Пираты Марокко - Страница 93

Постояв немного, Пьер вздохнул и пошел к пристройке в глубине двора. Под раскидистым дубом он как бы в нерешительности еще немного постоял, потом направился к домику и толкнул дверь. Прямо перед ним стояло простое кресло, покрытое бараньим мехом, на котором сидел Фома.

Пьер остановился, вперив в друга свои серые глаза. Бывший друг поразил его своим видом. Перед ним сидел совсем не тот Фома, каким он знал его прежде. Этот поседевший и осунувшийся человек лишь едва заметно походил на прежнего Фому. Седые волосы были зачесаны назад и спадали ровно подстриженными прядями на плечи. У него было худое лицо и большие пристальные глаза фанатика, какие иногда встречаются среди верующих. Брови раскосматились, а бородатым лицом он походил на древнего мученика-пустынника, давшего обет одиночества и молчания.

– Что, не узнаешь меня, Петька? – сказал Фома на русском. И этот говор как-то странно подействовал на Пьера. Воспоминания нахлынули мгновенно. На какой-то миг он перестал видеть окружающее, а перед глазами всплывали картины далекого детства, проведенного на берегах Волхова.

– Признаться, Фома, я не ожидал видеть тебя таким, – ответил Пьер тоже на русском, уже с немалым трудом подбирая слова.

– Эге, да ты уже и родной язык стал забывать. И по-французски говоришь с акцентом, и русский забыл. Плохи твои дела, Петр.

– Это почему же? Не вижу ничего плохого. Все идет по воле Божьей.

– И все же я рад, что ты выбрался из рабства, хоть я немало сделал для твоего исчезновения. Злобствуешь?

– Вначале да, так и было, но теперь не замечаю в себе этого чувства, Фома. Ты за все получил сполна. И Ивонна мне все рассказала.

– Ивонна святая, Петр. Тебе так повезло с ней, как многим и не снилось.

– На все воля Божья, Фома. Так, значит, нам уготовано свыше.

– Тоже верно. Ладно, садись. Ты пришел поговорить со мной. Я ждал этого и готов. Я готов все вынести, пережить и считаю, что как бы ты меня ни поносил, я заслуживаю большего. Слишком много пакостей я наделал в твоей семье. Хоть я и раскаялся, но прощения Божьего не чувствую в душе своей. Стало быть, искупленье моих грехов не настало.

– Успокойся, Фома. Меня и Ивонна просила не досаждать тебе излишними обидами. Все пронеслось, поросло былью. Что об этом говорить, когда вся жизнь еще впереди, и ее надо прожить достойно.

– Узнаю тебя и завидую тебе, Петр. Ты бы никогда не опустился до моего позора. Ты правильный человек. И жаль, что я не понял этого раньше. Хотя я не совсем прав. Я понял, но не принял этого. А теперь мучаюсь и не нахожу должного душевного утешения.

– Не казни себя, Фома. Утешение придет к тебе. Ивонна не в обиде на тебя, хотя, я думаю, и не простила окончательно. Во всяком случае, видеть тебя она не хочет.

– Эх, Петр! Если бы ты знал! Мне кажется, что именно ее нежелание меня видеть и мешает мне заполучить должное утешение и душевный покой. Может, ты попытаешься уговорить ее посетить меня, а? Это мне надо для искупления страшного греха. Упроси, уговори ее, Богом заклинаю и прошу, Петр.

– Я попробую, Фома. Она женщина богобоязненная и все поймет. Она сможет переступить через неприязнь, страх и недоверие. Я в этом уверен. А ты жди и надейся.

– Я не благодарю тебя, Петр, но буду молиться за тебя и за твою семью. Вы единственное, что заставляет меня остаться и жить в этом бренном мире.

– Это ты зря затеял, Фома. Об этом грех говорить. Жизнь тебе Богом дана не для того, чтобы ты ее прерывал сам по своему хотению. Терпи и молись.

– Пусть всегда тебе сопутствует удача, Петр. Я сожалею обо всем, что натворил, но что можно теперь сделать?! Ведь что прошло, того уже не вернешь. Пусть Бог тебе помогает в делах твоих и не лишает счастья с Ивонной.

– Спасибо, Фома. Живи у нас, коли это тебе нравится.

– И тебе спасибо за то, что не держишь зла на меня, непутевого грешника.

– Мир тебе, Фома. До свидания.

