Пионер гипнотизёр спасает СССР (СИ) - Страница 39

— Как ты, Даня? — как то отстранённо, спросила она.

— Нормально, поправляюсь вот… — пожал я плечами.

Судя по поверхностному анализу её нейрополя она была не только взволнована, но и на что-то решительно настроена.

— Не хочешь яблоко? — я достал из кулька один фрукт и протянул ей.

Она автоматически взяла его и принялась крутить в ладонях, смотря куда-то в сторону. А затем словно на что-то решившись, она отложила его в сторону и взяла мои ладони в свои руки.

— Даня, я… я…, - тут она не выдержала и бросилась ко мне на шею, — Я так скучала… ждала тебя… а потом сказали что ты в больнице…, - перемежая всхлипывания бормотала она.

Мне ничего не оставалось сделать как обнять её и попытаться успокоить.

— Ты это, не плачь. Всё ведь нормально, — пытался я что-то сказать, пока судорожно подключался к её нейропространству. Но ничего их этого не получалось. Она по-прежнему всхлипывала у меня на плече, а вместо подключения выходила какая-то ерунда — девушка была слишком взволнованна.

Наконец она закончила всхлипывать, и взяв меня за плечи некоторое время смотрела мне в глаза. А затем решительно поцеловала. Причём поцелуй был в губы и она так активно действовала своим языком, что мне волей-неволей пришлось ей отвечать. Чем дольше продолжался поцелуй тем более глубоким становилось её дыхание и тем крепче она ко мне прижималась.

Я нисколько этому не сопротивлялся, а наоборот, осторожно обняв её за талию придвинул к себе. Наконец она оторвалась от моих губ и немного отстранившись покачала у меня перед лицом пальцем.

— Всё остальное потом! Выздоравливай и мы с тобой продолжим.

После этого чмокнув меня в кос она вывернулась из моих объятий, и с улыбкой на лице выбежала из палаты.

Сколько бы я не взаимодействовал с девушками я всё никак не могу их понять. У меня даже начали закрадываться мысли что это абсолютно другой биологический вид — ведь не может же быть столь не логичных и непознаваемых индивидуумов внутри одного биологического вида?

Наконец этот суматошный день закончился и я принялся готовиться к переходу в спящий режим, практически на автомате сканируя окружающее нейрооблако, как заметил приближение знакомого нейрослепка. Похоже медсестра всё-таки решила исполнить свой обещание и проверить мою “энергичность”.

Не то чтобы я был против, просто это было как-то странно. Подобное поведение, насколько мне известно, не характерно для местных (хоть подобные ситуации многократно моделировались во многих нейропространствах людей к которым я подключался), возможно это влияние моей установки о “максимальной заботе”.

Наконец дверь в палату приоткрылась и внутрь проскользнула девичья фигура. В помещении уже было достаточно темно, так что я слабо различал происходящее, но благодаря нейросканированию окружающего пространства, я точно определил что это моя знакомая.

Подойдя к моей кровати она склонилась надо мной и прижав указательный палец одной руки к моим губам (похоже призывая молчать), забралась второй рукой под одеяло и принялась ей активно меня “стимулировать”. Её действия не остались без ответа, что она тут же почувствовала.

Только получив от меня однозначную реакцию, она тут же скинула с меня одеяло и перекинув через меня ногу уселась сверху. Улёгшись сверху принялась горячо шептать мне на ухо: “Тебе сейчас, для выздоровления нужны положительные эмоции. Ты молчи, я всё сделаю сама”.

И она действительно всё сделала сама.

Лейтенант девятого отдела пятого управления КГБ СССР Симохин Михаил Юрьевич с каким-то злым наслаждением смотрел как дюжие мордовороты из группы “А”, волокут по грязи председателя колхоза — сейчас он наконец-то поквитается с мерзавцем посмевшим перечить ему и почти на полтора месяца запершим в этом аду. Конечно нельзя сказать что это был уж прямо ад — и самого лейтенанта и всех членов его группы хорошо, как и всех, кормили в колхозной столовой, для жилья им выделили один из новопостроенных домов (такие дома за колхозный счёт были построены для всех жителей деревни ранее проживавших в стеснённых условиях или просто в ветхих домах), но то что его, сотрудника всесильного КГБ, никто не боялся, бесило до потемнения в глазах. Теперь-то он отыграется за все унижения, и за отобранное оружие, и за отсутствие доступа к телефону и за это отношение к нему как обычному человеку.

