Петр Столыпин. Революция сверху - Страница 14

Изменить размер шрифта:

А в России возникал вопрос – а что делать, когда количество общинников увеличится настолько, что им просто будет «не поместиться» на своих наделах?

Будущие апологеты столыпинской реформы всё это прекрасно понимали. Как и то, что большинство крестьян для государства были… совершенно бесполезными.

Голодный «мир»

«– Сколько у крестьянина земельки? Десятин пять-шесть, хорошо – восемь-десять. Из них под пастбище – десятины две, самое малое, отдай. Сколько остается? Ну, пусть восемь десятин. Засадил ее мужичок рожью. Собрал с каждой десятины сорок пудов, хе-хе. На хуторах-то поболе собирают, ну так там и люди работают… Собрал, значит, сорок пудов с десятины. Сколько это всего получится, доченька?

– Триста двадцать, – подсчитала Аня.

– Триста двадцать пудов. Из них – сто двадцать на посев отложи, а то на следующий год и того не будет. Уже осталось двести десять. Из них вычти по двадцать пудов на душу на прожитье, самое малое двадцать, если не хочешь лебеду есть. Если в семье душ пять – еще сто пудов в сторону. Сколько осталось? Сто десять. Повез он весь урожай продавать, а пшеничка, хе-хе, по рублю за пуд ушла. Сто десять рублей. Из них налогов рублей десять. Сколько осталось? Сто рублей. На весь год. А мужичку одежку купить надо? Надо. Мясо, молоко, сахар, табак, железо, соль, спички надо? Надо. Если кто родился или, не дай бог, помер, батюшке отдать за требы надо? Сколько там остается? Слезки.

– А зачем мясо покупать? – удивилась Юля.

– Как зачем? А где ему мясо взять? Если свинья есть, так ее раз в год на Рождество колют. Откуда мяса на весь год? Вот и покупают, хе-хе, мужички…

– Так… – запнулась Юля, – куры же есть, утки там. На охоту ходить можно.

– Куры, хе-хе… Куры, госпожа, тоже жрать, прошу прощения на грубом слове, хотят. А кто ж на них зерно будет тратить, если самому не хватает? Бегает пара-тройка курей, яйца несут, вот и весь сказ. И на охоту ходить некогда, да и некуда. Лeca – то, хе-хе, свели».

(К Костин, «Джип, ноутбук, прошлое»)

Для начала приведу несколько фактов.

Генерал В. Гурко[17], впоследствии – начальник штаба Верховного главнокомандующего в 1917 году, привел данные с 1874 года (то есть с введения всеобщей воинской повинности) по 1901 год. Он сообщил, что 40 % крестьянских парней впервые в жизни пробуют мясо в армии.

Еще один факт. По сведениям уже упоминавшегося Б. Н. Миронова, средняя продолжительность жизни мужчин и женщин составляла в России в 1880–е годы соответственно 29 и 31 год, в 1900–е – 32,4 и 34,5 года. Причина – в ошеломляющем уровне смертности среди крестьянских детей. В России смертность в возрастной группе 0–4 года была 214,4 детей на тысячу населения.

Из доклада ежегодной сессии Министерства здравоохраниения России:

«Из 6–7 млн рождаемых детей 43 % не доживают до 5 лет. 31 % в той или иной форме обнаруживают различные признаки пищевой недостаточности: рахита, цинги, пеллагры и проч.».

На всякий случай поясняю: все три названные болезни – следствие плохого питания. Замечательна реакция «хозяина земли русской».

На листе отчета Минздрава за 1912 год напротив слов: «До 10 % крестьянских детей являют признаки умственной недостаточности» – рукой царя написано: «Не важно».

Доктор Эмиль Джозеф Диллон жил в России с 1877 по 1914 год. Он описывает материальную нищету, в которой пребывало большинство крестьян:

«Русский крестьянин… ложится спать в шесть, даже в пять часов зимой, потому что он не может себе позволить купить керосин для освещения. Не может позволить себе и мяса, яиц, масла, молока, зачастую и капусты и живет на черном хлебе и картошке».

И, наконец. В Рязанской губернии любимым лакомством детей был пирог. Что тут необычного? А то, что это слово имело несколько иное значение. Пирогом назывался хлеб из просеянной муки. То есть нормальный. Обычно же муку не просто не просеивали, но и добавляли лебеду.

