Петрушка — душа скоморошья - Страница 14

Бородач обалдело посмотрел на Петруху и захохотал так, что изба ходуном заходила.

— Развалит, развалит… — засуетилась хозяйка. — Держите его!

Но тут Лука, сообразив, что произошло, повалился от смеха на лавку.

Хозяин только руками всплеснул:

— Ну и малец! Ну и распотешил!..

Второй возчик, ссутулясь от смеха, принялся развязывать узлы на ногах и руках бородача.

Неожиданно в смех ворвался детский плач.

Все замолкли, прислушались.

Полуразвязанный бородач так и застыл с раскрытым от хохота ртом.

— То внучка моя, — сказала старуха хозяйка. — Разбудилась…

Девочка не унималась, пришлось её снять с печи.

Увидев Петрухины вихры, она вцепилась в них руками и, перестав плакать, проговорила:

— Ярочка…

— Разве ж я с овцой схож? — смутился Петруха.

— Змей ты, а не овца! — захохотал снова бородач. — Выволочку бы тебе хорошую! Мужика так поддел, ну и ну…

Девочка желала быть всё время возле Петрухи. Видимо, среди больших бородатых людей Петруха казался ей самым подходящим товарищем.

Старуха, сославшись на бессонницу, начала возиться с опарой, по-прежнему с опаской поглядывая на храпящего бородача.

Петруха не знал, как развлечь прильнувшую к нему девочку.

— К деду хочешь? — спрашивал он и поднимал её к печке, на которой сладко посапывал хозяин.

Девочка в аккуратно повязанном, как у бабки, платочке отрицательно качала головкой, и на глаза у неё снова наворачивались слёзы.

— Теперь полночи спать не будет, — тихо сказала хозяйка. — Как встанет — так не уложишь. Ревёт и ревёт.

— Сказку хочешь? — предложил девочке Петруха.

— Хочу, — доверчиво поглядев на острый Петрухин нос, ответила она и улыбнулась.

— Со сказкой-то она и ввек не заснёт, — пробормотала старуха.

— Жил да был весёлый скоморох, — начал Петруха. — У него…

— А какой он — скоморох? — спросила девочка.

— Ну как тебе его показать? — задумался Петруха.

На печном шестке лежал хлебный мякиш. От тепла сверху он почерствел, а внутри ещё сохранил вязкость.

Петруха поставил девочку на пол, взял мякиш и присел на корточки.

— Был скоморох вот такой. — Петруха скатал из мякиша шарик, вставил в шарик два маленьких уголька.

— А нос? — спросила девочка.

— Будет у скомороха и нос! — Петруха воткнул в шарик острую щепку.

— Как у тебя, колючий! — радостно произнесла девочка.

— А говорит он как? — Петруха, вспомнив, как орудовали скоморохи-кукольники, надел шарик-голову на палец и пропел:

Старуха оставила свою возню с опарой, засмотрелась на Петькину затею.

Петруха согнул палец, и длинноносая голова поклонилась. Девочка засмеялась.

— Я тоже хочу! — потребовала она.

Пришлось Петрухе пересадить скомороха со своего пальца на тоненький, как лучинка, девочкин пальчик.

— А я другую куклу сделаю! — схватив остатки мякиша, сказал Петруха.

Вторая головка получилась куда красивее: нос аккуратный, рот точкой, глаза кругленькие.

— Мех бы соболий сюда, — мечтательно вздохнул Петруха, — да прилепить на голову! Ох и красавица получилась бы неписаная!

— Э-э, забыл, мил человек, — укоризненно покачала головой старуха, — ведь по Сеньке и шапка! Простая-то мужичка не может боярских мехов носить. Ни бобрового, ни соболиного, ни куньего. Наш мех — овчина.

— Рыбий мех, свиная щетинка! — усмехнулся Петруха. — Ладно, давайте клок овчины!

— На тулупе-то хозяин спит, замаялся, — сказала старуха, — обойдёшься и без меха…

Она метнулась по избе, принесла клок кудельки и махонький лоскут холстинный:

— Вот, чем не красота?

Девочка смотрела на сноровистые пальцы Петрухи широко раскрытыми глазами.

Петруха ловко приладил к голове-шарику платок, под платок засунул кудельку.

