Петр II - Страница 5
Последнее по времени публичное столкновение Петра с Софьей произошло в июле 1689 года и было связано с торжеством по случаю возвращения Голицына из Крымского похода. Этот поход, как отмечалось выше, не принес славы ни ратным людям, ни их начальнику. Тем не менее Софья не скупилась на награды за сомнительные боевые подвиги, стремясь тем самым заручиться поддержкой стрельцов в надвигавшемся столкновении с Петром.
Петр демонстративно отказался от участия в пышных торжествах. Руководитель похода и другие военачальники, прибыв в Преображенское, даже не были приняты Петром. Эти действия Софья сочла прямым себе вызовом. Она апеллирует к стрельцам: «Годны ли мы вам? Буде годны, вы за нас стойте, а буде не годны – мы оставим государство». Последней частью фразы Софья подчеркивала скромность своих намерений. В действительности в Кремле, как и в Преображенском, велась лихорадочная подготовка к столкновению. Развязка, как это часто бывает в напряженной обстановке, полной тревог и ожиданий, произошла совершенно неожиданно.
В ночь с 7 на 8 августа в Кремле поднялась тревога, стрельцы взялись за ружья: кто-то пустил слух, что потешные из Преображенского идут в Москву. Сторонники Петра среди московских стрельцов, не разобравшись в происходившем, сочли, что стрельцы готовятся не к обороне Кремля, а к походу в Преображенское. Мигом они помчались в резиденцию Петра, чтобы предупредить его о грозящей опасности. Тревога оказалась ложной, тем не менее слух вызвал цепную реакцию.
Петра разбудили, чтобы сообщить новость. Можно представить, какие мысли пронеслись в голове Петра и что он пережил в те недолгие секунды. Промелькнули события семилетней давности – разъяренная толпа вооруженных людей, бердыши, алебарды, пики, на острия которых сбрасывали с крыльца сторонников Нарышкиных. Решение, вызванное страхом за жизнь, было неожиданным – бежать. Бросился в одной рубашке в ближайшую рощу и в ночной тишине пытался уловить гул топота двигавшихся стрельцов. Но было тихо. Лихорадочно соображал, куда бежать. Ему принесли одежду и седло, привели коня, и он всю ночь в сопровождении трех человек скакал в Троице-Сергиев монастырь, за толстыми стенами которого семь лет назад укрывалась Софья.
В зрелые годы Петр был человеком большой отваги, много раз попадал в смертельно опасные переделки. Но в семнадцать лет он оставил жену и мать, кинул на произвол судьбы близких людей и потешных солдат, не подумав о том, что стены Троице-Сергиевого монастыря, никем не защищаемые, не могли бы его спасти. Изнуренный долгой скачкой, Петр прибыл в монастырь утром 8 августа, бросился на постель и, обливаясь слезами, рассказал архимандриту о случившемся, прося защиты.
На следующий день из Преображенского к Петру прибыли потешные солдаты и стрельцы Сухарева полка, приехала и мать.
В Кремле узнали о бегстве Петра только 9 августа – весь день накануне Софья в сопровождении стрельцов была на богомолье. Новость вызвала тревогу, которую пытались скрыть наигранным спокойствием: «Вольно ему, взбесяся, бегать», – сказал Шакловитый.
Софья предприняла несколько неудачных попыток примирения. Сначала она для улаживания конфликта отправила к Троице патриарха Иоакима, но тот, симпатизируя Петру, остался при нем. «Послала я патриарха, – делилась со стрельцами результатами своей неудачной затеи Софья, – для того, чтобы с братом сойтись, а он, заехав к нему, да там и живет, а к Москве не едет». Затем она отправилась к монастырю сама, но в пути получила категорическое повеление брата вернуться в Кремль.
Военные силы, на которые рассчитывала опереться Софья, таяли с каждым днем. Вместе с Шакловитым она не могла удержать в повиновении солдатские и стрелецкие полки, не рисковавшие вступить в вооруженный конфликт с войсками, поддерживавшими Петра. По его вызову в Троице-Сергиеву лавру прибывали, во главе солдат и стрельцов, командиры полков. Там стрелецкие начальники сообщили царю о тайном совещании, созванном Шакловитым, о его попытке произвести дворцовый переворот. Последовало требование выдать Шакловитого.
