Петровна (СИ) - Страница 6

— Сейчас, — не в силах оторвать взгляд от гастрономического пиршества, произнесла Петровна, — только руки вымою.

Когда она мыла руки, тарелка стояла перед ее глазами, дразня поджаренными кусочками и заставляя сглатывать слюну.

Словно во сне, наскоро вытерев руки, она подсела к столу, взяла вилку и, нанизав на нее золотистый ароматный ломтик, отправила в рот и зажмурилась.

— Вкуснотища, — произнесла она. — Кто тебя научил так жарить картошку?

— Я ничего не жарил, — засмущался мальчишка. — Это магия.

— Значит ты талантливый мальчик, — подытожила Петровна, окончательно его засмущав.

— Да не, я так, не очень, — тихо признался он. — Талантливых не выгоняют.

Петровна хмыкнула.

— Всякое бывает.

— Это как? — удивился мальчишка.

Но ответ получить не успел — дверной колокольчик сердито звякнул, после чего раздался уверенный стук в дверь. Бледнея на глазах, Алмус посмотрел на Петровну.

Та поняла его без слов.

— Ну что ж, иди открывай. И предупреди наглеца, что бабушка, которая к тебе приехала, не любит лишнего шума.

Осторожно, словно хрустальную, Алмус положил вилку на стол и вышел из кухни.

Аппетит резко пропал. Проводив мальчишку до двери, Петровна ушла в гостиную. Разложенные богатства немного успокоили. Чтобы хоть чем-то себя занять, она взяла в руки ботинок и стала прислушиваться к разговору. Голос гостя, низкий и резкий, давил на слух. Мальчишка что-то отвечал, пытаясь выглядеть дерзко, но неуверенность в голосе все-равно чувствовалась. Понимая, что лучше не высовываться, Петровна принялась вертеть ботинок из стороны в сторону, разглядывая грязные бока, словно пытаясь отыскать на нем знаки, способные ей помочь.

Громкость голосов резко усилилась, послышались шаги, и в гостиную, словно к себе домой, ввалился высокий холеный тип с тяжелым взглядом и брезгливым выражением на лице, уставился на Петровну, скривив губы. Этой наглости Петровна простить не смогла. Точнее, не захотела.

— Кто это такой? — игнорируя пришельца, спросила она у Алмуса. — И почему он вламывается в наш дом? — ботинок в ее руке угрожающе качнулся.

— Бабушка, это… это…

— Достаточно, я вижу, кто это, — перебила его Петровна, вложив в свой тон максимум презрения. — Отныне я запрещаю тебе общаться с людьми, которые не умеют себя вести в чужом доме и даже не научились здороваться, когда входят. О почтении к пожилым людям я уже не говорю, — она наконец обратила свой взор на вошедшего и звенящим от негодования голосом, указывая на дверь, воскликнула: — Вон отсюда, наглец!

Лицо гостя пошло пятнами, он впился в Петровну тяжелым взглядом, словно пытаясь прожечь в ней дыру, но та, разозлившись еще больше, тряхнула сапогом и рявкнула:

— Прокляну!

Наглец дернулся и, развернувшись, пулей вылетел из комнаты. Еще через секунду в прихожей оглушительно хлопнула дверь. И наступила тишина.

Петровна и Алмус молча смотрели друг на друга, не смея ее нарушить. Затем мальчишка хихикнул, и напряжение спало, словно выпущенный из воздушного шара воздух. Еще один робкий смешок, и вскоре они уже хохотали на пару, смакуя особо удачные места.

— Я думал, что он на вас заклятье наложит, — признался Алмос, когда они продолжили ужин.

— А он мог? — насторожилась Петровна.

— Конечно! Он сильный маг. Но, кажется, вы сильнее.

Петровна поперхнулась.

— Я этими штучками не владею, — произнесла она сердито. Осознание того, что могло бы произойти окатило ее волной страха.

— Ой, рассказывайте, — махнул рукой Алмус. — Вы так искусно блокируете магию, что не можете ею не владеть.

— Чего? — Петровна замерла с недонесенной до рта вилкой. — Ни чем я не владею!

— Да ладно вам, Бабазина. А как вы в подвале через силовые линии пентаграммы прошли? Должны были лежать неподвижно, а вы встали — и вперед. Я чуть с перепугу не умер!