Надел голову на палец, спросил:

— Как тебя зовут?

— Варюшка, — ответила за куклу девочка.

— А меня — Петруха!

— Петрушка, — пошевелив пальцем с надетой на него длинноносой головой, сказала Варюшка, — давай меняться.

Петруха получил назад длинноносую голову, а Варюшка надела себе на палец новую куклу.

— Говорить она умеет? — спросила Варюшка.

— Умеет, — пропищал Петруха. — Свет мой Варюшка…

— Куклы не так говорят, — покачала головой Варюшка.

— А как?

— У них куклячий голос.

И очень смешным писклявым голоском Варюшка проговорила:

— Петрушка, Петрушка, почему у тебя такой длинный нос?

— Рос, рос и вырос! — хотел ответить таким же пискляво-пронзительным голосом Петруха, но ничего у него не получилось.

— Нет, Петрушка не так говорит! — обиделась Варюшка.

Петруха пошёл к печке, вынул из своего мешка манок-пищик. Иной раз, когда нужно было показать, как кричат кулики на болоте или пищат малые цыплята, скоморохи пользовались пищиком. Придумали этот пищик охотники-добытчики: птиц таким макаром подманивали. Потому и прозвали пищик манком. А те скоморохи, которые птичьим голосам учились, переняли этот манок от охотников.

Положив пищик под язык, Петруха заговорил.

— Чего меня дразнишь? — сердито сказала Варюшка.

— Так ты ж сама просила куклячьего голоса! — растерялся Петруха. И попробовал ещё раз: — Была репа важная, дивилась старуха каждая: в один день кругом не обойдёшь. У той репы половину всей деревней ели, а остатки обоз увезти не мог!

Голос у куклы получился звонкий, писклявый, пронзительный.

— Ой, как хорошо! — затопала ножками Варюшка.

— Ша-ша-ша! — замахала руками старуха. — Мужики спят, а вы тут распищались… А ну, Варюшка, на печку! И ты, малец, на свой шесток…

Хозяйка ещё немного повозилась с опарой, потом, прежде чем задуть лучину, взглянула на спящих. Варюшка на печи даже не успела уползти в свой дальний угол — так и приткнулась поперёк деда, прижав к груди куклу в платочке.

Петруха спал, притулившись к Луке, и длинный нос куклы, похожий на нос самого Петрухи, задорно выглядывал из-под полы старенького короткого зипуна.

Утром, перед тем как обозу в путь двинуться, бородатый возчик рассказал всем своим многочисленным кумовьям про Петрухину вечернюю проказу.

Возчики прибегали смотреть на Петруху, смеялись, приговаривали:

— Ай да богомаз!

Варюшка вышла на улицу, насадила головку-куклу на палец и держала его перед собой, как свечку.

Петруха надел на палец своего длинноносого скомороха, и он поклонился Варюшке.

Девочка засмеялась, замахала свободной рукой.

Обоз тронулся. Отдохнувшие лошади сразу взяли ходко.

Петруха пристроился за спиною Луки так, чтобы укрыться от потока летящего навстречу морозного воздуха. Вынул из-за пазухи хлебный мякиш — хозяйка на дорогу дала большой ломоть свежего каравая.

Скатал шарик, сделал нос, рот, глаза.

На морозе мякиш сразу же становился твёрдым, как камень. Петрухе приходилось дышать на него, прятать под зипун — отогревать.

Лука, не выпуская вожжей из рук, повернулся, посмотрел на хлебную головку. Покрутил бородой, хмыкнул:

— Воевода! Видел я раз воеводу — в самый раз, такой же! Только мяса в щеках поболе было.

Петруха припухлил кукле щёки, спросил:

— Так, дядя Лука?

— Потеха! — отмахнулся Лука. — Ну и богомаз!

Лука принялся рассказывать какую-то длинную историю про воеводу и его сына, но Петруха так увлёкся своими двумя куклами — длинноносым Скоморохом и Воеводой, — что даже слов не разбирал.

На указательном пальце сидела голова Воеводы, а средний и большой пальцы были Воеводиными руками. Воевода кланялся, разводил руками, молитвенно складывал их, чесался.

А на другой руке все его движения повторял Скоморох с острым носом-щепкой.