Пират Его Величества - Страница 70
Была середина дня, легкий ветер гнал в высоком небе россыпь облаков, и «Троица», лавируя, шла под полными парусами. Тремя днями ранее Гектор вернулся на корабль, и, как и было уговорено с алькальдом, донью Хуану и «Санто-Росарио» оставили в Пайте в обмен на штурманское имущество с королевской верфи. Доставленные канаты, парусина, запасы твердого жира и смолы означали, что «Троицу» можно в полной мере подготовить к дальнему плаванию, а поскольку никого из команды не прельщало плыть обратно в Панаму и возвращаться сушей через джунгли в Карибское море, было решено взять курс на юг и покинуть Тихий океан, обогнув оконечность Южной Америки.
— По-твоему, наш лоцман знает, что делает? Кажется, его больше интересуют азартные игры, а не то, идем ли мы верным курсом, — с сомнением заметил Дан. Он то и дело посматривал на грека, который назвался Сидиасом. Указав рулевому нужный курс, он достал складную доску и уселся играть в нарды с боцманом. Они затеяли жаркий спор относительно правил игры. Сидиас настаивал, что играть нужно по греческим правилам, так как те древнее.
— Пока мы следовали его советам, и ничего плохого не стряслось, — заверил Гектор индейца. — Он говорит, вдоль побережья сильное встречное течение, и нам нужно удалиться по меньшей мере на сотню миль от берега, а потом повернуть на юг. Сидиас утверждает, что, держась открытого моря, мы выиграем не одну неделю времени.
— Он намерен вести нас через Пролив или пойдет вокруг Мыса?
— Еще не говорил, — ответил Гектор.
— Тогда от лоцмана проку немного, — фыркнул Жак, только что подошедший к друзьям. Понизив голос, он спросил: — От тех лоций, что мы скопировали, будет толк, когда мы станем искать вход в Пролив?
— Откуда я знаю? Мы же их не проверяли.
— Если навигационные записи капитана Лопеса были столь ценны, то я не понимаю, почему донья Хуана просто не вышвырнула их за борт? Выронить папку из кормового иллюминатора она могла в любой момент, — сказал Дан.
— Откуда тебе знать, как думают эти аристократки! — сказал ему Жак. — Донья Хуана могла ведать ценность папки и захотела вернуть ее в руки испанцев. Но, вероятнее, ей доставляло удовольствие дурачить шайку тупоумных моряков. Для нее это была игра, демонстрация своего превосходства.
Он умолк, потому что у него за спиной кто-то кашлянул. На палубе только что появился Бэзил Рингроуз, с квадрантом и записной книжкой в руках. Вид у него был больной, кожа выглядела восковой и бледной, глаза были налиты кровью, а дыхание — затруднено. Многие в команде считали, что он до сих пор страдает из-за того, что, решив провести ночь на берегу, укрылся под деревом манзаниллы. Ночью разразился проливной дождь, и когда Рингроуз проснулся, кожа у него покрылась красными пятнами — пока он спал, на него с дерева стекали ядовитые капли. Сами пятна и вызванное ими жжение давно прошли, но Рингроуз никак не выздоравливал, мучаясь от частых головных болей, а временами в глазах темнело и он почти слеп.
Рингроуза настиг очередной приступ жестокого, выворачивающего наизнанку кашля, и штурман, протянув руку, схватился, чтобы не упасть, за ванты у наветренного борта.
Заговорил Дан:
— Я тут спрашивал Гектора, как нам лучше идти — вокруг Мыса или через Пролив.
— Я бы выбрал Пролив, — сипло ответил Рингроуз. — При условии, что мы отыщем туда вход. Весьма вероятно, вдоль побережья россыпи всяких островов и рифов. Того гляди, налетим на какой-нибудь и разобьемся в щепки.
— Тогда почему не идти вокруг Мыса?
— Потому что английский корабль там ни разу еще не проходил. Об этом наш капитан, предлагая уплыть из Южного моря, как-то забыл упомянуть. Испанцы и голландцы ходили вокруг Мыса, но, насколько мне известно, больше никто. Даже сам Дрейк выбрал Пролив. Там, дальше, ледяные острова. — Рингроуз отхаркнул и сплюнул через поручни сгусток мокроты. — Так или иначе, вокруг Мыса путь длиннее. Сомневаюсь, что до Рождества мы вернемся в родные воды. И кто знает, какой прием нас там ждет.
