Пираты южных морей - Страница 22
По приказу капитана Моргана пленники, вместе с некоторыми пиратами, проворно взобрались на реи и принялись ставить паруса, что в весьма сгустившейся к тому времени ночной темноте довольно долго оставалось незамеченным с остальных кораблей, стоявших вокруг них на якоре.
И пираты вполне могли бы благополучно скрыться, получив вдогонку лишь пару выстрелов от боевых кораблей, но тут взошла почти полная луна, и часовые на ближайших судах флотилии увидели, что на борту флагманского корабля творится нечто непонятное.
Их окликнули с одного из кораблей и, не получив ответа, повторили оклик. Но даже тогда испанцы могли бы не заподозрить неладное: мало ли по каким причинам флагман снимается с якоря, не крикни с реи один из испанцев — и капитану Моргану так и не удалось выявить, кто это сделал, — что их корабль захвачен пиратами.
Везение флибустьеров закончилось, ибо тут же была объявлена тревога. На ближайших судах поднялся жуткий переполох: выкрики отдаваемых приказов, барабанный бой, беготня матросов.
Но к тому времени паруса флагманского судна уже наполнились сильным береговым бризом, дувшим в гавани. Но приказу Моргана плотник обрубил оба якоря, и галеон поплыл прочь, с попутным ветром ежесекундно набирая скорость. Единственным судном, которое могло хоть как-то воспрепятствовать пиратам, было самое ближайшее. На нем уже расчехлили одну из пушек и послали флагману прощальный выстрел, попав куда-то в носовую часть, как по разлетевшимся в свете луны осколкам определил наш герой.
При звуке выстрела те суда флотилии, что до сих пор не поднялись по тревоге, немедленно пробудились, так что пираты поняли, что прежде чем они смогут считать себя ускользнувшими в открытое море, им еще предстоит пройти через строй вражеских кораблей.
И разыгралась баталия, надолго запомнившаяся нашему герою, которая сопровождалась, по его мнению, самой ужаснейшей канонадой из всех, какие когда-либо знавал мир. Поначалу все было не так уж и плохо, поскольку испанцам потребовалось какое-то время, чтобы расчехлить и зарядить орудия: к подобному происшествию они оказались совершенно не готовы. Но вскоре по галеону открыл огонь один корабль, за ним другой — пока бедному Гарри не стало казаться, что сойдись на них хоть все громы небесные, даже тогда не поднялось бы столь чудовищного шума, и что погибели им теперь уже, совершенно точно, не избежать.
Луна уже стояла полной, так что поднимавшиеся клубы дыма представали белыми как снег. Воздух, казалось, полнился свистом и ревом ядер, каждое из которых при попадании в галеон из-за производимого грохота и туч извергаемых в лунный свет щепок воображение нашего героя увеличивало в десять раз.
Потом он вдруг увидел, как какого-то беднягу бросило на палубу, и когда тот поднял из-за мачты руку, оказалось, что кисти у него нет, а рукав рубашки весь в крови. При виде сего зрелища несчастный Гарри совершенно лишился присутствия духа и более не сомневался, что ему уготована подобная же участь, а то и похуже.
Впрочем, все это были мелочи по сравнению с тем, какой оборот дело могло принять при свете дня: ибо, поскольку все происходило в темноте и испанцы заряжали пушки в чрезвычайной спешке (а многие даже не понимали, из-за чего весь сыр-бор), в назначенную цель попадало едва ли одно из двадцати ядер, остальные же пролетали мимо.
Тем временем капитан Морган и мсье Симон, следовавший за ним по палубе, встали как раз над тем местом, где наш герой укрывался за фальшбортом. Капитан раскурил трубку и теперь стоял в ярком лунном свете рядом с перилами — руки за спиной, взгляд с невообразимым спокойствием устремлен вперед, — уделяя внимание грохоту сражения не более, чем если бы оно происходило за сто километров от него. Время от времени он вынимал трубку изо рта, чтобы отдать приказ пирату за штурвалом. В остальном же великий буканьер стоял совершенно неподвижно, лишь ветер развевал за спиной его длинные рыжие волосы.
