Песня ночи - Страница 83

— Еще подарки? — воскликнул губернатор. — Матерь Божья! Должно быть, этот разбойник возомнил себя королем!

— Похоже, он и был некоронованным королем островов. Пираты называли его адмиралом. Но эти подарки в основном не от него, а от его леди.

— От Серебряной Русалки, — пробормотал губернатор, покачав головой.

— От леди Гейл, — поправил посол. — Похоже, Келлз — просто псевдоним. Наш знакомый корсар предпочел не называться своим настоящим именем, пока занимался пиратством. Теперь, когда он ушел в отставку и отец передал ему по наследству титул лорда, он стал виконтом, лордом Гейлом. И живет сейчас в своем родовом поместье в Эссексе.

У посла до сих пор не укладывалось в голове, как бывший пират может оказаться членом палаты лордов и знатным вельможей. В Англии, в этой языческой стране, действительно все поставлено с ног на голову.

У бедняги губернатора от всех новостей голова пошла кругом.

— Вы что-то говорили о подарках… — напомнил он.

— Да, их сейчас принесут. И к каждому — особое пожелание. Первый подарок для вашей дочери — флакон розового масла. Леди Гейл надеется, что этот подарок застанет вашу дочь в хорошем расположении духа и что она не запустит его кому-нибудь в голову. И пусть знает: ей в жизни везет куда больше, чем кажется.

— Дерзкая девчонка, — пробормотал губернатор.

— Если вы спросите меня, что означают эти послания, я смогу лишь руками развести, — пояснил посол. — Вот нарядная черная мантилья и черепаховый гребень для какой-то женщины по имени Хуана. Полагаю, она одна из ваших служанок. Леди Гейл передает этот подарок с пожеланием: пусть Хуана выглядит не хуже любой знатной испанской дамы. Ах да, еще подарок для капитана Хуареса, столь же щедрый, как и тот, что сделал вам Келлз. Такой же груз французского вина для капитана, спасшего Келлзу жизнь в Порт-Рояле и доставившего его в Гавану.

Губернатор только качал головой.

— И еще подарки для дона Рамона дель Мундо. Келлз, он же лорд Гейл, посылает ему шпагу в надежде, что никогда не скрестит с ним оружия. А леди Гейл посылает ему прекрасную белую мантилью, ту, которую, по ее словам, она нашла на корабле. Леди хотела бы, чтобы дон Рамон дель Мундо знал, что она носила ее во время плавания в Англию, и надеется, что он подарит эту мантилью своей невесте. И еще она надеется, что он женится по любви, найдет даму своего сердца.

— Да-да, — пробормотал губернатор.

Сначала он решил, что пират подкупил дель Мундо. Но теперь, в свете вот этих подарков, все выглядело несколько по-другому. Лишь теперь губернатор припомнил, что дель Мундо проявлял особый интерес к Серебряной Русалке и даже как-то раз они с доном Диего едва не скрестили шпаги. Значит, это — всего лишь предложение мира. Губернатор отдавал дань уважения коменданту крепости. Возможно, он все же отдаст дочь за этого человека, ибо в нем он видел настоящего мужчину.

Дон Рамон воспринял полученные дары совершенно по-другому. В тот же день, принимая из рук посла подарки, рассматривая шпагу, изумительный образчик испанской работы, он в задумчивости проговорил:

— Отличный клинок…

Дон Рамон пальцем провел по лезвию. Действительно прекрасный подарок. И символичный. Дон Рамон знал, что он никогда не сможет скрестить шпагу с человеком, пославшим ему этот дар; не сможет не потому, что ему не хотелось его убить, но потому, что он не мог опечалить ее.

Дон Рамон поднял голову и вопросительно посмотрел на посла.

— Он передал для вас письмо, оно запечатано. Как видите, я его не вскрывал.

Нахмурившись, дон Рамон разломил сургуч и вскрыл пакет. Небрежным почерком на листе бумаги было написано:

«Если когда-нибудь вам придется оказаться в какой-нибудь английской тюрьме, дайте мне знать, и я вас оттуда вытащу.

Келлз».

Вот так, по-пиратски, ему сказали спасибо. Дон Рамон засмеялся.

Посол не смог удержаться от вопроса:

— Что смешного в этом письме?

