Петрушка на балу - Страница 1

В конце рабочего дня прокуренный кабинетик казался душегубкой. Но хозяин кабинета, миниатюрный мужчина средних лет с модной стрижкой, душегубом не выглядел вовсе. Хоть дымил сигаретой не переставая. Глаза его при том выражали усталость и снисхождение к человеческим порокам. Он был следователем районной прокуратуры.

– Такой вот пирожок с хреном, – произнес он, пустив дым в потолок.

Сидящий напротив худощавый субъект шевельнулся, под обвислым пиджаком. Его небритое лицо будто окаменело, а в глазах снисхождение не проступало – одна лишь злость. И был он капитаном ОВД, ментом то есть.

– Не врубаюсь, – процедил он сквозь зубы. – Евгений Борисович, блин…

– Врубаешься, – перебил следователь, – и не крути мне яйца. Ты способный, Хомяков. Начальство тебя ценит.

Хомяков отмахнулся от табачного дыма.

– Евгений Борисович, вы не могли открыть дело по такой…

– Мог, – возразил следователь прокуратуры. – И открыл формально.

Капитан милиции шмякнул ладонью по столу.

– По такой херне, блин!

Следователь почесал кустистую бровь.

– Не блинкай тут. Не вчера, небось, с дуба рухнул.

Хомяков в гневе расправил сутулые плечи, приоткрыл рот… однако сдержался и буркнул после паузы:

– Давайте так, Евгений Борисович. Я изложу, как понял, а вы поправите, если ошибусь.

– Валяй, Виталик, – кивнул следователь. – Насчет поправить – без проблем.

Хомяков глянул исподлобья, словно хотел боднуть.

– Сегодня вторник, – заметил он, – а пожар у них был в субботу. Если это считать пожаром.

Евгений Борисович подмигнул.

– Чем же еще? Дело открыто.

Пиджак на плечах капитана милиции трепыхнулся от вздоха.

– Пожар, значит, случился в субботу. Погасили сами, причем без осложнений. Пожарных, милицию не вызывали. То есть ни осмотра, ни экспертизы…

– Но комнаты заперли на замок, – ввернул следователь. – Ничего там не трогали.

– Ну конечно, – усмехнулся Хомяков. – И декорации, вроде, пострадали не сильно, и балетмейстер их обжегся чисто символически: из больницы сразу выперли.

Следователь возвел взор к небесам.

– Виталик, чего ты от меня хочешь? Велели открыть дело – я открыл. Велят закрыть…

– Кто, блин, велел?! Тюня, что ли?!

Следователь приложил палец к губам.

– Чего орешь? Накличешь.

– Да ладно! – отмахнулся капитан Хомяков. – На мне дел по самые помидоры. А вчера еще ювелирный грабанули, ущерб хрен знает какой…

Миниатюрный следователь аж подскочил.

– А у меня, по-твоему, каникулы на Гавайях?! Строительная фирма «Монолит», слыхал про такую?! Меня, может, вообще замочат завтра – так еще театрик с пожаром навесили!

– Ну и послали бы в жопу.

– Кого – Тюню?! Шустрый ты больно! Заявился вчера их продюсер – кум королю: этакий красавчик, парфюмом благоухает…

– Я не голубой. Зачем эти подробности? – раздраженно перебил капитан ОВД.

Следователь погасил окурок в переполненной пепельнице.

– Не голубой, правда? Спасибо, утешил. Приволок, значит этот красавчик заявление с описанием обстоятельств пожара. Подозревает, мол, поджег и просит расследовать. А за час до его явления был звонок из Генеральной: отнеситесь, дескать, со вниманием. Тюня, само собой, сделал стойку…

Тут дверь распахнулась и в кабинет вступил господин в синей форме с отечным лицом и заплывшими острыми глазками.

– Щас покажу вам Тюню! Такого Тюню покажу…

– Владимир Иванович, – не растерялся капитан ОВД, – почему я? На мне теперь еще ювелирный висит, не хухры–мухры.

Районный прокурор Тюняев воззрился на него, заложив руки за спину.

– А ювелирного, Хомяков, никто с тебя и не снимает. Это дело под моим личным контролем.

– Как и фирма «Монолит», – буркнул следователь, отводя взгляд.

Тюняев, опершись руками о стол, отчеканил:

– Не об–суж–да–ет–ся! – Затем подмигнул вдруг Хомякову. – Он уже ныл тебе, что его скоро замочат? Он таки прав: замочу его я. Если в темпе не закроете долбаный этот пожар.

Следователь с грустью изучал стену.

Капитан Хомяков попробовал упереться:

– Все-таки почему я, Владимир Иванович?