Замечательно жили крестьяне?

Но давайте разбираться. Итак, рост населения способствовал сокращению размера наделов. В 1877 году менее 8 десятин на двор имели 28,6 % крестьянских хозяйств, а в 1905 году – уже 50 %. Количество лошадей на один крестьянский двор сократилось с 1,75 в 1882 году до 1,5 в 1900–1905 годы.

Со скотом дело было вообще плохо. Крестьяне, стремясь увеличить запашку, распахивали всё что можно – в том числе и общественные пастбища. А значит – негде было пасти скот. Меньше скота – меньше единственного тогдашнего удобрения – навоза. Меньше навоза – ниже урожаи. Замкнутый круг.

«Малосеющая группа проявляет гигантскую силу роста и почти 3/4 своих хозяйств перебрасывает за 30 лет в более высокие посевные группы, с другой стороны, обе многосеющие в 1882 г. группы дают ярко выраженную картину ослабления и распада».

(А. В. Чаянов)

«Более того, это положение в конце XIX века стало быстро ухудшаться, так как из-за роста населения приходилось распахивать пастбища. Оптимальным для трехполья считается соотношение пастбища и пашни 1: 2, а в Центральной России оно уже в середине XIX века снизилось до 1: 5 или менее того. За полвека количество крупного рогатого скота на душу населения и единицу площади сократилось в 2,5–3 раза и опустилось до уровня в 3–4 раза ниже, чем в странах Западной Европы».

(С. Кара – Мурза)

«В первые пореформенные десятилетия обнаружилась и еще одна негативная черта российской земельной проблемы – крестьянское малоземелье, угрожающее с годами превратиться в мощный тормоз аграрного развития страны. Растущая земельная нужда толкала крестьян к расширению доли пашни в общем земельном наделе. Так, уже к 1900 году при общем увеличении крестьянского землевладения примерно на 9 % размер пашни увеличился на 24,3 %. Это увеличение происходило за счет сокращения лугов и пастбищ, что подрывало животноводство. В условиях, когда единственной товарной отраслью сельского хозяйства являлось производство зерновых, господствующей становилась тенденция превращения хлеба в монокультуру, что при регрессе других отраслей вело к общей деградации отечественного сельского хозяйства. С другой стороны, сокращение животноводства – практически единственного источника удобрений – негативно сказывалось на качественном составе земель».

(С. Н. Никольский)

«Прикинем теперь, сколько хлеба получал крестьянин со своей земли. Возьмем семью из четырех человек: крестьянин, его жена, сын и дочь. Скота у них – лошадь и корова. Надел на две души – около 3 десятин. Одна десятина под паром. Согласно разным, но сходящимся между собой данным, урожайность в хороший год – около 50 пудов с десятины, или сам-четверт. Соответственно, собрали они сто пудов, из которых 24 пойдут на семена. Остается 76 пудов. Согласно “физиологическому минимуму потребления” образца 1906 года (каковой был зарегистрирован в тот год в 235 российских уездах), человеку в год требуется 12 пудов зерна и пуд крупы (которой пренебрежем) – от урожая остается 28 пудов, 18 – на лошадь (остается 10), 9 – на корову (остается пуд), на… впрочем, ни козу, ни поросенка уже не прокормить, разве что курам хватит. А ведь 50 пудов с десятины – урожай сильного середняцкого хозяйства, эти же почти бедняки, стало быть, еще десяток пудов с десятины долой. Зависимость тут простая: чем беднее хозяйство, тем хуже лошадь (а соответственно, и обработка земли), тем меньше скота (а значит, и навоза). А если неурожай?»

(Е. Прудникова)

Я мог бы накидать очень много разнообразных цифр, однако вся эта статистика, как показывает опыт, особого впечатления на читателя не производит. Ведь если мы сталкивались с сельским хозяйством – то уже с тем, где использовались сельскохозяйственные машины, удобрения и всё такое прочее. Представить, как крестьянин ковырялся на своем наделе с помощью лошадки с сохой, нам сложно. Именно с сохой, а не с плугом. Крестьянское хозяйство, за редким исключением, по уровню развития соответствовало XIV веку.

Оригинальный текст книги читать онлайн бесплатно в онлайн-библиотеке Knigger.com