Письма любимого человека - Страница 1

Лидия Вакуловская

Лидия Вакуловская

Письма любимого человека

^{Рассказ}

Рисунки Л. Смирновой

Еще днем, когда они вошли в ресторан и заняли освободившийся столик у окна, Эмма определила, кто из четверых улетает. За полгода работы в ресторане при аэропорту она научилась безошибочно угадывать улетающих, провожающих и только что покинувших самолет. Улетал, безусловно, щуплый блондинчик в сером грубошерстном свитере, остальные парни провожали его. И улетал, конечно, в отпуск, в долгий северный отпуск на полгода, — это прямо-таки было написано на его светившейся физиономии.

По тому, что выпивки к обеду они взяли немного, Эмма поняла, что долго они не задержатся. Она быстро обслужила их и занялась другими столиками: как-никак у нее их было десять, и ни один сейчас не пустовал. Её поминутно окликали, желая то рассчитаться, то еще что-либо заказать. Словом, приходилось крутиться. И так каждый раз: за смену натопчешься, что ног не чувствуешь. Очень длинная смена: с шести утра до трех ночи.

Это был один из тех северных аэропортов, где все подсобные службы работали почти круглосуточно: парикмахерская, почта, ресторан и буфеты, даже книжный киоск, не говоря о гостинице и камерах хранения. Аэродром находился в двадцати километрах от поселка — в огромной долине, огороженной со всех сторон сопками, — самолеты из-за непогоды, особенно зимой, часто нарушали расписания, рейсы откладывались иногда на несколько суток, и людей, добиравшихся сюда из глубинки — полярников, золотодобытчиков, геологов, — нужно было кормить, устраивать на ночлег…

Видимо, рейс, которым улетал блондинчик в сером свитере, тоже задерживался: парни давно пообедали, но продолжали сидеть за столиком, негромко разговаривая. И не прислушивались, в отличие от других посетителей, к сипловатому голосу из динамика, извещавшему о прибывающих и убывающих машинах. Стало быть, знали, когда блондинчику лететь и не спешили на тридцатиградусный мороз. Сидеть в теплом ресторане куда лучше, нежели гулять по морозу или томиться в прохладном вестибюле аэровокзала.

Если бы за стеклянной дверью на площадке второго этажа стояли люди, ожидая свободных столиков, Эмма намекнула бы парням, что им следует уйти. Но желавших поесть не было, и она оставила парней в покое. Посидев еще примерно с час, они поднялись и ушли.

«Скряги», — подумала о них Эмма. И вовсе не потому, что парни не оставили на столике «чаевых». Эмма заметила, что, когда она подала счет, один из парней внимательно провел глазами по столбцу цифр, как бы проверяя, верно ли сосчитано. Таких клиентов Эмма не любила. Но, слава богу, их попадалось мало. Люди, улетавшие с Севера на материк, не считали не то что копейки и рубли — пятерки и десятки.

Часа через три эти четверо вернулись снова. Теперь они заняли угловой столик в конце зала, который тоже обслуживала Эмма.

— Опять мы к вам, — улыбнулся ей блондинчик и качнул головой. — Чего доброго, и завтракать у вас придется.

— Задерживается рейс? — спросила Эмма.

— Капитально, — ответил он. — Вместо десяти утра на три ночи обещают.

— Ничего, старик, минимум терпения, и завтра ты при любом раскладе — в столице, — сказал ему парень с черной курчавой бородой, по виду самый старший в компании. И спросил Эмму, как старую знакомую: — Чем вы нас теперь, милая девушка, кормить-поить будете?

— Выбирайте сами, — ответила она, поскольку парень держал в руках меню.

Парень был красивый: смуглый, кареглазый, белозубый. И рослый, крепко сбитый. Не то, что блондинчик, или тот, который прежде изучал поданный ею счет. Тот тоже был неказист: остроносый и с маленькими въедливыми глазками. Четвертый парень был так себе, не уродлив и не красив: серединка наполовинку. Во всяком случае всем им было далеко до кареглазого с бородкой. Эмме всегда нравились такие смуглые, белозубые парни.

Особого выбора в меню не было. Эмма посоветовала им взять поджарку из оленины.

