Песня ночи - Страница 80
— Ты прочла письмо! — выдохнула с возмущением Каролина; она не ожидала от сестры такой низости.
— Конечно, прочла, — нахмурившись подтвердила Пенни. — Как я могла не прочесть его после твоих слов… о том, что ты не можешь сама передать письмо?
— Тогда ты знаешь, что я хочу сделать, — одними губами произнесла Каролина.
— Я знаю, что ты собираешься сделать, но, конечно же, я не позволю тебе осуществить задуманное.
— Вот что, Пенни, — сдержанно проговорила Каролина, — как только я перед всеми заявлю, что я Серебряная Русалка, уже ничего нельзя будет изменить. Ничто не спасет меня. И Робин Тирелл умрет вместе со мной.
— О, ты можешь идти на смерть, если у тебя хватает глупости так поступить, но Робина ты с собой в могилу не утащишь!
Каролина почувствовала, что земля уходит из-под ног.
— Ты хочешь сказать, что любишь Робина?
Господи, как это все усложняет! Она и представить себе не могла…
— Не знаю, что ты подразумеваешь под словом «любовь», но я сделаю все, чтобы спасти Робина.
Каролина прижала ладонь ко лбу.
— Пенни, если я этого не сделаю…
— Тогда под суд пойдет дон Диего. И заслуженно! — напрямик заявила Пенни.
— Неправда! Если бы Робин не топил от имени Келлза английские корабли, мы не оказались бы здесь! Келлз пощадил Робина, потому что я его упросила, и после этого Робин оболгал его…
— Это не он, а его ужасная теща!
— Мне дела нет до того, кто из них это устроил! Из-за него Келлз не мог вернуться в Англию, из-за него Келлз чуть не погиб. Если кто и заслуживает смерти, то это Робин!
— Каролина, успокойся, будь же разумной наконец! Я не против того, чтобы Робин признался в том, что совершил, но не здесь, где ему за это грозит смерть, а на родине, в Англии, где у него есть еще шанс выжить. Здесь его убьют уже за то, что он назвался посланником короля, в действительности не являясь таковым. И ты, кажется, забыла, что дона Диего никто ни в чем не обвиняет!
— Но это случится! — в отчаянии закричала Каролина. — Робин узнает его, как только приглядится!
Немного подумав, Пенни пожала плечами, — вероятно, решила, что это, в конце концов, ее не касается. Каролина предприняла последнюю попытку убедить сестру:
— Пенни, я не желаю Робину зла, я только…
Пенни усмехнулась:
— Причинить Робину зло? Сомневаюсь, что у тебя на это хватит духу. Ты ведь такая чувствительная! Я бы смогла, но ты… Ты хоть представляешь себе, каково это стоять и смотреть, как его повесят? Не сомневаюсь, что тебя заставят посмотреть спектакль до конца!
Каролина вздрогнула и закрыла глаза. Она еще не успела продумать всех последствий своего решения. И сейчас спрашивала себя: действительно ли она готова к тому, чтобы осуществить задуманное?
— Но я должна, Пенни! Неужели ты не понимаешь? Келлз болен, и я не могу позволить ему умереть со слепой верой в то, что он другой человек! О, Пенни…
Внезапно Каролина увидела выход. По крайней мере для Робина.
— После того как я признаю в Тирелле своего мужа Келлза, ты упросишь губернатора помиловать его. В конце концов, ты же его любовница!
— Последнее время у него участились приступы подагры, — с циничной усмешкой заявила Пенни.
— Но ведь ты можешь заставить губернатора поверить в то, что, убив Робина, они навлекут на себя гнев англичан. Гавана будет разграблена! Губернатор устроит Робину побег, чтобы уберечь город!
— Устроить побег Робину — и тебе заодно с ним? — спросила Пенни.
— Мне не надо, я об этом не прошу! — воскликнула Каролина, видя, что Пенни обдумывает возможные последствия.
— Побег не для тебя, только для Робина?.. — пробормотала Пенни. — Ах ты, маленькая мученица! А что тем временем, по-твоему, будет делать дон Диего? Неужели он даст тебе умереть на виселице или на костре?
Боже, Пенни права! Каролина побледнела. Она не учла того, что Келлз попытается ее спасти. А если ее увезут в Испанию, он, без сомнения, последует за ней и неизбежно погибнет.