— Всего лишь обмен дружескими зуботычинами, — ответил дон Рамон, пожав плечами. И тут же подпалил письмо на свече; он смотрел, как бумага сначала занялась пламенем, а потом превратилась в пепел.

— А его дама шлет вам вот это. — Посол расправил перед комендантом белую мантилью из чудесных тонких кружев. — Она сказала, что носила ее на корабле.

Дон Рамон расправил на ладонях кружево. Поднес мантилью к свету. Тонкая и нежная, но все же не такая нежная, как ее кожа… Белая, но не такая переливчато-золотистая, как волосы ее в лучах солнца, не такая таинственно-серебристая, как волосы ее при лунном свете. Вся в замысловатых узорах, но и узор не сложнее, чем запутанная сеть мыслей, его мыслей о ней…

— Она сказала, что посылает ее вам в надежде на то, что вы подарите эту мантилью той, которую изберете дамой своего сердца, подарите в день свадьбы, — пояснил посол.

Дель Мундо посмотрел на посла. В горле его стоял комок, мешавший говорить. Он уже нашел даму своего сердца, но она принадлежит другому. Что ж, он будет по-прежнему любить ее, пусть она далеко за морями.

— Та женщина, которая послала мне это… Она была… дивная.

— Знаю, я видел ее, — кивнул посол.

Он заметил, что дон Рамон говорил о ней в прошедшем времени — слова его, возможно, означали отречение.

С мантильей на коленях провел дон Рамон полночи, напиваясь французским вином, которое прислал ему губернатор, решивший все же отдать Марину за настоящего мужчину, а не за тщеславного щеголя, какого-нибудь плантаторского сынка или богатого купца. Кроме того, дон Рамон ей нравился, и ее симпатии стали особенно очевидны после того, как со сцены сошли маркиз и дон Диего.

Дон Рамон приехал в Гавану охотником за состоянием; он собирался завоевать Новый Свет и покрыть себя славой, чтобы затем, вернувшись в Испанию, сделать себе выгодную партию. Но вместо славы он нашел здесь настоящую любовь, нашел и губернаторскую дочь.

И сейчас, в задумчивости глядя на мантилью, милое напоминание о той, которая носила ее, дон Рамон решил вычеркнуть Марину из своего будущего.

На следующий день он застал ее в патио. Старушка дуэнья сидела поблизости, мирно посапывая.

Рамон сделал вид, что не заметил, как загорелись радостью глаза девушки. Она была так простодушна, эта взбалмошная глупышка!

— Моя дорогая, — с глуповатой ухмылкой проговорил он, поскольку еще не вполне протрезвел, — вы заслуживаете лучшего мужчины, чем я, вы заслуживаете того, кто действительно вас любит.

— Но мне не нужно никого лучше вас! — заявила Марина, уже сделавшая свой выбор. — Если вы не любите меня сейчас, — упрямо продолжала она, — вы научитесь меня любить!

— Нет, — с улыбкой покачал головой дон Рамон, — вы заслуживаете того, кому не пришлось бы учиться вас любить, Марина. Вы заслуживаете лихого кабальеро, который полюбил бы вас с первого взгляда.

— Нет!

Марина не привыкла к отказам. Вскочив со скамьи, она затопала ногами. Старушка дуэнья, проснувшись, в испуге запричитала:

— Что такое? Что случилось?

Но Марина добилась-таки своего, потому что после месяца или двух метаний дон Рамон дель Мундо вспомнил все же об изначальной своей цели.

Он вернулся в губернаторский дом и, преклонив колено, попросил руки у сияющей от радости Марины.

Вот так и случилось, что губернаторская дочь, немного повзрослевшая и ставшая намного стройнее, растерявшая то, что ее отец называл «младенческим жирком», пошла под венец с доблестным доном Рамоном дель Мундо. Когда невеста входила под своды собора за площадью, на ней была белая мантилья, подарок Серебряной Русалки.

И все колокола в городе звонили в честь новобрачных. И вся Гавана веселилась.

Но по ночам, когда лунный свет, бледный и серебристый, струился над Гаваной, когда облака на небе становились похожими на волосы Каролины, а звезды отливали серебром, как ее глаза, дон Рамон дель Мундо, сидя в патио своего нового дома, потягивал вино и вспоминал женщину, загадочную и прекрасную, как лунный свет, женщину, словно ветер ворвавшуюся в его жизнь и унесшую с собой его сердце.