Призыв Софьи к оставшимся в Москве стрельцам встать на защиту своего начальника успеха не имел. Правительнице пришлось выдать фаворита. 7 сентября он был доставлен в монастырь, подвергнут допросу и пыткам и через пять дней казнен вместе с главными сообщниками.
Выдача Шакловитого означала полное поражение Софьи. Петр и его сторонники вполне овладели положением. Стрельцы вышли встречать ехавшего в Москву царя, в знак покорности легли вдоль дороги на плахи с воткнутыми топорами и громко просили о помиловании.
Еще продолжался розыск над Шакловитым, а Петр, находясь в Троице, отправил брату Ивану письмо с решением отстранить Софью от власти. «Срамно, государь, при нашем совершенном возрасте тому зазорному лицу государством владеть мимо нас». Далее Петр испрашивал разрешение «не отсылаясь к тебе, государю, учинить по приказом правдивых судей, а не приличных переменить, чтоб тем государство наше успокоить и обрадовать вскоре».[10]
Письмо подводило итоги придворной борьбы и свидетельствовало о торжестве группировки Нарышкиных: Софья объявлялась «зазорным лицом» и в конце сентября была заточена в Новодевичий монастырь. Другим следствием переворота надлежит считать фактическое отстранение от дел слабоумного брата Ивана. Хотя в письме Петр и выразил готовность почитать своего старшего брата «яко отца», но решение всех практических вопросов сторонники Петра взяли в свои руки. К царю Ивану «не отсылались» не только в данном случае, когда формировали новое правительство, но и в последующие годы. Он номинально исполнял царские обязанности вплоть до своей смерти в 1696 году: присутствовал на приемах посольств, участвовал в церковных церемониях, его имя упоминалось во всех официальных актах.
Отстранение Софьи мало что изменило в поведении Петра. Добившись власти, он тут же проявил к ней полное безразличие. Участие в государственных делах он ограничил выполнением сложной и монотонной программы московского дворцового обихода – выходами в подмосковные и столичные монастыри и соборы, присутствием на семейных празднествах. Ничто не свидетельствовало о его стремлении вникнуть в дела управления. Его резиденцией по-старому оставалось Преображенское. По настоянию матери Петр в тяжеловесном царском облачении появлялся в Кремле лишь на публичных церемониях. Участники некоторых празднеств были поражены новшеством, несомненно исходившим от молодого царя, – тишину нарушала ружейная и пушечная пальба. Но церемонии и празднества Петр оставлял без всяких колебаний, как только заходила речь о марсовых и нептуновых (то есть военных и морских) потехах. Одну из марсовых потех царь организовал осенью 1690 года: стрелецкий полк «сражался» против потешных и дворянской конницы. Это противопоставление новых войск старым вошло в обычай, причем стрелецким полкам всегда отводилась роль побежденных. «Бои», не обходившиеся без жертв, чередовались с пирами.
К маневрам следующего года были привлечены значительные силы. Одной армией, состоявшей из потешных и солдатских полков, отрядов рейтар и драгун, командовал «генералиссимус» Федор Юрьевич Ромодановский («генералиссимус Фридрих»), другой, стрелецкой армией – тоже «генералиссимус» Иван Иванович Бутурлин. Началу военных действий предшествовала перебранка, противники, как тогда говорили, «травились», то есть задирали друг друга. Маневры завершились пленением Бутурлина, захватом обоза и знамен, а затем совместным пиром победителей и побежденных, громом залпов.
Увлечение марсовыми потехами чередовалось с забавами на воде. Зимой 1692 года царь отправляется в Переяславль. Туда доставляются в огромном количестве продовольствие и материалы для сооружения кораблей. Петр тоже участвует в строительстве корабля. Он так увлекся работой, что уговаривать его прибыть в Москву отправились виднейшие члены правительства – в столицу приехал персидский посол, и присутствия царя в Кремле требовал дипломатический этикет.