, а может, уже и нет.

Когда арестовали Ходорковского – очень одобряли. Верили, что это поворот политики лицом к народу. Но за два года убедились, что это не политика, а совсем другие счеты. Ибо посадили только ЮКОС, а не десять – двадцать крупных олигархов.

А главное, денежки уничтоженного ЮКОСа не достались людям. Власть заявила: «Государство вернуло себе свою собственность». Люди решили, что жить станет лучше. А вместо прибавки у них льготы отняли. Всё вместе ощутилось как большой обман.

Уважаемый Владимир Владимирович, когда вы произносили послание о свободе и демократии, вы, наверное, даже не думали, что в среду – приговор. А потом кто-то спохватился: не стыкуется!

Ведь если после ваших слов о свободе суд влепит лишение свободы – приговор окажется главнее послания. Приговор окажется настоящим посланием. А послание превратится в декорацию, обветшавшую в два дня (как в страшных сказках).

А так – погуляем 1 мая, погуляем 9 мая – нагуляемся, про послание никто и не вспомнит…

Оптимисты связывают перенос оглашения с «переписыванием приговора в духе послания». Мол, уже готовый приговор срочно смягчают, чтоб соответствовал.

Но почему-то кажется, будто эта пауза – внезапная, очень неестественная, будто кто-то зажал себе рот и нос, – взята, чтобы развеялся дух послания.

Не знаю, как это повежливее сказать, но ведь бывают случаи, когда чуешь, что необходимо задержать дыхание, проветрить помещение.

28 апреля 2005

Уважаемый Владимир Владимирович! Извините за грубый вопрос: что мы получили от минувшего праздника? Ради чего готовились несколько месяцев? Ради чего потратили сотни миллионов долларов?

Праздник – всегда расходы. Но взамен – радость, счастье, светлые воспоминания. А у нас?

На хорошее дело денег не жалко. Никто ж не считает, во что обошелся полет Гагарина. Вся страна ликовала! Мир восхищался! Враги задергались в панике. А теперь?

Сколько мы возбудили злобы! Никогда не было столько криков о зверствах Советской Армии. Прибалты твердят об оккупации, требуют репараций; братская Украина уравнивает бандеровцев с ветеранами Великой Отечественной, друг Буш осуждает… Это – реакция на наши действия. Все это тлело, а мы, получается, раздули.

Мы хотели, чтобы нам низко поклонились. А нас стали оскорблять. Мы хотели всемирной благодарности, но мир не уверен, что сегодняшние мы – это победители Гитлера. (Можно потребовать всемирной благодарности и за победу над Наполеоном. Ничего, что мы потом расстреляли всех дворян, но это же мы разгромили мучителя Европы.)

Миру известно положение наших ветеранов. И мир относится к России лучше, чем она – к своим спасителям.

Мы старались-старались, а в результате наш престиж упал. Такое все чаще случается с вашей вертикалью.

…Бесчисленные патрули с автоматами, блокпосты на въезде в город, бесконечные проверки документов, в метро ежеминутные радиопризывы к бдительности, лица хмурые, глаза ищут диверсантов… Владимир Владимирович, это май 2005-го или октябрь 1941-го? У нас Победа или «враг у ворот»?

В 1941-м комендантский час вводился на ночь. Вы ввели на три дня. Люди не могли попасть домой, не могли попасть на работу, в гости, задерживались машины «скорой»… Звучал военный аргумент: мы исполняем приказ. И военные упреки: «Вы что, не понимаете, что происходит?..» Прежде по большим праздникам закрывали на вход несколько центральных станций метро. Но – чтоб избежать давки. Теперь – закрыли весь город в страхе перед терактом.

Поздним вечером 9 мая телеканал «Россия» повторил парад грузовиков со стариками.

– Папа, смотри! На Красной площади солнце! А у нас – ночь!

– Опомнись, это утром было. Мы запись смотрим.

– Нет, папа! Видишь, написано: «прямой эфир»!

Уважаемый Владимир Владимирович, на экране действительно висела такая надпись (видать, с утра осталась). Но до какой же степени наивен девятилетний человек. Как же вам легко морочить людям головы. Парень совсем не дурак; он тысячи раз имел возможность убедиться, что вечер в Москве и в Перхушкове наступает одновременно. Но появилась на экране волшебная надпись «прямой эфир» – и он поверил, что у вас в Кремле утро. Он верит, что телевизор показывает правду. И по результатам выборов похоже, что не он один.