Писатели и издатели - Страница 6

Мое литературное поколение выросло под влиянием Максвелла Перкинса[7] — каждый начинающий редактор стремился быть похожим на него. Между писателями и новоиспеченными редакторами существовала глубокая привязанность, это был своего рода духовный союз. Встречается подобная преданность и по сей день, однако предубеждение против нее растет. Современный издательский бизнес диктует свои требования: в частности, публиковать лишь коммерчески прибыльные книги. Эта аксиома проникает в сознание начинающего редактора — и доходит до мозга костей. Представляю, как нелегко ему (или ей) удержаться от того, чтобы не начать продвигать ту или иную книгу, желая сделать ее хоть немного «популярней». Безусловно, это не улучшает отношений с автором.

На сегодняшний день приходится выбирать между высокой прибылью и серьезной литературой. Издательства бьют тревогу по поводу будущего хороших книг, притом что сами это будущее определяют. Возможный путь к спасению — молодые редакторы. Серьезная книга никому неизвестного автора сегодня имеет шанс выйти в свет, только если какой-нибудь молодой редактор сделает из нее сенсацию. Издатель, скорее всего, ему поверит. Это своего рода издательская благотворительность, которая будет существовать до тех пор, пока издатели хоть немного верят в своих редакторов, а те — не теряют мужества.

Продавец книжного магазина спросит: «Почему бы вам не обратиться к малым формам?» Ему не нужно пояснять свой вопрос. Все и так понятно. Малые формы — это тонкие книги, которые занимают меньше места на полке. Соответственно, доход с каждой полки растет. Но писать рассказы… К сожалению, я еще в юные годы попал под влияние Томаса Манна, который говорил, что лишь основательность может быть занимательной[8]. Сошлитесь на Манна — и почувствуйте себя интеллектуалом.

К плохим рецензиям я отношусь так же, как кандидат в президенты — к отсутствию избирательской поддержки. После отрицательного отзыва на «Вечера в древности», напечатанного в «Нью-Йорк таймс бук ревью», несколько друзей мне позвонили с вопросом: «Ты в порядке?» Рецензию я прочитал за неделю до того и уже не расстраивался. Я ответил, что испытываю те же чувства, что предвыборный кандидат, против которого выступил губернатор Скенектади. Ведь отсутствие поддержки в Скенектади не значит, что я перестану баллотироваться в губернаторы. Вот и рецензия (черт бы ее побрал!) наносит ущерб не мне лично, а моему бумажнику. В наши дни плохой отзыв в «Санди таймс» бьет прежде всего по кошельку. Мое авторское самолюбие практически не задето. Хотя в ранние годы я воспринимал отрицательный отзыв как личное оскорбление. Человек, посмевший его написать, был для меня воплощением зла. Впрочем, я так ни разу и не поколотил рецензента, о чем сейчас говорю с некоторым сожалением. Помню, как я сидел рядом с Филиппом Ро[9], после того как он написал разгромную рецензию на «Американскую мечту». У Ро, царствие ему небесное, были свои достоинства, но мужество к ним не относилось. Поэтому на одной из вечеринок я сел рядом с ним на диван и полчаса подряд, пока мы говорили о чем-то постороннем, улыбался и напирал на него всем телом. Я был безупречно вежлив, и все бы ничего, если бы я угрожающе не склонялся над ним, вжимая в диван. Он был в панике, ждал, что я вот-вот его ударю. Наверное, со стороны это выглядело смешно. Ро был крупного телосложения, и вдвоем на этом диване, мы, наверное, напоминали пончики, слипшиеся на дне пакета.

Майкл Шумахер. А не страшно ли писателю показаться глупым, когда он позволяет себе рисковать?

Норман Мейлер. Всегда хочется быть выше этого страха, но порой я по-прежнему думаю: «Отзывы будут хуже некуда. То, что я пишу, никого не порадует, а кое-кого очень даже опечалит». С другой стороны, риск захватывает и дарит ощущение свободы.