Прокурор тряхнул двойным подбородком.

– Не обсуждается. Для такого дела, – скривил он губы, – опасного для жизни, вы идеальная следственная группа. С твоим Ковальчуком согласовано. Либо снимите с меня этот хомут, либо вздрючу – мало не покажется. – Он шагнул к двери и, выходя, пригрозил: – Я покажу вам Тюню!

Выдержав паузу, следователь пробормотал:

– Накликал-таки.

Хомяков чиркнул пальцем себя по горлу.

– Вот где мне все!.. Ладно, Евгений Борисович, если попали – давайте закругляться. Что у нас имеется?

Евгений Борисович извлек из ящика стола лист бумаги.

– Этот вот пирожок с хреном. Здесь перечень танцоров, участвовавших в субботней репетиции, и адрес театра. Действуй, Виталик. В случае чего бросим на подмогу ОМОН.

На прикол Хомяков не отреагировал, лишь уточнил:

– По-вашему, поджог устроил кто-то из танцоров?

Следователь пожал плечами.

– Это мне расскажешь ты. – Он подвинул капитану список. – А я с интересом тебя послушаю.

Хомяков уткнулся в бумажный лист.

– «Театр-антреприза «Балбес», – прочел он вслух. – Почему «Балбес»?

Следователь стал терять терпение.

– Полюбопытствуй у них сам. И надеюсь, ты выяснишь не только это. Все, чао-какао.

Капитан Хомяков, однако, не торопился.

– «Художественный руководитель (балетмейстер), – вновь прочел он вслух, – Макаров Сергей Петрович. Продюсер – Ляшенко Валентин Николаевич.» Ваш красавчик, что ли?

Следователь сунул в рот сигарету.

– Молодец, догадался. Теперь гуляй.

Сутулые плечи Хомякова распрямились.

– Знаете, что я думаю? Этот балетмейстер сам и поджег. В рекламных целях. С одобрения продюсера, гадом быть. И шумиха с прокуратурой – просто для понтов. А балбесы – это мы с вами.

Поерзав на стуле, следователь закурил.

– Не исключаю. И все же ты там поделикатней. Народ они, сам понимаешь, с амбициями. И покровителей у них как у бобика блох. Не зря же на Тюню, – следователь зыркнул на дверь, – так нагло надавили. Действуй с оглядкой, Виталь.

Хомяков с хмурым видом поднялся.

– Как получится. – Он сложил вчетверо лист с фамилиями и сунул в карман пиджака. – Факты подтасовывать не буду.

– Кто велит подтасовывать? Просто будь как бы дипломатом.

– Евгений Борисович, дипломат из меня, как из быка – пони. Хотите поделикатней, вызывайте их повесткой и плетите тут кружева…

– Нет! – рубанул следователь. – Повестка не прокатит!

Капитан ОВД слегка удивился:

– А что такого? В обморок, что ли, попадают?

Следователь выдохнул дым из ноздрей.

– Знаю эту публику. С моей фамилией заклюют. Чуть что – начнется: «Думаете, если вы Бетховен, вам все можно?.. Не ожидала от вас, господин Шуберт!» Нет уж, Виталик, обойдемся без повесток.

Капитан Хомяков улыбнулся, и лицо его стало мальчишески озорным.

– Ладно, Евгений Борисович, вашу фамилию постараюсь не трепать. – С этими словами он покинул кабинет.

Следователь дохнул ему вдогонку сигаретным дымом.

Фамилия следователя была Бах.

Стены зала были зеркальными с поручнями вдоль. Полы устилал специальный линолеум: танцуй без помех. Но апрельское солнце в зеркалах так разбушевалось, что пришлось прикрыть жалюзи на окнах. Это создало нечаянный интим, подчеркнутый звучащим из динамиков блюзом. Хотелось присесть с чашечкой кофе, расслабиться… Но кто позволит?

Семь танцоров в черных трико (четверо мужчин и три женщины) работали, что называется в поте лица, и, не взирая на раннее утро, выглядели взмыленными. Называлось ли это разминкой, тренировкой или репетицией, Бог его знает. Но полюбоваться на это стоило. Лица танцоров, построенных в две неравные шеренги, обращены были к тренеру, балетмейстеру, а может, гуру – определить трудно, ибо смотрелся их командор вовсе не по–балетному. Сорокалетний сей крепыш, также затянутый в трико, походил скорее на штангиста. Его всклоченные волосы, однако, во время танца оставались еще сухими, губы улыбались, а серые глаза жмурились от удовольствия. И что это был за танец? Аэробика? Спортивная гимнастика? Пляска дикарей?