— Отлично! — весело сказал кареглазый. Но заказал отбивные и салаты из зеленого горошка.

Спиртное тоже заказывал он. И опять-таки немного.

Сервируя стол, Эмма по отдельным фразам, которыми перекидывались парни, поняла, что они с полярной станции, и удивилась: отчего же это они так скромно, без размаха, провожают товарища? Она считала, что у полярников, как у золотодобытчиков и геологов, денег куры не клюют. А эти пообедали почти «насухую» и сейчас взяли с гулькин нос. Чего доброго, так и просидят до самого отлета…

Они сидели до двенадцати ночи и лишь дважды заказали за это время кофе и печенье. Потом кареглазый с бородкой попросил Эмму принести еще бутылку шампанского.

— На посошок — и мы отчалим, — зачем-то объяснил он Эмме, когда она принесла шампанское. И сказал ей, кивнув на блондинчика: — А Володю на ваше попечение оставим. Ничего не поделаешь: нам с утра на смену, а ехать еще триста километров. Смотрите, не обижайте его, — кареглазый шутливо погрозил Эмме пальцем, блеснув белыми зубами. И прибавил: — Он смирненько посидит часок — и топ-топ на регистрацию билетов. Договорились?

— Договорились, — Эмма тоже улыбнулась кареглазому. Он нравился ей, но она подумала, что он женат.

Они разлили по бокалам шампанское, потом все встали, чокнулись и выпили. Кареглазый тоже чокнулся с блондинчиком Володей, но пить не стал. Видимо, это он не выпил свою стограммовую стопку и за обедом, — водка так и осталась на столе. Эмма сразу сообразила, что парни приехали с полярной станции на своей машине, и кареглазому еще сидеть за рулем. Эммин муж, Костя, тоже никогда не возьмет в рот за рулем. Ну, да ее Костя — особая статья. Он и в праздники, скрепя сердце, раскошелится на бутылку. Костя помешан на машине «Москвич» или «Жигули» — все равно, лишь бы собственная машина. Он и на Север завербовался ради того, чтоб скопить на машину. Работает здесь на «КРАЗе», возит грузы в тундровые поселки, кое-как двести восемьдесят выгоняет в месяц. Долго ждать ему своего «Москвича»!..

Блондинчик Володя вышел проводить друзей до раздевалки на первом этаже. Эмма тем временем убрала со столика посуду, смела крошки со скатерти, поставила, как следует, стулья. Возле стула, на котором сидел улетающий Володя, стоял крохотный чемоданчик. Эмма переставила легонький чемоданчик с пола на стул. Может, это и весь багаж блондинчика? Впрочем, нет, конечно. Просто с тяжелым багажом в ресторан не ходят, сдают в камеру хранения.

Вскоре блондинчик вернулся, прошел на свое место. Эмма видела, как он пристраивал на спинку стула принесенное из гардероба пальто. Шапку положил на свободный стул. Сел, подпер ладонями щеки и, похоже, задремал.

«Слабенький, — подумала о нем Эмма. — Каплю выпил и раскис».

Народу в ресторане не убывало. Однако никто и не подсаживался к придремнувшему Володе. На какое-то время Эмма выпустила его из виду. Когда же обернулась в его сторону, увидела, что он делает ей знак подойти.

— Принесите мне водки, — сказал он.

— По-моему, вы ничего не пьете, — усмехнулась Эмма.

— Вы правы, — сказал он. — У нас на станции сухой закон. Так решили — и точка. Три года никто не нарушал. Но сегодня, мне можно, правда?

Эмма пожала плечами: дескать, ваше дело.

— Нет, вы знаете что? — оживился он. — Я хочу угостить вас шампанским. Вы очень славная девушка, похожи на мою сестру Томку. Завтра я ее увижу и скажу, что она на вас похожа.

Наверно, ему просто хотелось поговорить, надоело сидеть в одиночестве.

— Я не могу, я на работе, — сказала Эмма.

— Да ну, ерунда. Честное слово, вы похожи на Томку. Я смотрю на вас и все больше убеждаюсь…

— Вы меня задерживаете, — мягко сказала Эмма. — Что вам принести?