Петля для губернатора - Страница 3
Бородич знал его – сопляк был сыном председателя горсовета Губанова. Звали его, кажется, Алексеем, и, по мнению Бородича, папаше давно пора было заняться воспитанием своего патлатого чада, пока оно не впуталось в историю и не подмочило папашину репутацию.
Он немедленно понял, что зря вспомнил про Губанова-старшего и его находящуюся под угрозой репутацию, но было поздно – настроение уже испортилось, и радость от предстоящего переезда в Москву основательно поблекла. У него самого были весьма серьезные проблемы с репутацией. Пока то, что его жена была законченной алкоголичкой и, похоже, начинала понемногу трогаться умом на почве беспробудного пьянства, было известно немногим и еще не стало предметом публичного обсуждения. Но шила в мешке не утаишь, и переезд тут вряд ли поможет – скорее уж, наоборот.
Он заметил, что все еще торчит на крыльце райкома, глазея по сторонам, встрепенулся и направился к своему серо-голубому “запорожцу”, стоявшему поодаль в жидкой тени лип. Отперев дверцу и просунув на заднее сиденье пиджак, он по частям вдвинулся в тесное пространство между водительским сиденьем и рулевым колесом. Иван Бородич был рослым и крепким тридцатилетним мужчиной, и то, с каким трудом он втискивался в мизерный салон своего “запора”, всегда вызывало шквал смеха и подначек у его коллег. “Ничего, – подумал он, закуривая и вставляя ключ в замок зажигания. – Через годик куплю “москвич”, а может быть, и “жигули”. А там, если все будет тип-топ, можно будет подумать и о “волге”. А Галка… Ну что – Галка? Как-нибудь потихонечку все утрясется. Утрясется и рассосется… Вылечим как-нибудь… Хотя, с другой стороны, – ну какое у нас лечение? В ЛТП ее сдать, что ли? Скандал, а толку никакого. Но что-то делать придется. Не убивать же ее, в самом деле”.
При мысли об убийстве по спине у него пробежал неприятный холодок. Смотреть на закрытых просмотрах крутые западные боевики, где железные парни с каменными лицами расстреливали друг друга и всех подряд из больших пистолетов, было очень просто. Каждое их действие казалось логичным и оправданным, и все у них было продумано на сто ходов вперед, так, что любо-дорого глянуть. А взять и убить живого человека.., собственную жену, черт подери – это, дорогие товарищи, совсем другое дело. И чем прикажете ее убивать? Перепилить ей глотку кухонным ножом? Утопить в ванне? Тюкнуть по темечку топориком для разделки мяса? Ох, не смешите меня…
Поймают в два счета, и будет вместо квартиры в Москве лагерь где-нибудь под Йошкар-Олой или Темниковом… Темниклаг, слыхали про такой?
«До чего довела, стерва, – с горечью подумал он, запуская двигатель. – О чем думать заставляет? Ножи, топоры, лагеря… Чтоб ты провалилась, мразь, алкоголичка! Где, спрашивается, были мои глаза, когда я на ней женился?»
^ “Запорожец” объехал припаркованный впереди оранжевый “москвич” первого секретаря и, тарахтя движком, выкатился на дорогу, до смешного похожий на серо-голубую божью коровку. Бородич про себя отметил, что Первый все еще не уехал домой – видимо, сидел в кабинете, переживая внезапный удар. Иван представил, каково было бы ему на месте Гусева, и зябко повел плечами. Воображение у него было живое, и на секунду он словно перевоплотился, в полной мере ощутив горечь постигшего первого секретаря разочарования. Тряхнув головой, он отогнал наваждение и включил третью передачу, лихо обогнав навьюченного тяжелым рюкзаком велосипедиста.
«Между прочим, – подумал он, – Гусь запросто может подложить мне свинью. Опять каламбур и опять плоский, но суть от этого, к сожалению, не меняется. Уж Гусь-то целиком и полностью в курсе моих обстоятельств.., он же, помнится, Галку и споил. “Выпей, Галочка, до дна, Галочка, компанию надо уважать, Галочка…” Сучий потрох! А теперь, того и гляди, снимет трубочку и позвонит в Москву: кого, мол, вы к себе взяли? У него же жена алкоголичка, вы разве не знали?»
