Пираты южных морей - Страница 28

И тут Том понял, что священник разгреб песок и обнаружил первый кол!

За следующие полчаса они отыскали второй и третий колья, а потом Том снял жакет и как безумный принялся копать песок, а пастор Джонс стоял рядом и смотрел. Солнце уже весьма ощутимо склонилось к западу, когда лопата Тома ударилась обо что-то твердое.

Даже если бы он наткнулся на собственное сердце, едва ли грудь его затрепетала бы сильнее. Ибо то был сундук с сокровищами!

Священник, невзирая на почтенный возраст, спрыгнул в яму и начал остервенело отбрасывать руками песок. Наконец с некоторым трудом друзья вытащили облепленный песком сундук наверх.

Он был предусмотрительно заперт на висячий замок, и потребовалось нанести немало ударов лопатой, чтобы сбить петли. Пастор Джонс своими руками откинул крышку.

Том Чист нетерпеливо склонился над раскрытым сундуком. Он не удивился бы, если бы тот был забит золотыми монетами да драгоценными камнями. Однако сундук оказался заполнен наполовину тетрадями в толстых переплетах и бумагами и наполовину — парусиновыми мешочками, надежно обвязанными крест-накрест бечевкой.

Священник взял один из таких мешочков, и тот зазвенел у него в руках: он был полон денег.

Пастор перерезал веревку и дрожащими руками протянул мешочек Тому, и тот, объятый исступленным восторгом, с кружащейся от радости головой и затуманенным взором, обрушил из него, прямо на разложенный на песке жакет, сущий ливень сверкающих серебряных монет, которые со звоном и бряцанием образовали на грубой ткани блестящую кучку.

Старый джентльмен воздел руки к небу, а Том созерцал монеты и гадал, происходит ли все это на самом деле и уж не грезит ли он. Зрелище действительно было совершенно невероятное.

Всего в сундуке оказалось двадцать два таких мешочка: в десяти из них были серебряные монеты, в восьми — золотые; еще в трех был золотой песок, а последний, немного поменьше остальных, содержал драгоценные камни, обернутые в хлопок и бумагу.

— Этого достаточно, — вскричал священник, — чтобы сделать нас обоих богатыми на всю оставшуюся жизнь!

Лучи жгучего летнего солнца, хоть и клонившегося к закату, нещадно палили их, но друзья наши этого даже не замечали. И не ощущали они ни голода, ни жажды, ни усталости — лишь сидели, словно загипнотизированные, в окружении разбросанных по песку мешочков из-под денег, с огромной кучей монет на жакете перед ними да распахнутым сундуком позади. Солнце уже вовсю клонилось к горизонту, когда пастор Джонс наконец принялся изучать бумаги, хранившиеся в сундуке.

Две из трех тетрадей в толстом переплете, несомненно, представляли собой вахтенный журнал пиратского корабля, все это время стоявшего в устье Делавэрского залива. Записи же в третьей были сделаны на испанском языке, и, судя по всему, то был журнал какого-то захваченного ими судна.

Друзья сидели на песке, и добрый старик читал своим высоким надтреснутым голосом записи о кровожадных деяниях пиратов, из которых они и узнали, кто же стоял на якоре за мысом. А оказался это не кто иной, как прославленный капитан Кидд. Время от времени его преподобие прерывал чтение и восклицал: «Ах, проклятые негодяи!» или «Какие же отъявленные мерзавцы!» — а затем снова продолжал зачитывать тот или иной отрывок.

А Том Чист сидел да слушал, то и дело украдкой прикасаясь к куче денег, усыпавших жакет.

Можно лишь гадать, зачем капитан Кидд вел эти кровавые заметки. Возможно, потому, что они уличали в преступлениях весьма многих знатных людей из колонии Нью-Йорк: располагая подобными свидетельствами, пирата уже невозможно было привлечь к суду без того, чтобы не засадить вместе с ним на скамью подсудимых с десяток, если не больше, весьма уважаемых джентльменов. Оставь прославленный пират их у себя, и они, без всяких сомнений, послужили бы мощным оружием защиты, дабы оградить его от виселицы. И действительно, когда капитана Кидда в конце концов осудили и повесили, то отнюдь не по обвинению в пиратстве, а лишь за то, что он ударил черпаком по голове не подчинившегося ему моряка, да и ненароком убил его. Преследовать же Кидда за пиратство власти не осмелились. Но, как бы ни было сформулировано официально предъявленное ему обвинение, на самом деле этого человека повесили именно потому, что он был пиратом, и нам известно, что разделаться с ним помогли эти самые вахтенные журналы, которые Том Чист впоследствии привез в Нью-Йорк.