— Но все это — лишь игра воображения, — усмехнулась Пенни. — Потому что я не позволю тебе совершить такую глупость.
Пенни подошла к окну.
— О, вижу, сюда идет дон Диего. Или мне следует называть его Келлзом?
Каролина тихонько всхлипнула. Словно марионетка, которую дергают за веревочки, она подошла к окну, вернее, к Пенни. Затем взяла со стола тяжелый подсвечник и, размахнувшись, ударила сестру по голове. В ужасе смотрела она, как Пенни валится на пол. Слава Богу, Пенни осталась жива — удар лишь оглушил ее.
Опасаясь, что сестра очнется раньше времени, Каролина сунула ей в рот кляп и связала Пенни по рукам и ногам крепкой веревкой. Услышав в коридоре шаги Келлза, она спешно затолкала Пенни под кровать и опустила покрывало.
В следующую секунду дверь открылась, и в комнату вошел Келлз.
— Странная вещь случилась со мной сегодня, — сказал он. Каролина видела, как Келлз расстроен. — Я кое-что вспомнил. Воспоминание было коротким, как вспышка, но я отчетливо увидел тебя в платье… такого никогда раньше не видел: красный шелк с черной кружевной отделкой. И мы ссорились. Мы стояли в комнате на втором этаже, окно было забрано решеткой, и я видел гавань и корабли.
Каролина почувствовала почти физическую боль. Келлз вспомнил их ссору в тот вечер, накануне его отъезда.
— Ты помнишь еще что-нибудь? — спросила она.
— Это все осколки. Странно, но в моих воспоминаниях я одет как англичанин. Помню себя в сером. И мы с тобой говорили по-английски.
Келлз провел рукой по волосам.
— Я еще видел такую картину… Наверное, это происходило в детстве, потому что все казалось очень большим. Я видел, как ко мне бежал мальчик и кричал: «Рэй, Рэй!»
Келлз помотал головой, словно отгоняя навязчивые мысли.
— Дело было в лесу, где-то звенел ручей. Я позвал этого мальчика: «Дрю!»
— Эндрю, — пробормотала Каролина.
Он вспомнил своего брата и Эссекс.
— Мне нужно кое-что сделать внизу, — сказала Каролина к выбежала из комнаты.
Внизу, в галерее, она прислонилась к одной из колонн.
Рэй вспоминал. Вскоре он должен был вспомнить, что он Келлз, флибустьер.
Боже, что же теперь будет?
— Каролина! — раздался сверху голос Келлза.
Она медленно поднялась наверх.
— Ты побледнела, — заметил он.
— Должно быть, от жары.
У Каролины подгибались ноги. Чтобы не упасть, она села на стул, стоявший у кровати.
Келлз пристально смотрел на нее. Теперь он помнил все. Воспоминания его были отрывочные, но он сумел собрать их воедино и получил более или менее полную картину. Он помнил, как отплывал из Порт-Рояля, как был зол на Каролину. Помнил свое последнее путешествие, казавшееся бесконечным, помнил, как мечтал поскорее вернуться к Каролине. Он вспомнил бой с «Санто-Доминго» и еще с одним галионом; вспомнил, как выругался, когда в решающий момент битвы сапоги его расползлись и он едва не погиб из-за этого, поскользнувшись на мокрой палубе. Он помнил, как корабельный врач принес ему сапоги испанца со словами: «Или вы наденете их, или я не дам и пенни за вашу жизнь!»
И помнил, как натянул эти сапоги и удивился, что они оказались впору.
И из-за этих сапог он оказался здесь! Он помнил, как на его глазах погрузился в волны Порт-Рояль, как ушли под воду оба форта.
Он помнил, как все время думал: что с Каролиной? И вспомнил, как корабль швырнуло на крыши домов. Помнил, как его подбросило вверх, а потом обломок обшивки, возможно, с другого корабля, летел на него на гребне волны. И после этого — боль и тьма.
А потом он проснулся на удобной кровати в губернаторском доме, в Гаване, и не мог вспомнить ровным счетом ничего. Прошлое стало белой страницей — словно он и родился на той же кровати, словно всю жизнь прожил в этом доме.
И тогда ему сказали, что он — Диего Вивар, посланный в Новый Свет испанским королем. И обо всем этом они догадались по его сапогам! По сапогам убитого испанца!
— Каролина, — пробормотал он, — я помню…