Петербургские арабески - Страница 18

Большие перемены часто начинаются с мелочей. В данном случае все началось в конце января 1855 года, когда государь был приглашен на свадьбу второй дочери графа Клейнмихеля – графини Александры Петровны. После этого исторически незначительного события он почувствовал легкую простуду (которая была определена как грипп), но по привычке не обратил на это внимания и продолжал свои занятия как всегда. Отправился он и на смотр частей, подлежавших отправке в действующую армию. Лечащий врач Мандт просил его не выходить на улицу, а камергер попытался потеплей одеть. Но Николай посчитал своим долгом лично проводить защитников Отечества и быть в таком виде, каким его привыкли видеть.

Вид Зимнего дворца с запада. B.C. Садовников. 1850-е гг. На переднем плане – парад гвардейских полков.

Воспитанник Института инженеров путей сообщений В. Шиман вспоминал потом об этом последнем параде императора: «Выйдя около полудня на прогулку, я с удивлением увидел по одну сторону Невского проспекта выстроившиеся войска, в походной форме. Было около 10° мороза. «Что это значило?» – подумал я. Невский проспект вовсе не обычное место для смотров, на это есть манежи… Машинально я пошел к Адмиралтейству. Очевидно, смотр будет делать государь; иначе не было бы причины выстраивать войска вблизи дворца. По чувству особенного влечения к Николаю Павловичу с юных лет встречал его с радостным биением сердца, и чтобы вновь увидеть его, я спешил к флангу войск, где мог услышать и голос его. Я подошел к углу Невского проспекта и Адмиралтейской площади и остановился позади командовавшего войсками генерала, сидевшего на лошади на краю фланга. Прошло лишь несколько минут, как раздалась команда: «Слушай, на караул!» Но так как это был левый фланг, то музыки здесь не было; оркестры находились на правых флангах своих частей и хотя заиграли при команде «на караул», но здесь были едва слышны. Николай Павлович верхом, в мундире, без шинели, не доезжая шагов десяти до фронта, громко произнес: «Здорово, ребята!» И в ответ: «Здравия желаем вашему императорскому величеству», понесшееся вдоль Невского проспекта, по которому всегдашним молодцом летел галопом государь.

– В одном мундирчике, сердечный… – послышался сзади меня женский голос. Я оглянулся. Какая-то деревенская баба крестилась и продолжала причитать: – В одном мундирчике… Долго ли до беды!

– Ты напрасно беспокоишься, голубушка. Государь всегда так на смотры выезжает. Он мороза не боится, – вразумлял я бабу.

– Как, барин, не бояться… Не ровен час! Не паренек он молодой!.. Кровь, чай, не по-прежнему греет…»

Опасения врача и деревенской бабы оказались пророческими. После этого смотра Николай I слег. А через несколько дней Мандт должен был сообщить царю о близкой его кончине от поднимающегося паралича легких: царь просил врача сказать правду о его состоянии, дабы иметь возможность сделать последние распоряжения, попрощаться. Умирающий император лежал в своем маленьком кабинете в нижнем этаже дворца.

Кризис наступил в ночь с 17 на 18 февраля. В эту ночь во дворце никто не спал. Большая галерея-вестибюль, что была рядом с его комнатой, была заполнена придворным людом. «Статс-дамы и фрейлины, высокие чины двора, министры, генералы и адъютанты ходили взад и вперед или стояли группами, безмолвные, убитые, словно движущиеся тени, в полумраке этого обширного помещения. Среди томительной тишины слышно было только завывание ветра, который прорывами врывался в огромный дворцовый двор», – так вспоминала об этой ночи фрейлина цесаревны А.Ф. Тютчева (дочь известного поэта). Она упомянула и о другом: «В то время как мы шаг за шагом следили за драмой этой ночи агонии, я вдруг увидела, что в вестибюле появилась несчастная Нелидова. Трудно передать выражение ужаса и глубокого отчаяния, отразившихся в ее растерянных глазах и в красивых чертах, застывших и белых как мрамор. Проходя, она задела меня, схватила за руку и судорожно потрясла. «Прекрасная ночь, m-lle Тютчева, прекрасная ночь», – сказала она хриплым голосом. Видно было, что не сознает своих слов, что безумие отчаяния овладело ее бедной головкой. Только теперь, при виде ее, я поняла смысл неопределенных слухов, ходивших во дворце по поводу отношений, существовавших между императором и этой красивой женщиной, отношений, которые особенно для нас, молодых девушек, были прикрыты с внешней стороны самыми строгими приличиями и полной тайной».

