Пионерский гамбит 2 (СИ) - Страница 51

— Эх, было бы таких книжек в библиотеке побольше… — мечтательно прошептал Марчуков. — А то там вечно скукота сплошная… Слушай, а ты своего капитана Зорина просто так, прямо из головы придумал?

— Ну да, — осторожно ответил я. Понятия не имею, если честно, откуда Кирилл его взял. Может быть, это был какой-то собирательный образ из всяких героев доступной фантастики, а может это он сам себя представлял героическим капитаном звездолета. Сам-то я никогда не писал, так что хитросплетения мыслей и образов в головах творческих людей представляю себе довольно смутно. — Хочешь, могу добавить в экипаж штурмана Олега Марчукова.

— Лучше тогда стрелка из плазмомета! — оживился Марчуков. — Чтобы астероиды с пути корабля — пиу-пиу! И по вражеским тарелкам еще — вжжжжжуууух!

— Заметано! — сказал я.

— Эх, жалко только, что этот герой будет взрослым, — Марчуков вздохнул. — Сначала надо будет доучиться в школе, потом в институте, потом…

— Ну почему же… — хмыкнул я. — Можно же написать другой рассказ. Где весь экипаж звездолета набрали из подростков. Потому что лететь долго, и пока долелят, как раз вырастут. Я кино даже какое-то такое смотрел…

— «Москва — Кассиопея», точно! — почти заорал Марчуков.

— Хватит уже орать, спать мешаете, — пробурчал кто-то из парней с другой стороны палаты.

— А ты правда можешь написать? — снова зашептал Марчуков. — Вот так просто взять и написать?

— Так и ты можешь, — сказал я. — Берешь ручку, тетрадку и пишешь.

— Я думал, что на писателя надо сначала долго учиться, — Марчуков заерзал, сетка его кровати заскрипела. — Или хотя бы какие-то курсы заканчивать…

— Может и надо, — я пожал плечами. — Я просто пишу, что хочу. О чем сам бы хотел читать. Хочешь, попробуем вместе написать рассказ? Или даже повесть? Возьмем в команду корабля ребят из отряда, каких захотим, а?

Писателем я, конечно, никогда не был. Но зато смотрел немало фантастических фильмов и сериалов, так что придумать космические приключения мне ничего не стоило. Точнее, не придумать, конечно, а просто пересказать то, что в восьмидесятом еще просто не придумано.

— Я же пишу с ошибками… — грустно прошептал Марчуков. — Правописание хромает на три ноги, как говорит моя русичка.

— Так для этого и нужны соавторы, чтобы дополнять друг друг, — сказал я. — У тебя богатая фантазия, а я умею писать грамотно.

— А про капитана Зорина дописывать не будешь? — спросил Марчуков. Глаза его блеснули в полумраке. Это был не то, чтобы вопрос. Это было утверждение, просьба и надежда. Ему было интересно, чем закончатся приключения придуманного Кириллом капитана, но идея прямо с завтрашнего дня начать писать книжку с собой в главной роли захватывала его куда больше.

— Потом допишу, — сказал я. — Когда домой вернусь.

— И что, когда мы начинаем? — голос Марчукова снова зазвучал громче, чем нужно и он захлопнул себе рот ладошкой. Выглядело так, что он готов прямо сейчас хватать тетрадку и ручку и бежать к ближайшей скамейке под фонарем.

— Можем хоть сразу после завтрака, — усмехнулся я. — Давай уже спать, а то придет Елена Евгеньевна и даст втык, что всем остальным мешаем.

Неожиданно легко проснулся утром. Еще до того, как Елена Евгеньевна подошла и потрясла меня за плечо. Кажется, меня скрип двери разбудил. Надо же, а думал, что наоборот глаза не смогу продрать, поздно же уснул.

И еще одна радость ожидала меня на стадионе. Я наконец-то смог дотянуться подбородком до перекладины! В первый раз получилось подтянуться! По идее, конечно, одного раза недостаточно, по нормам ГТО мне раза четыре, кажется, надо хотя бы подтянуться. Но до сегодняшнего утра мне это упражнение не давалось вообще. Болтался, как сосиска, получалось только лишь чуть-чуть согнуть руки. У меня даже в голову закрадывались упаднические мысли, что, может, у Кирилла какие-то особенности анатомии не позволяют подтягиваться. Ну мало ли… У кого-то музыкального слуха нет, а кто-то не может дотянуться подбородком до перекладины.

