Письма полумертвого человека - Страница 24

А. С. П. - тот лгал исключительно женщинам (тут, Вы же понимаете, ничего не поделаешь!), а Н. В. Г. был просто какой-то чернильный спрут и жил словно бы постоянно в смертельной опасности. Забавно и печально следить, как в переписке Гоголь обучает Пушкина врать, вовлекает во вранье, требует вранья, умоляет... И как соединился с ним в Хлестакове... И как близко подружился за гробом...

Виноват, увлекся. А все Ваш ремонт. Того гляди, читатель вознегодует: кто же пишет в газете о таких вещах!

А я скажу: это не что иное как поддержка отечественного производителя. Потому что хоть общественность и ликует, и что у нас ни делается - все к врагу хорошего, - а все-таки кроме несчастных безумцев, сочинявших неизвестно зачем то какую-нибудь "Женитьбу", то "Капитанскую дочку", то "Чевенгур", - никто не умел работать как следует. Литература у нас была первый сорт. А история и жизнь - уж не взыщите.

3 июля 2002

Биологическая жизнь

Очень меня помойки интересуют.

И русский язык тоже, конечно. Вот очередной его упоительный парадокс, непреднамеренное сальто-мортале: "жизнь" - возвышенное слово (и понятие), настолько, что если "жалкая жизнь!" - это надобно специально оговорить; и "деятельность" - о, еще возвышенней, она-то и придает "жизни" смысл и не дает последней стать жалкой. Но стоит их объединить, плотно, даже без дефиса, слить в одно - выйдет "жизнедеятельность", которая есть не что иное, как переработка материи в продукты оной жизнедеятельности двух родов: интро, то есть экскременты, и экстра - попросту мусор.

Мусор-то и экстрагируется на помойках. Вернее, так называемый "мусор" здесь, как в биологии: что одному (для одного? из одного?) экскременты, другому - хлеб насущный. Даждь нам днесь.

Ну да, я вот именно и дам. Я выношу на помойку всякие вещи, пришедшие в негодность или, пролежав многие годы без употребления, окончательно доказавшие свою ненадобность. И если совершать к мусорному контейнеру челночный бег, начинаешь гордиться человеческой породой - ей-богу, Самуил Аронович, видишь, сколь далеко превзошли мы грифов.

Грифы эти как раз нейдут у меня из головы. Прочитал тут в одной газете душераздирающую в клочья статью: в Индии, вообразите, живут какие-то парсы, они, натурально, исповедуют зороастризм, а Заратустра объявил священными землю, воду и огонь; смерть же парсы полагают следствием злокозненности какого-то главноверховного демона (согласитесь, довольно практично: хоть какое-то объяснение, а не то, чтобы, как мы, мучаться этой непостижимой уже просто до пошлости - загадкой). Так вот, наши парсы, дабы не осквернять священные стихии соприкосновением с ними гадкого трупа, относят оный труп в специально построенные "башни молчания", а там уж окрест ждут наизготовку хищные грифы. Грифам - это меня потрясло сильнее всего - на утилизацию 1 чел. ед. требуется 3 минуты. (Там, в этой Индии, впрочем, большая беда приключилась: эпидемия, грифы передохли, спецприглашенная английская профессорша орнитологии берется восстановить популяцию через тридцать лет; покамест злосчастные парсы закупают в США солнечные отражатели, чтобы дегидратировать своих покойников, однако не священным огнем, - прям парафраз сказочных вводных типа "добыть жидкость, происходящую не из земли и не с неба"; вонь, пишут, страшная - но нам-то что за дело...)

На утилизацию же газовой плиты 1968 г. р. нашим людям требуется тоже 3 мин. - а ведь плита все-таки не из бренной плоти сотворена, но из долговечного железа! И это воистину достойно изумления. Но еще изумительней - где они, санитары окружающей среды, таятся? Потому что когда выносишь что-то на помойку - никого, тишина, нарушаемая лишь нестройным хором упитанных навозных мух. А возвращаешься через пять минут с очередной порцией - и все готово: обглодано и спрятано, и, думаю, этим уже торгуют на мелочном развале, прилегающем к близлежащему вещевому рынку. Один только разок видел я спину мужика, тянущего мой свинец, - отец-покойник с целью, так и оставшейся мне неизвестной, припас в свое время на балконе кусков пять свинца, каждый килограмм по десять, запросто такой слиток не унесешь.

Мир вещей - мир рукотворный - в точности воспроизводит великий алгоритм природы: лев завалил, скажем, антилопу, полакомился филейной частью, потом пришли шакалы, доели остальное, потом прилетели крупные хищные птицы, поклевали, потом - мелкие, доглодали за крупными, потом червяки справили свою тризну по убиенной антилопе, потом бактерии тоже покушали - пока не останется голый остов. Так и вещь: кто-то покупает ее новой, она служит, покамест не наступает пора вынести ее на лестницу. Откуда ее подбирают нижестоящие в иерархии добывания вещей, тоже пользуются, она ветшает окончательно и отправляется на помойку. Здесь ее (совершенно по Л. Н. Толстому - помните: "На лето мужик, собиравший кости, унес и эти мослаки и череп и пустил их в дело") разнимают на запчасти, что-то отбирают себе (пригодится!), что-то маленько чистят и выкладывают на тряпицу или на газетку на том самом торжище продуктами жизнедеятельности... в общем, откуда берется материя, рассудить не возьмусь, но что не исчезает она никуда факт.

Это, между прочим, постиг еще осьмнадцатилетний Лермонтов, описав в письме к Лопухиной (вернее, вольно пересказав разговор могильщиков в "Гамлете", - перед девушкой рисуясь) круговорот материи в природе:

- и т. д.

Слово "припасы" тоже очень биологично. Потому что запасание всего, что может "пригодиться", точно соответствует накоплению подкожного жира с последующим зимним сосанием лапы. Впрочем, есть тут и существенная разница человек все-таки высшая форма развития материи, потому он не руководствуется одними лишь резонами жизнеобеспечения, но - еще и соображениями, так сказать, роскоши и излишества. Тут он сродни сороке, падкой на блестящее, кажется, не из пользы, но из любви к прекрасному. Вот, например, разбирал я доставшиеся мне некогда в наследство папашины кладовки, под завязку набитые всякой всячиной, и там нашлась коробка, полная уложенных аккуратным рядком круглых штучек. Что это? - спросил я знающего человека. Это стартеры для ламп дневного света, - отвечал знаток. Но к чему они - у нас дома ни единой такой лампы сроду не водилось? - Ты не понимаешь: была возможность взять, он взял.

Если же оставить шутки - думаю, запасливость - из самых антигуманных, самых омерзительных проявлений совка. Потому что общественные взгляды могут даже и (несколько) либерализоваться, и какие-то отдельные события в сфере духа происходить - в смысле, там, обретения им, духом, большей (немного) свободы, и даже мы иногда осторожно и несильно радуемся, что вот-де, все-таки, как сказано у Сумарокова в "Хоре ко превратному свету", "сильные бессильных не давят и людей на улицах не режут". Но "пригодится!" неизменно, страшно в своей неизменности.