Пета. Первый сборник - Страница 5

11. Мардук.

12. Молчание гора

13. Пророк

14. Presto.

15. Кружится тьма, лазури темнеют. Вихрь мрака спускается, кружит свет, холодеет, окутывает город. Лобзание кончается. Звук борется с морозом мрака. А он идет и идет. Мардук отступает: Мардук боится! А! А гибель расстилает свои лапы и охватывает мир. Город мерещится. Ржут люди, бежа от мрака. Воплиться. О горе! горе! Звуки гремят словно медь о медь.

16. Звуки.

17. Молчание гора.

18. Мардук.

19. Слышен шелест оружия. Сильно шумит и снова краснеет тьма; и тьма воинов перед ним. Море колышется и лазурь вылезает через двурогое солнце, – тоже шумит.

20. Мардук.

21. Рать.

22. Мардук.

23. Рать.

24. Мардук.

25. Рать.

26. Светлеет. Шелестит свет шелком и оружие освещает этот звук.

1. Что то блеклое убивает кровь и опускается двурогое светило и в окно бросает черные лучи. Битва. Снова получает светило их обратно. Ткни бегают и рыдают. Пахнет мерцающим светом. Луч удушлив; и все сонно работает над собою. Бездонная даль играет на террасе дворца, и колоны нагнулись и хотят целоваться. Свет облаками плывет по улицам и прячется в камни, а те блещут заходящим.

2. Мысли Мардука.

3. Ропот

panissimo

stacato

4. Луги шепчут

lente

5. Темнеет. Лазури меркнут; черные валы кручинятся, отодвигают золото; лапы лучей поднимаются, делают прощальный знак. Солнце лобзает лазурь и падает в сладострастии наземь. О, солнце!..

1. Безвременье бытия гора.

Милостивый Государь,

почтеннейший Господин Редактор.

Покорнейший слуга Ваш, подпись которого предъявляется Вам в конце сего, решается высказать Вам несколько скромных и нежных, пожалуй, даже собственных мнений. Мнения сии, как кажется, позволительно будет выставить, как проэктец всеобщего усмирения и успокоения в сфере литературной. Итак:

Нет нужды говорить, что так называемый «кризис символизма» несколько затянулся. Это, к сожалению, настолько явно, что относиться критически к этому вовсе невозможно. – Но, если линия литературы русской ломается, это же не может, значить, что она исчезает. Однако многие печальные наблюдения могут заставить нас прийти и к такому более чем странному выводу. Вот например… осторожней, Боб Дженкинс, чорт возьми, осторожней, говорю тебе я! – над сонными нивами, чуть ли не в облаках, а (кто его знает!), может быть, и повыше, – небесно-голубые построения российского символизма. Зрелище, достойное всяческого изумления и похвал. Правда, построения эти несколько в роде града Китежа, но, однако, если вы что либо о том пикнете, стоя в сухую погоду под сим величавым построением, бойтесь ужасного грома, консолидированного такими цитатами, что небо вам покажется бедной, заблудившейся овечкой.

Признаемся: мы несколько заплутались. Нельзя же всерьез, говоря откровенно, нам, напитанным, упитанным и пропитанным амбрами, бензоями, розами всех сортов, от пафосских до санкт-петербургских включительно, нельзя же нам, повторяем, серьезно говорить о том, что несколько доселе совершенно незаметных молодых людей – без беллетристического опыта, без эрудиции Тартарена Тарасконского, без десяти лет бесплодных полемизирования за плечами – могли бы своими силами расчищать маленькую тропинку в заросшем всякою дрянью болотистом лесу, – том самом, который лишь недавно был так старательно расчищен под Людовика XVI-го.