Петербургская Академия наук и М.В. Ломоносов - Страница 6

Характер работ в области исторических исследований во многом определил возросший уже в первой четверти XVIII в. интерес к прошлому России^[46]. Петр I лично заботился о создании истории своего времени. От него исходила инициатива создания ряда крупных исторических трудов по истории Северной войны — «Гистория Свейской войны», «Рассуждения о причинах Северной войны».

Большим событием для исторической науки было завершение многолетней работы В. Н. Татищева над «Историей Российской», представляющей историческое исследование, основанное на большом своде источников.

Первым историком в Академии являлся И. П. Коль, пробывший в ней полтора года. На поприще русской историографии в 1726–1737 гг. работал Г. З. Байер^[47].

Прожив продолжительное время в России, Байер так п не изучил русский язык. В своих изысканиях он не обращался к русским документам. Его исторические взгляды на прошлое России формировались не на основе знания русских источников, а в процессе работы над древними шведскими и норвежскими сагами. По его мнению, последние могли быть использованы как достоверный материал для изучения истории «русских царей прежде Рюрика». Байер положил начало «норманской теории», утверждавшей, что русское государство было создано чужеземцами, и отрицавшей самостоятельность национального и культурного развития русского народа.

Видное место среди историков Академии занял Г.-Ф. Миллер, вступивший в Академию двадцатилетним студентом в 1725 г. и прослуживший в ней около 50 лет. В 1731 г. он получил звание академика. Вслед за Байером Миллер разделял норманскую концепцию. Но вместе с тем нельзя не указать, что с именем Мйллера связана большая работа по собиранию источников, относящихся к истории народов СССР. По инициативе Миллера началось издание сборников известий по русской истории (на немецком языке), сыгравших большую роль для ознакомления с историей России западноевропейского читателя. Здесь были помещены извлечения из русских летописей, публикация которых на русском языке запрещалась Синодом. Как участник академической группы Второй камчатской экспедиции, Миллер десять лет проработал в Сибири, посвятив это время сбору разнообразных источников. С помощью академических студентов он записывал устные предания, разыскивал архивные материалы. Миллер осмотрел до двадцати архивов. В числе находок были такие уникальные, как обнаруженная в Тобольске сибирская летопись С. У. Ремезова, материалы о беспримерном ледовом плавании С. И. Дежнева через пролив между Азией и Америкой. Он широко практиковал копирование документов и благодаря этому оставил исследователям немало редких исторических источников, подлинники которых в силу разных обстоятельств впоследствии были утрачены. В первую очередь это относится к документам периода крестьянской войны и интервенции начала XVII в., не сохранившимся в архивах центральной России^[48]. Изучение исторических документов Миллер совмещал с собиранием этнографических сведений, связанных с народными обычаями, материальной культурой, народной медициной и т. д.^[49]

Будучи научным учреждением, Академия выполняла одновременно и педагогические функции. Как уже указывалось при рассмотрении проекта устава, Академия была призвана оказать государству содействие в подготовке научных кадров. Как же работали ее учебные заведения?

Прежде всего произошли существенные изменения планов, касавшихся университета. По проекту, представленному Блюментростом Сенату в октябре 1724 г., обучение в университете было приведено в соответствие с «классами» Академии. Вместо предлагавшихся по проекту устава юридического, медицинского и философского факультетов университет располагался по «классам» — математическому, физическому и гуманитарному. Из-за возникших сложностей, главным образом недостатка студентов, учебные функции взяла на себя Академия.

Все ученые, именовавшиеся в проекте устава академиками, были названы профессорами. В число их обязанностей вменялось чтение публичных лекций каждому по своей специальности. Вследствие преобладания в составе академиков специалистов по физико-математическим наукам основное внимание в обучении студентов уделялось именно этим наукам.

В лекциях не ставилось задачей систематическое изложение какой-либо отрасли науки. Метод академического преподавания сводился к толкованию текста книг. Число слушателей было небольшим. Имеются сведения о том, что с 1726 по 1733 г. в списке студентов насчитывалось всего 38 человек, хотя последние исследования увеличивают этот список.

С подготовкой отечественных кадров дело обстояло далеко не благополучно. Уже с первых лет существования Академии наук огромное влияние на ее дела приобрел советник канцелярии И. Д. Шумахер, роль которого в истории русской науки при его больших полномочиях была отрицательной. Он не понимал необходимости для России подготовки отечественных научных кадров и поэтому не способствовал распространению просвещения среди русских людей. Вот характерный пример. Из 12 студентов (среди которых был и Ломоносов), прибывших из Славяно-греко-латинской академии для получения дальнейшего образования в университете, пятерых он послал в Камчатскую экспедицию, а остальных определил в «подьячие» и к «ремесленным» делам^[50]. И это в то время, когда явно не хватало студентов. Лекции читались с перерывами, число студентов временами не только не возрастало, а даже уменьшалось.

В неблагоприятных условиях находилась и академическая гимназия. Она, как и университет, не имела даже собственного здания, переводилась из одного помещения в другое, не менее непригодное для занятий. Сохранившиеся списки учащихся показывают, что в год основания гимназии (в 1726 г.) в нее было принято 112 человек, а в следующем 1727 г. — 58 человек, затем число поступающих резко снижается и в 1730 г. составило 15 человек^[51]. До принятия регламента 1747 г. в гимназию был открыт доступ детям всех сословий. Наряду с детьми дворян поступали дети торговцев, духовенства, мелких чиновников, солдат, ремесленников и крепостных крестьян.

Обучение было поставлено плохо, ученики жили впроголодь, но тяга к знаниям простого народа сделала гимназию заведением действенным. В первые пятнадцать лет своего существования гимназия выпустила несколько сот обученных молодых людей.

Итак, в первые два десятилетия своей деятельности Академия сделала много для развития науки и просвещения в России, хотя работать ей приходилось в крайне сложной обстановке. Развитие академической деятельности сковывали черты классовой ограниченности, господствующие в феодальном обществе. Бюрократизация абсолютной монархии сказывалась и на Академии.

Уже в первые десятилетия возникли серьезные трудности. Они особенно давали себя чувствовать при преемниках Петра I, которые зачастую или не одобряли сделанное до них, или не понимали задач прогрессивных мероприятий. Правительственные верхи, тоже в большинстве своем не содействуя развитию науки, не уделяли должного внимания Академии, не заботились о материальной основе ее существования.

Академия находилась под постоянным надзором царских чиновников. Академики не были свободны в постановке и разработке научных проблем. Как и в целом в развитии феодального общества, на науке отражалось давление церкви. Так, когда в 1728 г. Делилем была напечатана в Петербурге на французском языке речь на тему о том, вертится ли земля, возник вопрос о переводе ее на русский язык. Перевод был подготовлен, но Синод запретил публикацию. Как уже указывалось ранее, запрещено было печатание «Российских древних летописей» из опасения вызвать в народе «соблазн»^[52].

Отрицательно сказывался на деятельности Академии сложившийся режим управления. Принцип некоторой самостоятельности, провозглашенный в проекте устава, был нарушен. Сенатский указ 2 ноября 1732 г. требовал от Академии отчетов о состоянии библиотеки и кунсткамеры, об изменении в составе академиков, о педагогической деятельности и состоянии финансов.