Он остановился возле гастронома, купил хлеба, молока и яиц, после чего заскочил в детский сад. Иришка опять бродила по площадке в полном одиночестве – он сильно задержался на работе из-за Ковровой, а Галка, конечно же, даже не подумала забрать ребенка. Впрочем, так было даже лучше: когда она в последний раз заявилась в детсад, Иришку ей попросту не отдали.
Извинившись перед маявшейся на скамейке воспитательницей, Бородич посадил Иришку на плечо и пошел к машине, невнимательно слушая ее болтовню.
Иришка болтала до самого дома, и Бородин за это время успел усвоить массу полезной информации. Он узнал, что Женя бросил в унитаз мячик и спустил воду, но мячик почему-то не утонул, Костя подрался с Витей, а Олю поставили в угол за то, что она показывала мальчикам свои трусики. На обед давали противную кашу, а на полдник – пряники с молоком, но в молоке была пенка, так что пить его никто не стал. У Елены Александровны есть золотой зуб, а Вика Петровна из ясельной группы сегодня пришла в новом платье с брошкой. Он вел машину, рассеянно кивая в нужных местах, и к тому моменту, как “запорожец” вкатился во двор новенькой девятиэтажки, где семья Бородичей совсем недавно получила двухкомнатную квартиру престижной чешской планировки, его настроение незаметно улучшилось.
Иришка подействовала, как лекарство, и так было всегда.
В дочери Бородич души не чаял. Конечно, пять лет – это не тот возраст, в котором человек раскрывается целиком и полностью. Честно говоря, чему там раскрываться? Но Иван почему-то был уверен, что Иришка взяла лучшее, что было в нем и в Галке, и немного завидовал ее будущему мужу. Ей было что взять у своих родителей, даже у Галки. Да нет, почему “даже”? Особенно у Галки. Бородич вздохнул. До того, как началось Галкино погружение на дно бутылки, мужики на улицах все время оборачивались ей вслед, а те, кто был вхож в семью Бородичей, неоднократно высказывали Ивану свое восхищение, в котором без труда прочитывалась черная зависть. Гусь, помнится, даже пытался подбить ей клинья.
Ни черта у него тогда не вышло, потому что Галка была не из таковских. Тогда, накануне своего первого запоя, Галка поражала Бородича цельностью своей натуры и спокойной уверенностью в себе и своей семье.
Запирая машину под неумолкающее щебетание Иришки, Бородич снова вздохнул. Наблюдать за тем, как на твоих глазах разрушается человеческая личность, всегда тяжело, но когда человек по-настоящему тебе близок, это тяжело вдвойне.
Они поднялись на седьмой этаж в чистеньком лифте.
Иришка, как всегда, выразила желание самостоятельно нажать на кнопку, и Бородачу пришлось приподнять ее, держа под мышками, поскольку без посторонней помощи она доставала в лучшем случае до кнопки второго этажа. На лестничной площадке тоже было чисто и все еще попахивало стройкой. Бренча связкой ключей, Бородич открыл обитую вишневым дерматином дверь и галантно пропустил Иришку вперед.
Он вошел в квартиру, улыбаясь, – Иришка все-таки подняла ему настроение, да и принесенные им новости были хорошие, – заглянул в спальню и остановился, как вкопанный.
Он, как всегда, не успел как следует подготовиться к тому, что увидел в спальне. Это было, как пощечина, и на какое-то время у него даже захватило дух. Столбом стоя в дверях, он отстранение подумал, что человеческая фантазия все-таки безгранична, особенно если ее как следует подогреть алкоголем.
Большое окно было распахнуто настежь. Галка сидела на подоконнике в чем мать родила и сосредоточенно плевала вниз, стараясь, судя по всему, попасть кому-нибудь на плешь. Поискав глазами, Бородич обнаружил недопитую бутылку портвейна на тумбочке рядом с развороченной кроватью. Стакан, слава богу, был только один, но легче Ивану от этого почему-то не стало.
Он попытался заговорить, но поначалу вместо слов из груди вырвался какой-то смешной придушенный писк. Бородич откашлялся, прочищая горло, и успел, не глядя, поймать левой рукой и мягко задвинуть за спину сунувшуюся в комнату Иришку. Ребенку было вовсе не обязательно видеть это безобразие. Бородич много бы отдал за то, чтобы тоже не видеть этого, но ему-то деваться было совершенно некуда.