Иногда с самого начала понятно, что замысел обречен на провал. В случае с книгой о Древнем Египте было бы куда интереснее, если бы ее написал какой-нибудь неизвестный автор. Читатели сгорали бы от любопытства: что это за новый оригинальный писатель? Когда я работал над «Вечерами в древности», я заранее знал, что первые страниц пятьдесят читатель будет листать книгу, недоумевая: «О чем это пишет Мейлер»? Это выведет его из равновесия, ведь в наши дни каждый хочет прослыть проницательным человеком. Приятно думать, что полностью контролируешь ситуацию. А если кто-то поступает вопреки ожиданиям, это здорово раздражает.

М. Ш. Что вас спасает в таких ситуациях?

Н. М. Уверенность в себе как профессионала. Не самонадеянность, а именно уверенность. Если я не умнее своего рецензента, проблем не избежать. В конце концов, я лучше всех знаю свою книгу. Поэтому, читая дурной отзыв, я просто о нем забываю. И это помогает, кроме тех случаев, когда помочь уже невозможно. Потому что если нет ни одной положительной рецензии, это катастрофа.

Как правило, не важно, хороша ваша книга или плоха. В любом случае хороших и плохих отзывов будет примерно поровну. Самая отвратительная книга наверняка получит три положительных рецензии из десяти, в то время как гениальная получит шесть. Случается, что по всей стране книга получает исключительно хорошие или исключительно плохие отзывы; это происходит в том случае, если она импонирует или противоречит каким-то общенациональным ценностям — обычно такое не остается без внимания прессы. Грубо говоря, это может быть роман, цинично отзывающийся о трагедии 11 сентября.

Громкий литературный успех — дело случая. Роман «Нагие и мертвые» был моей крупнейшей литературной удачей. В 1946 году люди уже не так интересовались книгами о войне. Однако «Нагие и мертвые» вышли в 1948-м, и к тому времени читающая публика уже созрела для очередного военного романа. Выйди книга раньше, не уверен, что она пользовалась бы таким же успехом.

С другой стороны, когда я заканчивал «Вечера в древности» (на которые у меня ушло одиннадцать лет), я жалел, что работал недостаточно продуктивно и не завершил книгу на год раньше. Это дало бы мне определенное преимущество. За год до выхода книги Египет был в моде. В музее «Метрополитен» в Нью-Йорке прошла большая выставка, которая потом отправилась путешествовать по стране. Но когда «Вечера в древности» увидели свет, было уже поздно. Интерес практически пропал. То же самое произошло с «Призраком Проститутки»[10]. Роман был опубликован в 1992-м, «холодная война» уже закончилась. Тема утратила актуальность. Между тем семью годами раньше, когда я брался за книгу, ЦРУ еще вызывало интерес. Вывод: не пишите с расчетом на то, что читателей заинтересует тема книги — и, соответственно, возрастут объемы продаж. К тому моменту, когда книга будет готова к печати, все может измениться. Расчет здесь бесполезен, полагаешься только на случай.

Ах, популярность! Писатель приносит книгу, издатель решает ее прорекламировать, — появляется слабая надежда, что она станет бестселлером, — и вот автор соглашается поехать в рекламный тур, чтобы привлечь внимание читателей.

Я думаю, что любой писатель, к которому рано пришел успех — Капоте, Видал, Стайрон[11] да и я сам, — сталкивался с тем, насколько нелегко проявлять живой интерес к людям, когда сам оказываешься объектом всеобщего интереса. Подобное тщеславие особенно остро ощущается во время рекламного тура. Вы становитесь центром внимания. Обратная сторона медали — вас начинают использовать всеми возможными способами. Ведь карьера журналиста напрямую зависит от того, сможет ли он взять вас в оборот.

При этом учтите, что три журналиста из четырех вашу книгу не читали. На то, чтобы задать вам вопрос, они потратят два процента своей энергии, вам же для ответа понадобятся остальные девяносто восемь. Например: «Расскажите о вашей книге». Ответьте несколько раз на этот вопрос — и почувствуйте себя так, будто толкаете в гору лимузин, у которого заглох мотор.