Дождавшись пока в длинную колонну автозаков погрузят всех антисоветчиков, он докурил сигарету (всё это время он был лишён курева, так как во всей деревне не было ни крошки табака, как ему сказали в рамках программы по оздоровлению населения), и запрыгнув в кабину одной из машин дал отмашку на движение. В Управлении у него будет много работы.

— Не молчи! Отвечай собака, кто давал тебе указания? — Михаил уже четвёртые сутки допрашивал сидящего перед ним председателя, — кто руководил вашей подрывной деятельностью?!

Так как допрос шёл круглосуточно (сам Михаил естественно отдыхал пока работа другой следователь) и председатель представлял собой довольно печальное зрелище, тем более что за это время на нём опробовали практически все “спецметоды” допроса — прикладывали, к различным частям тела, клеммы от генератора полевого телефона, надевали на голову противогаз с завязанным шлангом, загоняли под ногти сапожные иглы и дробили пальцы ног ножками стульев. Но упорный мужик молчал. Только изредка качал головой и говорил что-то типа “Ну зачем же вы так ребята, как родителям-то в глаза смотреть будете?”. Но ни Михаил, ни сменяющие его следователи не реагировали на эти провокации и только яростней принималась допрашивать мужика.

Но председатель не один сейчас сидел в подвале Управления, практически всё население деревни проходило процедуру допроса. Включая женщин и детей. В курилке, где лейтенант общался с другими следователями он узнавал что практически никто из деревенских не давал никаких показаний (и не всех это злило, некоторые из следователей которым достались в “разработку” деревенские девчонки ходили словно коты объевшиеся сметаны, но Михаил их не осуждал, он и сам был бы не прочь провести некоторые мероприятия из списка “специальных воздействий на подследственных”, особенно для одной из девок, что он приметил во время своего сидения в колхозе — девке было лет семнадцать, но она уже полностью созрела и налилась во всех местах, так что он даже немного завидовал этим коллегам).

И хоть пока никому из следственной группы не удалось получить никаких толковых показаний по делу заговора антисоветчиков, само дело было практически полностью написано — из наблюдений собранных группой Михаила, а подписи под этими данными самих “антисоветчиков”, конечно желательны, но совсем не обязательны. Всё равно рассматриваться их дело будет в особом порядке, да и дадут им всем высшую меру — он в этом уверен на все сто процентов. Ведь никто не может просто так взять и начать жить так как задумает без оглядки на мудрые указания партии и правительства.

Но несмотря на всё это, кое-что всё-таки удалось узнать. Одна из деревенских тёток, когда у неё на глазах двое сотрудников начали “спецвоздействие” на соплячку дочь, сломалась и принялась бормотать всякую чушь среди которой всплыла информация о неком парне из электрички, со странными глазами, встреча с которым изменила её взгляды на жизнь. Так что когда закончится анализ архивов билетных касс и опроса проводников, они перейдут к следующему звену этой цепочки. И так — звено за звеном они размотают этот клубок. За раскрытие такого дела его ждёт неминуемое повышение и наверняка назначение куда-нибудь в ГДР или ещё лучше в проклятые соединённые штаты. А это и зарплата в валюте и все плюсы проживания за рубежом (импортная техника, одежда, автомобиль).

В эту ночь я не занимался привычным мониторингом глобального нейропространства, а занимался кое-чем другим. Нельзя сказать что это было для меня каким то откровением. Подобные ситуации я видел в моделируемых областях нейропространства разных людей. Да что говорить нейрообраз оригинального Дани в выделенной ему “песочнице” занимался подобными вещами практически без перерыва, так что я был готов. Вернее я думал что готов, реальность оказалась несколько иной.