Пиратика-II. Возвращение на Остров Попугаев - Страница 52

— Сначала я никак не мог понять, что же это такое виднеется вдали, в море. Точнее сказать, небо вокруг него стало какое-то не такое. Рваное, разверстое. А луна — ее будто порубили кинжалом на толстые ломти, порвали в клочья…

Черный Хват вскочил на ноги, и фрукты, которые он держал, упали в огонь и зашипели, брызнув последним соком.

Поднявшись, он сумел разглядеть, что странной громадой, загородившей от него луну и звезды, был низкий черный корабль. Его мачты и нарезали небо на куски. И что самое удивительное — его сверху донизу окутывала какая-то пелена, вроде черной вуали. Она-то и рассекла луну причудливой тенью. А на самом корабле не горело ни единого фонаря.

У Черного Хвата чесались руки выхватить из костра горящую ветку и замахать ею, сообщить о себе. Но он сдержался. Уж больно подозрительным показался ему этот черный корабль без огней. Потом Хват подумал: «Поздно. Они наверняка уже заметили костер».

Ему хотелось, чтобы его нашли. Спасли. Но он чуял опасность…

— Понимаешь, я никогда раньше о ней не слыхал, — сказал он мистеру Зверю.

— А я слыхал. Всего один раз. Когда шел на «Бей больней», как раз перед тем, как меня высадили. Говорили, что эта «Вдова» сетью поймала самого Голиафа. Она охотится на пиратов. А если ловит — они принимают страшную смерть в трюме ее корабля. Никто не знает, что это за казнь. Но ни один пленник от нее не ушел, даже Голиаф. Если легенда не врет.

— Поверь, Зверек, «правда то, что это жаль, и жаль, что это правда».[8]

Черная «Вдова» стояла в открытом море далеко от берега. Видимо, бросила якорь. И вскоре Черный Хват заметил, что к острову идут две шлюпки. На них тоже не горели огни, зато за обеими тянулись сети.

— Я уж думал пуститься наутек. Этот корабль был как призрак, и шлюпки его не лучше. Подумал — и дал деру. Бросил костер, спрятался в пещеру и побежал по лестнице. Но потайную дверь не закрыл, на всякий случай — а вдруг я ее потом открыть не сумею? Поднимался уже минут десять, когда услышал внизу их шаги. Внутри утеса было черным-черно, словно в могиле. Но я хорошо видел в темноте — и они, кажется, тоже.

— Где они тебя поймали?

— Около люка. Я к тому времени сплел веревку из травы и лиан, чтобы подниматься и спускаться. Хотел выбраться наружу, втянуть ее и захлопнуть люк, а потом прижать чем-нибудь тяжелым. Но не успел. Они меня схватили прежде, чем я к веревке притронулся. Некоторые из них были чернокожие, а другие бледные и светловолосые, как наш Феликс. Один заговорил со мной.

— Вы из пиратского племени, — сказал он.

Я ничего не ответил — не успел дыхание перевести. А его товарищ добавил:

— Мы отведем тебя к нашему капитану, Мэри Ад.

Посетители, лежавшие под столами в «Оптеке», беспокойно зашевелились. Чернокожая женщина с ракушками в ушах дала им понять, что дуэль между собеседниками на скамейке маловероятна. Один за другим они выползали на свет божий и заказывали еще выпивки. Трое или четверо отважились даже выйти из хижины и сесть у пруда. Стало совершенно ясно: двое моряков за столом драться не собираются. Но все-таки от них старались держаться подальше.

Черный Хват закончил свой рассказ неожиданно весело и быстро.