Но не будем забегать вперед и вернемся к нашим героям. Итак, пастор Джонс сидел и в сгущающихся сумерках зачитывал эти ужасные летописи пиратства, а Том все слушал его, не сводя глаз с кучи золотых и серебряных монет.

Ну и зрелище открылось бы тому, кто застал бы там наших друзей! Но они были одни-одинешеньки: лишь гигантский купол ясного неба над головой да широкая белая пустыня вокруг. Солнце опускалось все ниже и ниже, и наконец они решили, пока еще совсем не стемнело, взглянуть на остальные бумаги в сундуке.

В основном то были банковские векселя, выписанные на некоторых самых могущественных купцов Нью-Йорка. Пастор Джонс, читая сии имена, узнавал почти все, ибо они были известны ему по слухам. Вот, например, есть такой джентльмен — священник предположил, что встретит его имя здесь. Ага! Вот и мистер такой-то. М-да, если все эти векселя подлинные, то получается, что проклятый негодяй ограбил и одного из его лучших друзей.

— Интересно, — произнес священник, — зачем мерзавец так старательно спрятал эти бумаги вместе с остальными сокровищами, ведь в таком виде они не принесут ему пользы? — И сам же ответил на свой вопрос: — Наверняка Кидд сделал сие потому, что векселя дадут ему власть над человеком, на которого выписаны, и он сможет весьма неплохо заработать, прежде чем отдаст их владельцам. Вот что я тебе скажу, Том, — продолжил он, — езжай-ка ты сам в Нью-Йорк, да заработай на их возвращении. Это будет весьма неплохая прибавка к твоему состоянию.

Большинство векселей было выписано на имя некоего Ричарда Чиллингсворта, эсквайра.

— А он, — заметил пастор, — один из богатейших людей провинции Нью-Йорк. Ты должен отправиться к нему и рассказать, что мы здесь нашли.

— Когда мне выезжать? — лишь спросил Том Чист.

— С первым же судном, которое подвернется, — ответил священник. Затем он, все еще держа в руке векселя, наклонился и притронулся к куче денег, так и лежавшей на жакете. — Слушай, Том, — продолжил он, — а не уделишь ли ты и мне десятка два этих дублонов?

— Можете взять хоть пятьдесят, если хотите! — Том был искренне благодарен доброму пастору, да и внезапное богатство сделало его великодушным.

— Ты все такой же славный мальчик, какого я знал всегда, Том, — ответил священник, — и я буду благодарить тебя всю оставшуюся жизнь.

Наш герой сгреб обеими руками серебряные монеты:

— Возьмите, сэр, и вы можете взять еще столько, сколько захотите.

Он высыпал деньги в руки добряка, и священник собрался было положить их к себе в карман, но вдруг замер, охваченный внезапно возникшими сомнениями.

— Все-таки не знаю, подобает ли мне, лицу духовного звания, брать эти пиратские деньги, — заявил он.

— Но возьмите, пожалуйста, — настаивал Том.

Однако пастор колебался.

— Нет! — горячо воскликнул он. — Я не возьму эти деньги, ибо на них кровь! — И с этими словами высыпал монеты обратно в уже опустевший сундук, затем поднялся и отряхнул с брюк песок. Потом он весьма энергично помог мальчику завязать мешочки и уложить их назад в ящик.

Они закопали сундук в том же самом месте, где и нашли, и пастор сложил бесценную бумагу, где было указано, как отыскать сокровища, и аккуратно убрал ее в бумажник.

— Том, — объявил он уже, наверное, раз в двадцатый за день, — сегодня ты сделал себе состояние.

И Том Чист, запихивая себе в карман пяток дублонов, которые изъял из своего сокровища, наконец-то понял, что все происходившее с ним было никакой не сон, а самая что ни на есть правда.