Пьесы - Страница 5

Следователь. Процентщицу того (чиркает пальцами по горлу) — я могу понять. Но для чего вы сестру её на тот свет отправили? Сестра в этом деле абсолютно непричастная.

Студент. Промашка вышла. Не думал я, что кроме старухи в квартире ещё кто-нибудь будет. А потом — что делать? Попала под руку — умри! Или прикажете себе на погибель вам свидетеля оставить? Да и потом, так ли невиновна была сестрёнка? Чай не на собственные сбережения жила, на старухины. Какая тут, к чёрту, промашка! В этом деле, господин легавый, невиновных нет. Сдохла, и поделом!

Следователь. Позвольте ещё, господин студент, полюбопытствовать. О мотивах вашего, так сказать, предприятия.

Студент. (Хищно ухмыльнувшись). Преступления, господин полицейский, преступления!

Следователь. (Несколько опешив). Смело.

Студент. (Гордо). Я от сделанного не отказываюсь.

Следователь. Ради чего вы решились на убийство? В чём ваша основополагающая идея, господин студент? Каково ваше credo? Захотели испытать себя? "Тварь я дрожащая, или право имею?"

Студент. (Сбивает картуз на затылок). Эк вас повело, господин легавый. Начитались отечественных беллетристов с их дешёвеньким моралитэ. Хотя, какое, к чёрту, моралитэ?! Третьесортный психологизм, буржуазный сиропчик, розовые сопли. Развели турусы на колёсах. "Тварь я дрожащая..." Знаем, знаем, откуда сие умственное непотребство. Из сочинения некоего господина Достоевского. "Преступление и наказание". Дрянь исключительная, доложу я вам. В сей книжонке один стоящий человек, да и тот Свидригайлов. Господин сочинитель на грязь не поскупился... Сонечка... Мармеладова, фигура трагическая, на панель пошедшая ради прокорма нищего семейства. Извращённая фантазия, доложу я вам, у господина Достоевского.... Как по мне, милостивый государь, девица эта должна была пойти в революцию и отомстить мерзавцам, сделавшим её проституткой. Застрелить, к примеру, генерал-губернатора, или министра внутренних дел, или, на худой конец, обер-полицмейстера. Запомните, нравственно всё, что идёт на пользу угнетённому классу.

Следователь. Так вы, стало быть, революционер...

Студент. (Мрачно). Революционер. (Как бы невзначай берётся за топорище). Шли бы вы отсюда, господин хороший, от греха подальше, подобру-поздорову.

Следователь, не сводя глаз со студента, отступает к дверному проему. Там он поворачивается и студент, вырвав инструмент из половицы, замахивается и метает топор следователю в спину. Следователь, всплеснув руками, валится лицом в коридор.

Студент. (Идя к двери). Не люблю... оставлять свидетелей.

КОНЕЦ

ИНТЕРВЬЮ

маленькая пьеса о будущем...

Действующие лица:

Журналист

Визитёр

Полутёмная комната. Окно занавешено плотными шторами. Комнату освещают бра на стене, настольная лампа и торшер рядом с маленьким диваном. В центре комнаты на штативе установлена видеокамера, объектив которой нацелен на диван. В комнату входят двое: журналист и визитёр. Визитёр садится на диван. Его хорошо видно. Журналист усаживается на стул рядом с видеокамерой. Его фигура и лицо едва различимы во мраке. Журналист закуривает. Визитёр равнодушно смотрит в объектив. Оба молчат. В почти абсолютной тишине слышно громкое тиканье часов. Молчание неприлично затягивается.

Журналист (прерывая затянувшееся молчание). Прежде, чем мы начнём запись, можно задать вопрос?

Визитёр. Спрашивайте.

Журналист (включая видеокамеру). Там, в будущем, у вас действительно есть машина времени?

Визитёр (сделав вид, что не заметил). В том числе.

Журналист. Что значит — в том числе?

Визитёр. Машина времени — не самое важное изобретение нашей эпохи. Это скорее побочный результат определённых фундаментальных исследований. Называть их не имеет смысла, вы просто не поймёте, о чем идёт речь. Кроме того, практическое использование её в обозримом временном промежутке сопряжено с опасностью вызвать различного рода последствия, способные катастрофически исказить ту область пространственно-временного континуума, в которой расположена наша солнечная система. Парадоксы времени никто не отменял.

Журналист. Однако... вы здесь. Как это соотносится с вашими же словами об опасности путешествий в прошлое... или в будущее?

Визитёр (достаёт из пачки сигарету, закуривает). Да. (Равнодушно смотрит на тлеющий кончик сигареты) Жизненная необходимость. Исключение. Поэтому мы путешествуем во Вселенную. В прошлое нашей Вселенной. В далёкое прошлое. В очень далёкое прошлое. Нижняя граница — буквально первые тысячелетия после Большого Взрыва.

Журналист. Зачем?

Визитёр. Научные исследования. Эксперименты. Кстати, знаете, что такое войды?

Журналист. Нет. Не представляю.

Визитёр. Войд, в переводе с современного вам английского означает пустоту. Это пространство между галактическими нитями, в котором почти отсутствуют галактики и галактические скопления. (Визитёр усмехается).

Журналист. Вы хотите сказать..?

Визитёр. Ага. Раньше там были и отдельные галактики, и целые скопления галактик.

Журналист. Следовательно, мы — сверхцивилизация?!

Визитёр. Ну, если способность полностью уничтожать участки космического пространства протяжённостью в сотни тысяч, а то и миллионы световых лет является признаком сверхцивилизации, то да, мы — сверхцивилизация. Хотя здесь следует уточнить. Мы, а не вы. Вы, относительно нас, — довольно примитивная, со всех точек зрения, форма разумной организации материи. Без обид.

Журналист. Я понимаю. Эволюционный виток, дальнейшее развитие человека разумного как вида.

Визитёр (усмехнувшись). Какой, к чертям собачим, виток? Человек разумный в том виде, в каком пребываете вы, достиг своего эволюционного предела. Нас разделяют всего сто девяносто три года, но мы — абсолютно новый вид, абсолютно новая раса, не имеющая ничего общего с вашей. Так получилось.

Журналист (осторожно). Я не вижу особой разницы.

Визитёр (презрительно). Не судите обо мне по внешнему облику. Внешность обманчива. У вас есть дома большой острый нож? или топор?

Журналист (нервно). Зачем?

Визитёр. Не пугайтесь. Убивать вас никто не собирается. По-крайней мере сейчас. (Журналист на глазах бледнеет) Шучу. (Визитёр бросает окурок на пол и давит его каблуком ботинка) Я наглядно покажу вам, в чём наше различие.

Журналист выходит из комнаты и возвращается с кухонным топориком для рубки мяса. Визитёр берёт топорик и отрубает левую ладонь. Журналист непроизвольно вскрикивает. Визитёр хладнокровно показывает ему руку без ладони. Из разрубленной руки, на удивление, не вытекло ни капли крови. Визитёр прикладывает отрубленную ладонь к запястью. Журналист жадно смотрит. Проходит минута и рука выглядит так, будто её никогда не калечили. Визитёр двигает пальцами и вращает ладонью в запястье. Журналист явно ошарашен увиденным.