ПИСЬМА ИЛЬИ ЭРЕНБУРГА ЕЛИЗАВЕТЕ ПОЛОНСКОЙ. 1922-1966 - Страница 6

В архиве Эренбурга сохранились письма Полонской начиная с 1942 года; они использованы в комментариях.

29/III [1922, Берлин] Спасибо, дорогая, за книгу 1. Многое в ней очень по мне (всё, что о наших днях, т. е. о пафосе потери). Я об ней напишу в “Русской Книге” 2 (единств[енное] место, где здесь могу писать). Дошли ли до тебя мои книги? 3 Я посылаю тебе сегодня “Необычайные похождения Хулио Хуренито” 4 – это как будто самое подлинное из всего мной сочиненного. Ты верно знаешь, что я был прошлым маем в Париже – недолго, 18 дней, – выставили 5. Там много хуже [, чем] прежде.

Впрочем, возможно, что мы переменились больше, нежели города. Очень хочу получить от тебя весть – тогда попытаюсь написать и о себе. Мой адрес наверху! 6 Если хочешь здесь издать стихи или напечатать в “Эпопее” 7, пришли мне. Не забудь.

Твой Илья Эр.

21/6 [1922, Бинц, о. Рюген] Сейчас получил от тебя 3 книги стихов 8. Огромное спасибо. Книги пока только проглядел, но уж многое в “Орде” определенно понравилось. О ней (а может, о всех) напишу 9. Я тебе послал неделю тому назад письмо. Надеюсь, получишь и ответишь.

Прочла ли ты Хуренито? Много работаю.

Нежно с тобой

Эренбург. 22/6 Сегодня получил еще письмо от “Островитян” 10. Сижу читаю стихи.

Тв[ой] ИЭ.

Спасибо, родная, за письмо. Стихотворения об “Агари” 11 в нем не оказалось. Жду его, так же как и других твоих стихов.

Рецензия Шагинян 12 вполне комильфотна 13 и даже хороша в иных местах (Кандид 14 , нежность к Хур[енито], свет и тени и пр.). Меня несколько смешит часть о “релятивизме” 15. Не знаю, в чем тут дело – непонимание до конца самой вещи или необходимость блюсти общ[ественную] мораль? (Noblesse (???) oblige 16.) Если ты встречаешься с ней, передай от моего имени благодарность и приветствие. Очевидно, она как-никак умный majeur 17.

Шлю тебе единств[енную] карточку, которая у меня под рукой, “паспортную”. Она все же не менее похожа на мое личико, чем учен[ик] Илья Эр[енбург] 18 на меня.

Напиши мне, как зовут твоего сына 19 и какой он масти? (земные приметы). Какая ты теперь?

Год тому назад – в апреле 1921 – пароходик, на котором я ехал часов в 5 утра, причалил к Pillau. На берег сойти никому не позволили. Но я и не пытался. – Кажется, что мы с тобой уже совсем взрослые и можем вспоминать. Правда?

Когда увидишь мою дочь 20, напиши мне, какая она?

Я заканчиваю книгу “13 трубок” (уже сделал!!). Кроме того, курю из них штук 5 и на солнце старею. Это главные внешние особенности моего здешнего житья.

О всех литературных делах я тебе писал в 2 письмах, отправленных отсюда.

Получила ли ты посылку за Серапионовых? 21 Сердишься ли на меня за рецензию? 22 (ей-ей, “Лошадь как лошадь”).

Если что будет еще о Хур[енито], присылай.

А особливо пиши и пришли свои стихи.

Нежно с тобой

Илья Эр.

20/8 [1922] Villa Algir

Binz a. Rьgen

Дорогая моя, я писал тебе – кажется, дважды – ты молчишь. Почему? Деловое – получила ли ты наконец посылку АРЫ 23 “Серапионовых”, которую я послал на твой адрес? Она выслана из Лондона 3 июня под № “Е 75468”.

Получила ли письма и стихи? 24 И почему не выслала обещанной Агари?

Я как-то говорил с Викт[ором] Бор[исовичем] 25. Он тебя очень ценит и любит. Он славный, но без базы, т. е. без больших прямых линий. Весь – детали. Впрочем, м. б., так и лучше.

Если были где-либо статьи об “Учителе” 26 и обо мне – пожалуйста, пришли. Напиши также, можно ли тебя обременить небольшим литерат[урным] поручением?

Главное – просто напиши. Целую.

Твой Эр.

Если встречаешься с издат[елями], расспроси, не хочет ли к[то]-л[ибо] приобрести право переизд[ания] “Хуренито” в России. (Здешнее – разошлось.) Очень прошу – простить за просьбу.

Полярная звезда и проседь окон.

Какая же плясунья унесет

Два рысьих солнца мертвого Востока

Среди густых серебряных тенёт?

Ну как же здесь любить, забыв о гневе? – Протяжен ямб, прохладой веет смерть.

Ведь полюбив, унылый Псалмопевец

Кимвал не трогал и кричал как зверь.

О расступись! – Ведь расступилось море.

Я перейду, я больше не могу.

Зачем тебе пророческая горечь

Моих сухих и одичалых губ?

Не буду ни просить, ни прекословить.

И все ж боюсь, что задохнешься ты -

Ведь то, что ты зовешь моей любовью -

Лишь взрыв ветхозаветной духоты27.

Берлин 13/9 [1922] Helikon-Verlag 28

Bamberger Str. 9

Berlin

Дорогая моя, спасибо за твое хорошее письмо. (Мне кажется, что ты умеешь писать и прозу.) Это – первое. Остальные, верно, пропали. Пришли мне обязательно свои новые стихи!

Приехал сюда Пастернак 29. Это единственный поэт, которого сумел я полюбить настоящей человеческой любовью (человека). Вне всего этого – у него изумительные стихи. Мне – радость. Знаешь ли ты его “Сестра Моя Жизнь” 30.

Стараюсь вопреки всему (а всё бывает всяким и часто всем) работать. При прозе это – письменный стол и многие часы. – Роман 31. Что выйдет, не знаю. Чую меж подъемов страшные срывы. Многие главы будут, вероятно, слабыми. Впрочем, написана лишь 1 / 3 и ту переделываю. “Хуренито” у меня купил Госиздат 32. Скоро обременю тебя некоторыми поручениями.

Вчера получил письмо от Слонимского 33 и Груздева 34. Очень милое. Отвечаю 35.

Пильн[як] 36 меня не только ненавидит, но и распространяет обо мне самые мрачные слухи, так что у меня с ним не может быть никаких дел кроме членовредительских.

Спасибо за то, что пишешь об Ирине. Мне это много сказало. М. б., ее привезет ко мне сестра моя этой зимой 37. Может быть, весной я буду в Питере.

Я бы очень хотел тебя видеть и говорить (вне навыков нашего ремесла). Пиши мне.

Целую!

Твой Эренбург.

Заезжий двор. – Ты сердце не суди

И не щади его – оно большое.

И кто проставит на груди “Свободен от простоя”.

И кто составит имя на снегу

Из букв раскиданных, из рук и прозвищ?

Но есть ладони – много губ

Им заменяли гвозди.

Столь невеселая веселость глаз,

Сутулость вся – тяжелая нагрузка,

Приметы выгорят дотла

И уж, конечно, трубка.

Одна зазубрина, ущербный след -

И глубже всех изданий сотых

На зацелованной земле

Вчерашние заботы.

Я даже умираю впопыхах.

И пахнет нежностью примятый вереск -

Парная, розоватая тропа

Подшибленного зверя38.