Письма о "Новом Журнале" - Страница 1

Михаил Михайлович Карпович (1888-1959) - историк, общественный деятель, публицист, принимал участие в работе "Нового Журнала" начиная с 5-ой книги (1943), а с 12 книги (1946) стал главным редактором и оставался им до своей смерти.

В 1927 г. Карпович был приглашен на работу в Гарвардский университет. Он проработал там 30 лет, создал целую школу американских историков. Кроме того, он принимал участие в различных русских и английских общественных благотворительных организациях, писал свои статьи и рецензии для "Нового Журнала", издал книгу на английском языке "Императорская Россия".

Огромной заслугой Карповича является редактирование "Нового Журнала". Гуль писал в статье, посвященной Карповичу: "Как редактор М. М. был, конечно, незаменимым. И эта незаменимость не только в его большой интеллектуальной и духовной культуре, но и в душевных свойствах. Полная терпимость ко всякому мнению, если только оно серьезно и на подлинно культурном уровне. Благожелательность ко всем пишущим, а поэтому всегда широкий диапазон сотрудников журнала".

В мемуарной книге "Я унес Россию" Роман Борисович Гуль пишет, что М. С. Цетлина[1] и М. М. Карпович предложили ему стать секретарем редакции в 1952 году. Но уже начиная с 25 номера (1951), на обороте титульного листа мы видим: "секретарь редакции Р. Гуль". Секретарем он оставался до смерти Карповича. Гуль (1896-1986) начал сотрудничать в "Новoм Журналe" с 1946 г., прислав из Парижа свой роман "Конь рыжий", который затем печатался из номера в номер. В 1950 г. Гуль эмигрировал в США, а с 1951 г. стал секретарем редакции. О сотрудничестве с Карповичем Гуль писал: "За все годы работы у нас не было даже малейшего недоразумения. Мы работали душа в душу. И для меня это общение с М. М. было большим духовным наслаждением". С 1959 г. и до конца своих дней он оставался главным редактором. Совместная работа секретаря и редактора была своеобразной. Карпович жил в Кембридже, а Гуль в Нью-Йорке. Постоянная переписка, телефонные разговоры шли между Кембриджем и Нью-Йорком. Гуль вспоминал, как они с Карповичем правили одну статью по телефону. Правка заняла около сорока минут, счет за телефон был огромный. В январе 1952 г. Карпович уехал на восемь месяцев в Европу. Письма секретаря с отчетами о проделанной работе и рукописи авторов посылались в Англию, Италию, Женеву, - всюду, куда следовал Карпович.

В настоящую публикацию включены письма пятидесятилетней давности (целиком или в сокращенном виде). На письмах Карповича Гуль делал пометки крестиком, словом "сделано", некоторые фразы подчеркнуты красным карандашом. Из Кембриджа Карпович пишет: "Дорогой Роман Борисович, пишу Вам вкратце по разным делам... 4) Посылаю Вам письмо г-жи Соболевой[2]. Не можете ли ответить ей мягко, что стих ее для нас не подойдет. 5) То же насчет фантастического письма в стихах из Канады от человека, не дающего своего адреса, а просящего ответить по адресу его квартирной хозяйки. Это какой-то староэмигрантский капитан Лебядкин, и от предлагаемой им повести нам тоже лучше любезно отказаться. 6) Письмо Вановского. Я никогда его рукописей от Абрамовича[3] не получал. Нельзя ли снестись с последним по этому поводу? Рукописи, если Абрамович их не потерял, следовало бы посмотреть, хотя они почему-то во мне особого доверия не вызывают. До просмотра рукописей я бы побоялся просить автора о присылке других статей. 8) Возвращаю стихи Ильинского[4]. Согласен с Вашей оценкой. Можно напечатать первые три... 9) Посылаю рецензию Струве[5] на две книги о России. Рецензия интересная, но большая - 9-10 стр. Печатать ее нужно в библиографии петитом. Она немного растянута, есть повторения. <...> Струве я предупреждаю, что придется сократить. Но не сокращайте очень, ради Бога не выбрасывайте ни ссылок на отца[6] (Струве к этому очень чувствителен), ни на его собственную книгу. Было бы хорошо, если бы ее можно было уместить в ближайшую же книгу (т. к. мы давно обещали рецензию о книге Вейдле[7])... 10) Я уже Вам говорил по телефону об ошибке с годом издания. Первый год издания был 1942-ой. Значит 1952-ой год будет одиннадцатым, а не двенадцатым. Не забудьте сделать соответствующие изменения на внутреннем титульном листе 28-ой книги. В конце номера придется поместить поправку[8]..."

Переписка Карповича и Гуля показывает, в каких условиях создавался каждый следующий номер журнала: недостаток средств, нехватка рабочих рук (фактически журнал делали два человека), перепечатка рукописей, трудности с почтовыми отправлениями (как писал Гуль, американская почта работает ужасно). Но журнал героически выпускали и благоприятные отклики на него шли со всех континентов. Историко-литературная ценность этих писем не вызывает сомнений. Готовый номер - это окончательный результат, огромная подготовительная работа в нем не видна, зато в подробностях мы видим ее в этих письмах. В них упоминаются имена, вошедшие в золотой фонд наследия русской эмиграции, встречаются подробности, неизвестные из других источников.

"Дорогой Роман Борисович, спасибо за Ваше письмо от 28. I. До Лондона мы доехали благополучно, хотя в первый день нас порядочно потрепало, а Татьяна Николаевна чувствовала себя неважно всю дорогу. Отчасти поэтому, а отчасти, вероятно, как результат предотъездной утомительной суматохи я на пароходе работать совсем не мог, а первая неделя здесь прошла в хлопотах, неизбежных по приезде на новое место. В гостинице мы оставаться не хотели и дорого, и мало уютно; поэтому много времени заняли поиски комнаты. Нашли мы ее только в пятницу 1-го февраля, а переехали в нее только 2-го. Мы очень ею довольны, несмотря на некоторые неудобства вроде недостатка тепла. Впрочем, мы не мерзнем, а все остальное нам очень нравится. С едой мы пока никаких трудностей не испытываем. Лондоном мы увлечены и уже довольно много здесь видели. Лекции я начал читать вчера и вижу, что особой нагрузки не будет.

Теперь о делах. Очень рад, что с Варшавским[9] все обошлось так благополучно. Рукопись его я увез с собой, пришлите мне его адрес и я ему ее верну, написав ему кстати и письмо. "Ненужные" стихи" (включая стихи Трубецкого[10]) тоже со мной. Что Вы хотите, чтобы я с ними сделал?

Огорчен Вашим сообщением о письме Зеньковского[11]. Ссориться с ним я совсем не хочу, но с другой стороны, его постановка вопроса для меня неприемлема. Ведь это получается какой-то ультиматум: "либо печатаете все, что я предлагаю, либо я ничего присылать не буду". Это для меня как для редактора - не подходит. Я тоже ему напишу и постараюсь его уломать. Может быть, можно будет Алданову[12] не посылать второй корректуры? Ведь и для него самого это разорение! Я ему отсюда напишу и спрошу его, настаивает ли он на присылке и второй корректуры.

Какие стихи Вы пускаете в этом номере? Мне все-таки хотелось бы пустить стихи Одоевцевой[13] целиком, если для этого есть возможность. Прочел здесь 27 номер целиком и считаю, что номер получился удачный. Одновременно читал и своим корректорским глазом. Все-таки втерлись "досадные опечатки". <...>