— Какие силовые линии? Там был только мел… — растерялась Петровна.

— Мел — это проводник силы, — явно повторяя заученную формулировку, произнес Алмус. — Вы что, ничего не почувствовали?

— Нет. А что я должна была почувствовать?

— Непреодолимый барьер.

— Да не было там ничего, что ты мне голову морочишь!

— А в комнате, когда Схон вас проклясть пытался, тоже ничего не ощутили?

— Ну почему же, — Петровна начала закипать, вспоминая высокомерную рожу гостя.

— Ну вот… — обрадовался Алмус.

— Почувствовала, что еще немного — и он получит в морду грязным ботинком!

Мальчишка захлопал глазами.

— Но как… Даже я ощутил силу его заклинания. Как вы тогда его отразили?!

— Никак, — буркнула Петровна. — Глупости и ерунда все эти ваши заклинания.

— Вы бы моим родителям это сказали, — как-то уж слишком мрачно усмехнулся Алмус, улыбка его погасла.

— Они были магами?

— Магия их убила.

Пришел черед замолчать Петровне.

— Сочувствую, — только и смогла ответить она.

Картошку они доедали в тишине.

— Как думаешь, он нам поверил? — спросила Петровна.

Алмус вздохнул

— Не знаю. Время покажет.

Незваный гость истратил все их силы, и разбор находок Петровна отложила до утра. Мальчишка хоть и бодрился, тоже выглядел измученным. Поэтому оба отправились на покой. И теперь, ворочаясь с боку на бок, Петровна никак не могла уснуть. А сделать это очень хотелось — в глубине души теплилась надежда, что произошедшее — всего лишь кошмарный сон. Стоит проснуться утром — и вновь окажешься дома.

Она уже почти задремала, когда почувствовала, что на край кровати кто-то сел. «Переволновался ребенок, — подумала Петровна, открывая глаза, — наверное тоже не спится». Но это оказался совсем не Алмус.

Массивную полупрозрачную старуху в чепце и белом саване Петровна узнала сразу. В основном по габаритам и суровому выражению лица — на портрете, который они с Алмусом откопали в сундуке, она выглядела также. Разве что одежда была другая.

Сейчас покойница буравила Петровну взглядом, словно хотела проделать в ней дыру.

— Чего тебе? — рассердилась Петровна. Что за мир! Никакого гостеприимства!

— Самозванка! — прошипела старуха, угрожающе протягивая к ней полупрозрачные руки. Кольца на ее пальцах тускло светились.

— От самозванки слышу! — не осталась в долгу Петровна. — Твой внучек меня сюда притащил, ему и выговаривай! Смотри-ка, деловая нашлась. Да мне ваш мир и даром не сдался! — от возмущения Петровна даже села. Старуха внезапно успокоилась, убрала руки и вздохнула, плечи ее сгорбились.

— Да знаю я, знаю, — она отвернулась, глядя на сияющую в окне луну. — Глупый он, неразумный. Не может один без присмотра. И я ушла. Итак задержалась больше возможного, а теперь вот… — она развела руками, — застряла тут, в комнате. И все зря, меня он не видит, не слышит, да и не заходит сюда почти, а я по дому не могу двигаться, даром что всё вижу и слышу. Обидно, — по призрачной щеке, оставляя серебристую дорожку, скатилась слеза. — Ай, ладно, чего жаловаться, — старуха махнула рукой, — Я же зачем пришла-то, — проведя рукой по щеке, она повернулась к Петровне, — если уж ты тут, присмотри за внучонком. Тебя-то он видит, в отличие от меня. И послушается. А я буду тебе помогать, подсказывать что да как. Да и в мире нашем помогу освоиться. Он-то ребенок, взрослой жизни не знает, да и в наших женских делах не разбирается. Ну, что скажешь?

Петровна задумалась.

Посмотрела на ждущую ответа женщину. И согласилась.

— Вот и славно! — обрадовалась та. Даже светиться начала сильнее. — Тогда отдыхай, силы нам еще пригодятся, — и растаяла, словно сон.

Петровна еще долго смотрела в темноту, а потом и сама не заметила как уснула. 

— Уважающая себя женщина нижние юбки так не носит! — возмущалась бабуля.