Петр Столыпин. Революция сверху - Страница 9

(С. Кара – Мурза)

Закономерный вопрос: авторы реформы были идиотами? Ведь подобная политика просто-напросто вгоняла в гроб крестьянское хозяйство. Да нет, идиотами они не были. На то и был расчет. Напомним проблемы, стоявшие перед страной к 1861 году.

Требовались люди – для строительства железных дорог и работы на промышленных предприятиях. Я уже упоминал, что во многом отсутствие людей тормозило промышленное развитие России. Эта проблема была решена. Как за счет дворовых, так и за счет тех «вышедших на выкуп», кто махнул на всё рукой – получил паспорт[11] – и двинул на заработки. Причем вся эта возня с временно-обязанными имела смысл – как мы видели, помещики отпускали крестьян постепенно, – а значит, не все ринулись толпой.

История лучше всего понимается на примерах. В шестидесятые годы XIX века появилась новая социальная группа – так называемая «чугунка». Вообще-то так в народе называли железную дорогу. (Рельсы тогда делали не из стали, а из чугуна.) Но имелось дополнительное значение этого слова. «Чугункой» крестьяне называли рабочих, строителей железной дороги, массово появлявшихся там, где возводились магистрали. Слово соответствует сегодняшнему «гопники». В самом деле, железнодорожные строители были ребятами сильно пьющими, буйными, склонными к мелкой уголовщине. Эти ребята как раз и были теми, кто ушел из деревни. И уходил чаще всего навсегда. Ведь железные дороги в те времена строили только летом – то есть когда в деревне разгар работ. Да и зарабатывали они по сравнению с деревенскими немало. Тем более что у тех, кто не пропивал мозги, была перспектива – выучиться на десятников и прочий «сержантский состав». А главное – железные дороги-то они строили.

Вторая проблема – для модернизации страны требовалось эффективное сельское хозяйство. Ведь крестьянин должен работать «за себя и за того парня», который работает на заводе или строит «чугунку». К тому же зерно являлось главным предметом экспорта – как сейчас нефть.

Не нужно читать Адама Смита, чтобы понимать: крупное, рационально организованное хозяйство, использующее труд наемных работников, эффективнее, нежели мелкое. Хотя бы потому, что там куда проще вводить прогрессивные методы.

Упор делали на помещиков. Надеялись, что они перестроят свои хозяйства с феодальных в капиталистические. Потому что только крупные хозяйства давали товарный хлеб – то есть продукцию на продажу.

«Долгосрочный экономический смысл крестьянской реформы 1861 года состоял в новой государственной модернизационной стратегии, заключавшейся в перераспределении средств из аграрного сектора в индустриальный. Отказываясь от прежней практики государственного попечительства над сельским хозяйством (впрочем, весьма относительного), крестьянская реформа по сути открывала деревню стихии свободного рынка, делала сельское хозяйство легко доступным объектом ограбления для нарождающегося класса буржуазии. С этого момента русская деревня, включая (в меньшей степени) и помещичье хозяйство, переводилась в положение внутренней колонии, обеспечивающей средства для нужд индустриального развития».

(С. Н. Никольский)

То есть крестьян совершенно сознательно обрекали на разорение. Расчет был на то, что они плюнут на свои наделы – и пойдут отрабатывать выкупные платежи батраками на помещичьи земли. Ведь при подготовке реформы были предложения освобождать крестьян без земли. Но не решились – испугались, что всерьез полыхнет… А тут. Дескать – дали вам землю, а что у вас ничего не получилось – кто ж виноват. А те, кому не хватило бы места ни в батраках, ни в рабочих? Опять же – кто виноват? Выживает сильнейший.

Данный способ развития сельского хозяйства получил название «прусского». Альтернативой его являлся «американский», фермерский путь развития. Его-то впоследствии и попытался применить Столыпин.

Если бы столыпинская реформа осуществлялась бы в 1861 году – она имела бы все шансы на успех. Однако стали проводить некую «помесь зайца с мотоциклом». С одной стороны, помещики оказались совсем не теми ребятами. С другой – дело тормозила крестьянская община, которую сами же реформаторы старательно укрепляли…

Итак, первая аграрная реформа свершилась. И вышло… Глаза бы не глядели.