— Команда у нее скандинавийская, даже чернокожие. Она и сама из Скандинавии. Бледная, как сырая картофелина. Одевается в черное, как ворона. Мне она не грозила смертью. Сказала только: «Ваша душа, мистер Хват, блуждает в потемках». — Не пойму, откуда она знала мое имя и вообще так много обо мне. — «Но мне нужны не столько вы, сколько ваша бывшая госпожа, Малышка Голди. Она за свою короткую жизнь натворила немало бед. Ее отец убил моего мужа. С тех пор я ни разу не ступила на берег». От нее-то я и услышал, что случилось с Артией, с ее кораблем и с Голди. А еще Мэри сказала мне, что сдается ей, ни ту, ни другую не повесят. Они обе слишком умны для этого, каждая по-своему. «Станете ли вы, мистер Хват, вместе со мной искать Малышку Голди?» — спросила она. Я ответил: «А что еще мне остается?» — «Ничего, — согласилась она. — Вы прослужите на моем корабле семь лет. Это цена, которую вы заплатите мне за свою жизнь. Работа будет трудной. Когда этот срок истечет, можете идти куда глаза глядят. — Потом улыбнулась — и улыбка-то у нее не как у людей — и добавила: — Вы умеете видеть в темноте, как и все люди в моей команде. У нас эта привычка возникла потому, что мы живем далеко на севере, там, где шесть месяцев в году не светит солнце и дни темны, как ночи. А вы? Как вы этого добились?» — Я объяснил ей, что для этого и ношу уже много лет черную повязку. Закрываю то один глаз, то другой. И научился видеть через нее. Мэри опять улыбнулась. Оказывается, за эту способность она решила подарить мне жизнь. Благодаря ночному зрению я мог работать на ее корабле, где никогда не зажигается ни один фонарь.

С тех пор Черный Хват странствовал на «Вдове». Обращались с ним как с пленником, работать заставляли как каторжного, иногда заковывали в цепи, кормили объедками. Корабль Мэри ходил словно бы по воле ветра и волн, и в конце концов всегда отыскивал тех, кто ей нужен. И почему-то ее всегда сопровождала хорошая погода. Хотя ей больше пошел бы жестокий шторм.

Однако найти Голди никак не удавалось. Тогда я предположил, что негодяйка, если она жива, может быть, до сих пор находится в Ангелии. И добавил, что я сохранил кое-что на память о ней — если не считать пули, которую она выпустила в меня (эта пуля застряла в картонной подбивке жилета). Но остались у меня и вещички поизящнее — шарфик, который она обронила, обрывок кружев с ее манжеты. Зачем я их сохранил, да еще и спрятал ненадежнее, в непромокаемый мешочек из акульей кожи? Чистой воды актерство. Как в спектаклях. Оброненный платочек, например, упоминается в «Отелло» Шейкспера, где я сыграл Яго. Шикарная роль! Эти мелочи иногда бывают полезны, хоть сразу и не угадаешь, для чего. Соленый Питер говорил мне, что самые умные из почтовых голубей умеют распознавать запах вещей, а потом отыскивать людей, которым эта вещь когда-то принадлежала. Как собака-ищейка. А Мэри — она всегда всё знает — сказала, что в Ангелии разводят белых голубей, в Доброделе и Довере. И обучают их подобным трюкам. Вот я и купил пару таких птичек. Приучил их узнавать запах шарфика и кружев — запах Голди, даже следы его, оставленные там, где она часто появляется. А потом отправил мерзавке парочку писем.

Видимо, таких голубей дрессируют в основном моряки, вот они и умеют находить в Ландоне все харчевни и таверны, где околачивается морской народ. А может, голубь сразу и не нашел Голди. Короче говоря, после первого письма она не дала о себе знать. А Мэри велела сообщить ей, что Артия находится в Довере — дескать, после этого Голди непременно туда примчится. Но потом я послал вторую записку. О том, что Артия идет в Эль-Танжерину. И на этот раз мы чуть было не нагнали Голди.

Но Мэри хотела сначала убрать с дороги еще один корабль. Франкоспанский. Пиратский. Только и всего. Мэри всегда предпочитает настигать свою добычу в море. Я уже говорил, на берег она никогда не сходит.

Черный Хват подмигнул Зверю.

— Приятель, я тебя не утомил?

— Гм… Прости, Хват… Что-то меня разморило… — Он сам себе дивился. — От жары, наверное…

— А может, чего-нибудь в выпивку подмешали, или в еду, или в старую добрую трубочку? — Мистер Зверь туманным взглядом уставился на Черного Хвата. Тот ухмыльнулся: — Надо отдать тебе должное, ты долго держался. Обычно Кикрей намешивает сильное снадобье, такое, что и быка свалит.

— Ки… Кикрей…

— Та самая милая дама, которая подавала нам обед. Она из команды Мэри, ходит вместе с ней на «Вдове». А как ты думаешь, отпустили бы меня отдохнуть и перекусить без присмотра? Мы узнали, что ты тут, Зверек. А Мэри давно жаждет познакомиться с тобой, гнусным старым пиратом. Именно такие типы ее и интересуют.

Зверь сделал попытку подняться. Но не смог сдвинуться с места.