Но нет. Оказалось, все-таки, что могу. Значит недалеко и выполнение норм, собственно. Где один раз получилось, там и четыре получится.

— А у нас вчера «москвичи» одного парня избили, — сказала Цицерона, когда мы выдохлись и сели на лавочку трибуны передохнуть перед общей уличной гимнастикой.

— И что теперь? — спросил я. — Их отправят по домам?

— Ах, если бы… — хмыкнула Цицерона, ее губы изогнулись в подобии улыбки. — С самого начала же было понятно, что им ничего не будет, что бы они ни делали. Они же на особом положении.

— А что случилось-то? — спросил я.

— Тот пацан пригласил танцевать девчонку, на которую положил глаз один из москвичей, — сказала Цицерона. — Правда, он ей не нравился совсем… Она пошла танцевать с Костей.

— Вроде я не видел никаких разборок на танцах, — я попытался припомнить вчерашний вечер. — Хотя я раньше ушел.

— Да нет, драка была потом уже, — Цицерона махнула рукой. — Наташа и Костя шли до отряда вместе, а москвичи их уже возле корпуса подкараулили. Оттащили к туалету, накинули на Костю одеяло и били. А потом была самый лицемерный отрядный сбор, меня до сих пор тошнит. Костя же не видел, кто его бил. Поэтому, когда он сказал, что москвичи, на него напустились, что, мол, без доказательств — это оговор. И все же знают, что он их не любит, просто сваливает вину на тех, кто ему не нравится.

— И что решили в результате? — спросил я. — Ну, не сам же он себя избил, завернувшись в одеяло.

— Ты будешь смеяться, но такая версия тоже звучала, — Цицерона криво усмехнулась. — Ничего не решили. Ну, то есть, отряд дал поручение Мише, чтобы тот на совете дружины поднял вопрос о «ночных налетчиках». Потому что общим голосованием выяснили, что из нашего отряда это быть никто не мог. Значит это или из вашего, или из третьего. Так противно, фу…

— Чушь какая-то… — проговорил я. — А к Надежде Юрьевне ваш Костя не думает обратиться?

— Мне кажется, ему запретили, — задумчиво сказала Цицерона. — После сбора вожатка утащила его к себе, и они долго о чем-то говорили. Вышел он бледный совсем. И ни с кем больше не разговаривал.

— А та девочка, с которой все началось, не хочет кавалеру помочь? — спросил я. — Она же видела, кто напал.

— Не знаю, — Цицерона дернула плечом. — Мне кажется, она не пойдет. Она только мямлила, что ничего не видела и вообще сразу убежала.

— Да уж, неприятные дела, — я покивал. — А почему вожатые так странно себя ведут? Уж они-то точно знают, что никаких левых налетчиков там не было…

— Ну что ты как маленький? — Цицерона посмотрела на меня очень взрослым взглядом. — У нас вожатая какая-то героическая, с призами и грамотами. Ее поэтому на сложный отряд с москвичами поставили.

— И что теперь? Делать вид, что ничего не было? — спросил я.

— Ну, сейчас начнется разбирательство в совете дружины, там устроят пустую говорильню, потом появятся активисты, чтобы искать «налетчиков». Опросят кого-то из других отрядов, никого не найдут, а там и смена закончится, — объяснила Цицерона. — И у вожатки еще одна галочка идеального отряда.

— А если они еще кого-нибудь изобьют? — спросил я.

— Да то же самое и будет, — Цицерона пожала плечами. — И не надо на меня так смотреть. Я могу пойти к директрисе, но не пойду. Если бы это в нашей школе случилось, я бы, наверное, вмешалась. Но здесь… До конца смены все равно всего неделя осталась.

— Эй, я даже не думал тебя осуждать! — возмущенно сказал я. — Скорее уж просто обдумываю, а что в подобной ситуации можно сделать. Хотя бы чисто гипотетически.

Я захлопнул тетрадку и оглядел публику. Ну что ж, можно себя поздравить, я все сделал правильно. И предположения мои тоже оказались верными.

Мы с Марчуковым засели в библиотеке сразу после завтрака, а потом еще на тихом часе убедили Елену Евгеньевну, что писать книгу важнее, чем лежать в своих кроватях и делать вид, что нам необходим дневной сон. Такой экзотический вид досуга, как написание книги, вожатую впечатлил, так что она отправила нас в свою комнату и даже дала пару дополнительных тетрадок, если вдруг наша закончится.