«Произошло это от того страшного, хотя, разумеется, неизбежного кризиса, который испытало наше рентное землевладение, когда, лишившись дарового крепостного труда, оно было вынуждено сразу перейти от натурального к денежному хозяйству при условиях, к тому же весьма для него неблагоприятных, и при отсутствии у землевладельцев как теоретических, так даже и практических познаний в сложном деле организации товарного производства сельскохозяйственных произведений».

(В. И. Гурко)

Об авторе приведенной цитаты стоит сказать отдельно. Тем более что цитировать его я буду много и обильно. Итак, Владимир Иосифович Гурко (1862–1927). Занимал различные должности в Министерстве внутренних дел. С 1906 года являлся товарищем (заместителем) министров внутренних дел П. Н. Дурново, затем П. А. Столыпина. Гурко начал разработку земельной реформы раньше Столыпина – когда Петр Аркадьевич ещё губернаторствовал в Саратове. Так что кто в большей степени является её автором – большой вопрос. Столыпин не оставил воспоминаний, Гурко – оставил, причем они написаны уже после революции. То есть у автора было время подумать. Поэтому его мнение – это мнение сторонников столыпинской реформы.

Итак, каковы итоги первой реформы? Начнем с «надежды и опоры» государства – господ помещиков. К возложенной на них задаче они оказались решительно не способны. Причина проста и понятна. Халява развращает. А помещики поколениями жили на халяву. Ведь что представляло крепостное (феодальное) помещичье хозяйство? Имелись рабы. Они являлись работать на барина со своим инвентарем – и что-то там делали. Тем более что многие помещики в деревнях не жили, сваливая все дела на управляющих. А что взять с управляющих? Как правило, это были люди, привыкшие работать по старинке. А ведь организация эффективного коллективного производства – это совсем иная наука…

Неважно вышло и с полученными от государства выкупными платежами. Зачастую господа помещики их попросту промотали. А что? Вот так с неба свалились деньги, почему бы на них и не смотаться в Париж?

Об итоге лучше всего говорит выдержка из статьи энциклопедии Брокгауза и Эфрона о земельных банках.

«К началу 1892 г. во всех 3–х банках было заложено 97 573 имения в 45 067 378 дес.[12] (или 39 % всей площади частного землевладения в России), оцененные в 2116 мл. руб. Постепенно возрастая, число заложенных имений к 1903 г. достигло 173 310, в 58 807 099 дес. (49 %)».

Напомню, после реформы все заложенные имения были выкуплены. Это – второй круг. При том что и земля-то из рук помещиков уплывала. Уже в 1887 году в недворянских руках в 50 губерниях Европейской России было 54 %) процента земли.

Еще интереснее вышло в черноземных губерниях. Там к тому же 1887 году 75 % земли перешло к крестьянам и «новым помещикам». Последние – это были люди недворянского происхождения, скупавшие крупные земельные участки у разорившихся помещиков. Таким, к примеру, был отец Троцкого Давид Бронштейн. Летом 1879 года он купил 100 и арендовал 200 десятин земли у разорившегося помещика, полковника Яновского. Он нашел имение в совершенно запущенном состоянии и поднял его буквально с нуля.

«Особую группу составляли немцы-колонисты. Среди них были прямо богачи… Дома у них были из кирпича под зеленой и красной железной крышей, лошади породистые, сбруя исправная, рессорные повозки так и назывались немецкими фургонами… Над ними высилась фигура Фальцфейна, овечьего короля… Тянутся бесчисленные стада. – Чьи овцы? – Фальцфейна. Едут чумаки, везут сено, солому, полову. – Кому? – Фальцфейну… Имя Фальцфейна звучало как топот десятков тысяч овечьих копыт, как блеянье бесчисленных овечьих голосов, как крик и свист степных чабанов с длинными гирлыгами за спиной, как лай бесчисленных овчарок. Сама степь выдыхала это имя в зной и в лютые морозы».