С тяжелым чувством Пьер вышел на воздух, вздохнул полной грудью, ощущая, как живительные соки побежали по жилам. Он как бы вышел из задымленного трюма корабля на ветер и свежий воздух.

«Вот что получилось из моего друга детства, – подумалось Пьеру с сожалением. – А мог бы быть мне компаньоном и другом до конца дней наших. Но вот только у меня к нему не осталось ничего дружеского, хотя и камень за пазухой у себя я тоже не замечаю».

Ивонна вопросительно глянула на Пьера, когда он вошел к ней в спальню.

– Тяжело мне было там находиться, Ивонна, – сказал он, тяжело опускаясь на край кровати. – Не ожидал я увидеть его таким. Ты права, он кается, но это не приносит ему облегчения. Это он так говорит, и я ему верю.

– Давила мне рассказывал об этом. Во всяком случае, ты поговорил с ним?

– Да, Ивонна. И это были не самые приятные минуты моей жизни. Кстати, Ивонна, он умоляет тебя посетить его. Это, как он говорит, может облегчить его угрызения совести и снять немного тяжесть совершенного греха.

– О чем ты говоришь, Пьер! Я и подумать не могу об этом. Мне так страшно, что я не могу решиться на это. И не проси.

– И все же, дорогая, это будет твоим вкладом в богоугодное дело. Ты же не хочешь, чтобы из-за тебя страдал человек, хотя и сильно виноватый перед тобой. Он искренне хочет искупить вину, покаяться перед тобой. Окажи ему такую услугу, Ивонна. Это и тебе принесет облегчение, хотя вначале, я думаю, будет нелегко. Подумай, милая, и согласись со мной. Это будет угодно Богу.

Ивонна задумалась, рассеянно расчесывая свои пышные волосы. Она медленно водила по ним гребнем, лицо женщины стало задумчивым и даже несколько потеряло свою прелесть.

Пьер видел ее колебания, нерешительность и ждал. Ему было неприятно принуждать жену, хотелось, чтобы это к ней пришло само, по собственному разумению и решению.

– Ох, Пьер, – наконец вымолвила она с тяжелым вздохом, – как мне, видит Бог, не хочется этого делать. Но ты прав, дорогой. Мы должны прощать даже недруга своего. Потому я решила последовать твоему совету. Я его навещу, может быть, даже завтра. Но мне нужно время, чтобы настроиться на это. Так сразу мне трудно. Но я обещаю, что обязательно навещу его. Бог тому свидетель, Пьер.

– Вот и отлично, моя прелесть. Я знал, что твоя добрая душа не откажет страждущему в его просьбе. Ты устала за день, так что ложись спать.

– А ты? – с некоторой долей опасения спросила Ивонна.

– Но как же я без тебя, Ивонна! Разве можно без тебя жить на белом свете? Я только с тобой.

Он быстро разделся и нырнул в жаркие объятия жены. Она лишь вяло запротестовала против непогашенных свеч…

Время летело так быстро, что Пьер не успел обернуться, как дела стали настойчиво призывать его в Марсель.

Появился Арман. Его приторные любезности на этот раз вызвали у Ивонны некоторое раздражение. В спокойной обстановке ей без труда удалось угадать тайные желания друга Пьера. Это ей было противно, но холодок в ее разговоре Арман не сразу уловил.

– Простите, – молвила она важно, – вам, друзьям, столько надо переговорить, что мое присутствие лишь будет вас отвлекать, – порывисто встав, она удалилась в сад, где Мари играла со щенком под присмотром няни.

Арман с сожалением поглядел ей вслед и тихонько вздохнул.

– Ты знаешь, Пьер, твоя жена просто восхитительна. Особенно ее способность краснеть. Это положительно сводит меня с ума.

– Представь себе, что меня тоже, но ведь она моя, а тебе приходится лишь облизываться. Разве я не прав?

– Сожалею, но это так. И будь она не твоя супруга, я бы обязательно попытался ее соблазнить. Клянусь всеми святыми – я бы это сделал!

– Я тоже очень сожалею, Арман, но ничего предложить тебе не могу, – Пьер был недоволен поворотом разговора в столь неприятном ему направлении и постарался показать это Арману.

– Разве я не понимаю, Пьер. Я просто завидую тебе и, конечно, не питаю никаких надежд. Это мне не по карману, – закончил он и рассмеялся веселым смехом. В этом смехе был весь Арман с его беззаботной артистической натурой.