Если бы не вооруженная галера, пираты без особых потерь увели бы галеон, даже несмотря на всю эту пальбу, поскольку ближайший к ним военный корабль, стоявший на якоре в устье гавани, все еще находился весьма далеко, и они могли бы обойти его, держась берега, да и темнота была им на руку. Однако в тот самый момент, когда в поле их зрения появилось открытое море, из-за мыса выскочила эта самая галера, с явным намерением либо полностью перекрыть выход нашим пиратам, либо же вынудить их приблизиться к военному кораблю на достаточное расстояние, чтобы тот расстрелял их из своих орудий.
Галера сия, должен вам сказать, была, как и все остальные подобного типа, что можно повстречать в тех водах, — с длинным остовом и низкой посадкой на воду, дабы легко было грести. Нос острый и сильно выдающийся, с возвышающимся над ним вертлюгом, а на корме — ряд галерей, сооруженных одна над другой по типу крепостной стены в качестве укрытия для нескольких отрядов мушкетеров и командующих ими офицеров.
С правого фальшборта наш герой увидел, как приближается галера, и решил, что совершенно невозможно избежать либо ее, либо боевого корабля. Однако капитан Морган все так же сохранял невозмутимый вид, лишь время от времени отдавая распоряжения рулевому, который стал брать левее, чтобы попасть в открытое море. Такой курс все больше и больше приближал пиратов к военному кораблю, который теперь начал вносить во всеобщую канонаду и свою лепту, причем с результативностью гораздо большей: после каждого залпа раздавался грохот и треск расщепленного дерева, и воздух то и дело оглашался воплями и стонами раненых. Да уж, оказавшись в подобном положении при свете дня, они наверняка бы погибли, но, как я уже говорил, из-за темени, замешательства и спешки испанцев пиратам все-таки удалось избежать полного разрушения — хотя и больше чудом, нежели какими-либо своими сознательными действиями.
Тем временем галера, придерживаясь курса на абордаж, подошла на достаточное расстояние, чтобы тоже открыть по ним огонь из мушкетов, так что к грохоту канонады теперь добавился и свист пуль.
Еще две минуты, и противник подошел бы к самому их борту, как вдруг капитан Морган выкрикнул приказ рулевому: право руля! В ответ тот с величайшей скоростью завертел штурвал, и галеон, с готовностью подчиняясь рулю, стал ложиться на курс, который неминуемо привел бы к столкновению с врагом.
По-видимому, сперва испанцы подумали, что пираты намереваются проскочить у них за кормой, ибо они тут же начали табанить, чтобы перекрыть путь сзади, и вода вокруг них вся так и вспенилась. Одновременно с этим они открыли такую пальбу из мушкетов, что было просто чудом, что они не причинили большего ущерба.
Что до нашего героя, то он, кажется, позабыл обо всем на свете и думал лишь о том, окажется ли маневр капитана успешным или же нет, ибо Гарри с самого начала, словно по некому наущению свыше, сообразил, что затеял Морган.
В этот момент, столь ключевой для осуществления великолепного замысла, рулевого сразила пуля. Услышав пронзительный крик, наш герой обернулся и увидел, как тот повалился вперед и упал на четвереньки. Кровь стекала под ним в черную лужу, а более не удерживаемое рулевое колесо бешено завертелось — так, что спицы слились в одно сплошное пятно.
Корабль вмиг потерял бы ветер, если бы не наш герой, который прыгнул к штурвалу (несмотря даже на то, что капитан Морган отдал приказ встать у руля кому-то другому), схватил рукоятки и принялся крутить их назад, пока нос галеона не развернулся на прежний курс.
Поначалу Гарри не думал ни о чем, кроме как об осуществлении замысла своего капитана. У него и мысли не возникло о пушечных ядрах или пулях. Но теперь, восстановив курс, он вдруг словно пришел в себя и увидел, что галереи галеры буквально залиты огнем от выстрелов мушкетов. Сердце его ушло в пятки от полнейшего ужаса, когда он осознал, что сейчас все эти выстрелы предназначаются уже ему. Гарри с отчаянием осмотрелся по сторонам, но никто не спешил облегчить ему задачу, взявшись за которую он был все-таки полон решимости довести дело до конца, хотя и отдавал себе отчет, что в каждый последующий миг его может настичь внезапная смерть. В ушах у него гудело и звенело, а голова кружилась, словно в приступе лихорадки. Не знаю, дышал ли отважный юноша, но вот глаза зажмурил крепко, словно это как-то могло уберечь его от пуль, лившихся на него дождем.