К императору в это время могли войти только те, кто принадлежал к его семье. Не была допущена и Варенька Нелидова. До конца все должно оставаться на своем положенном месте. Жене своей Николай сказал: «Я не должен больше ее видеть, ты ей скажешь, что я прошу ее меня простить, что я за нее молился и прошу ее молиться за меня».

К 12 часам полудня все было кончено… После того как императорская фамилия удалилась в свои покои, в «смертную комнату» тотчас смогла войти Нелидова. Вместе с ней были другая фрейлина императрицы, баронесса М. Фредерике и флигель-адъютант Альбединский. Баронесса вспоминала, что «минута была ужасающая…».

Затем прощались уже и другие. Император лежал поперек комнаты на очень простой железной кровати. Голова покоилась на зеленой кожаной подушке, а вместо одеяла на нем лежала солдатская шинель. Казалось, что смерть настигла его среди лишений военного лагеря, а не в роскоши пышного дворца. Все, что окружало его, дышало самой строгой простотой, начиная от обстановки и кончая дырявыми туфлями у подножия кровати. Стены оклеены простыми бумажными обоями, несколько картин. Небольшой диван и письменный рабочий стол. Истертый коленями молитвенный коврик под иконами…

На этом легенда, связанная с небольшой комнаткой в большом зале, о Рыцаре (своего рода Дон Кихоте самодержавия) и Прекрасной Даме, собственно, заканчивается. Но рассказ наш можно еще несколько продолжить.

По своему завещанию Николай I оставил В.А. Нелидовой значительный капитал. Очевидно, на приданое. Варвара Аркадьевна отказалась принять завещанное: ее любовь была бескорыстна. Все передала солдатам, пострадавшим в войне. После кончины Николая Павловича Варвара Аркадьевна тотчас же хотела удалиться из дворца. Новый император, Александр II, по соглашению со своей матерью, лично просил ее не оставлять дворца. Нелидова осталась при своей прежней службе. Только уже больше не дежурила в установленное время, а приходила читать Александре Федоровне и беседовать с ней о минувшем.

Она скончалась 18 октября 1897 года уже во время царствования Николая II.

О событиях, связанных со штурмом Зимнего дворца в октябрьскую ночь 1917 года, много писали, рассказывали. Особенно впечатляли эпизоды штурма, изображенные в художественных кинокартинах. У многих в памяти остались кадры фильма: карабкающиеся по узорчатой решетке главных дворцовых ворот вооруженные люди. Затем ворота медленно раскрываются, и ликующая масса по мраморной лестнице вливается в залы… Победа! Джон Рид описывает в своей известной книге, как сразу после захвата дворца был пресечен грабеж дворцового имущества: установлены были караулы и из дворца выпроваживались «все вон… кроме комиссаров». В те годы творение Растрелли для многих стало ассоциироваться не с красотой, не с художественными и историческими сокровищами, которые находятся в стенах дворца, а с тем кинокартинным штурмом. Ну а свидетельство Джона Рида позволяло видеть в этом достаточно цивилизованный процесс. Насколько живо это представление! Вот и в наши дни одним из первых актов «победившей демократии» стало проведение митингов у стен Зимнего дворца, у тех самых ворот. Фотографии в газетах тогда запечатлели карабкающуюся по той самой решетке пока не вооруженную публику.

Сейчас существует возможность ознакомиться с воспоминаниями не только тех, кто бежал через затемненную Дворцовую площадь к ярко освещенным окнам таинственного здания, но и тех, кто был по другую сторону сложенных из дров баррикад. С соответствующими переживаниями, обвинениями, утверждениями – с той и с другой стороны.