— Вряд ли худший, чем тот, что устроят испанцы, если мы останемся здесь, — сказал Жак.
Рингроуз наградил его сардонической улыбкой.
— Ты не забыл, что мы — охвостье незаконной военной экспедиции? Капитан Шарп и его приятели покинули Ямайку, даже не испросив разрешения у губернатора. Ни одному из наших главарей не давали задания отправляться в набег на Мэйн. Следовательно, все мы — пираты, если властям угодно будет так считать.
— Но у сэра Генри Моргана никакого разрешения не было, а он напал на Панаму и получил рыцарское звание.
— Он вернулся с такой добычей, что стал слишком богат, чтобы его судили. А мы? Что добыли мы, хоть из кожи вон лезли? По несколько сотен песо на каждого! Откупиться от неприятностей не хватит. Кроме того, у нас нет тех связей с богатыми и влиятельными людьми, какие имел Морган.
Наступило недолгое молчание, потом вновь заговорил Рингроуз:
— За то время, что нас не было на Ямайке, случиться могло что угодно. Новый король на троне, другой губернатор, объявлена война или подписаны мирные соглашения. У нас нет никакого представления о том, что переменилось и как перемены повлияют на наше возвращение. И узнаем мы не раньше, чем сами там окажемся. — Он посмотрел на небо. — Гектор, солнце уже почти в зените.
Гектор отправился с Рингроузом на корму, где у игровой доски, скрестив ноги, сидел Сидиас, по-прежнему погрузившийся в перипетии игры в нарды. Он даже не поднял головы, когда по палубе скользнули тени. Рингроуз произвел полуденное наблюдение и записал результат. Гектор заметил, что рука штурмана дрожит.
— Как думаете, сколько нам еще идти до Пролива? — сказал Рингроуз нарочито громко, чтобы Сидиас не мог больше притворятся, что ничего не замечает.
Грек нехотя поднял голову. Он наморщил лоб, словно бы глубоко задумавшись, а потом объявил:
— Пять или шесть недель. — Потом вновь обратил свое внимание на раскладную доску и подчеркнуто показным движением переставил одну из шашек, ясно давая понять, что у него нет желания продолжать разговор.
Через шесть недель после отплытия от Пайты Сидиас заявил, что пора поворачивать к суше, и Шарп последовал его указанию. Словно бы соглашаясь с подобным решением, ветер сменился и задул с идеального румба, с юго-запада, и благодаря посвежевшим порывам на траверзе «Троица» устремилась вперед как подстегнутая. Настроение на корабле быстро поднялось, люди повеселели и преисполнились надежд. Прошло какое-то время, температура воздуха упала, и команда догадалась, что корабль достаточно отклонился к югу и уже где-то неподалеку Пролив. Людей охватила беззаботная радость, они словно бы праздновали завершающий этап плавания. Были початы тайные запасы бренди и рома, и кое-кто, напившись, шатался и запинался о доски палубы. Гектор, однако, тревожился все больше. Они с Рингроузом по счислению пути определяли положение корабля. Бывало, навигаторы расходились друг с другом во мнениях относительно хода «Троицы», того, сколько миль пройдено, снесло или нет галеон с курса океанским течением. В каждом случае Гектор уступал, полагаясь на мнение более опытного товарища, и отчасти потому, что болезнь сделала Рингроуза раздражительным и обидчивым. Доверия заслуживали только наблюдения, полученные с помощью квадранта, и по этим данным выходило, что корабль находится на пятидесятом градусе южной широты. Но ничто не говорило, насколько близки они к материку, и Гектор давным-давно махнул рукой на Сидиаса, решив, что тот в лучшем случае бесполезен, а в худшем лучше не задумываться. Грек был игроком по натуре, и в том, что они в целости доберутся до побережья, полагался на удачу. Когда бы его ни спрашивали, скоро ли на горизонте появится земля, Сидиас отвечал уклончиво. Его задача, как он постоянно отвечал, состоит в том, чтобы опознать открывшийся берег, а потом указать, в какую сторону нужно идти кораблю. Грек был настолько необщителен, что Гектору пришлось как-то вечером разыскать Сидиаса и в глаза спросить, неужели его не волнует, как он вернется обратно в Пайту. В ответ грек равнодушно пожал плечами.