Песнь жизни (СИ) - Страница 85

У Иттираэля расширились глаза.

– Нет!!!

Но поздно: она уже летела к нему в громадном, неимоверно быстром прыжке – маленькая, подобравшаяся как настоящая хмера, с дико сверкающими зеленью глазами, в нещадно горящей одежде, от которой уже не просто отваливались целые куски, а сплошной полосой тянулся такой шлейф огненных искр, что у Перворожденных невольно вырвался горестный стон. Заживо ведь горит!! От этого огня плавились даже камни!!

Обреченный, но еще не понимающий этого маг неверяще вскрикнул и инстинктивно шарахнулся прочь, потому что объятое пламенем с ног до головы чудовище даже сейчас, полностью покрытое бешеным зеленым Огнем, наполовину обгоревшее и давно готовившееся отправиться на тот свет, явно не собиралось умирать! Она стремглав летела навстречу, выставив сразу оба метательных ножах, и зловеще улыбалась. На них уже рукояти плавились, капая металлом и красноречиво доказывая, что жуткий Огонь не пощадил даже гномью сталь, а она напрямик летела, намереваясь закрыть этот вопрос раз и навсегда. Без оглядки, без сомнений и без всякого сожаления. Просто прыгнула с места, как всегда умела, и теперь только отсчитывала про себя последние секунды.

– Белка! – пораженно выдохнул Шранк, остановившимся взглядом следя за своим великолепным Вожаком и только сейчас понимая всю глубину ее истинной силы. – Твою мать… Таррэн, да она же горит!!

Таррэн чуть приоткрыл веки: да, Белка действительно горела. Не в первый и, надеюсь, далеко не в последний раз. Безжалостный Огонь игриво плясал в ее волосах, ласково струился по обнажившейся коже, легонько щекотал мочки ушей и плавно стелился, нежно льнул к ней, как к родной, одновременно укрывая от жадных мужских взглядов и позволяя безнаказанно миновать плавно оседающих на пол эльфов. Он мягко обнимал ее своими теплыми объятиями, невесомым шелком гладил бархатную кожу, не смея ни ранить, ни причинить вреда. Ему всегда нравилось ее касаться. Она была создана для его заботливых рук, она давно не боялась пламени и вот уже двадцать лет без всякого страха купалась в нем, как в горячей купели. Доверяла ему. Верила. Любила и искренне удивлялась, когда кто-то этого не понимал.

Да и как его можно было не любить? Такой теплый, ласковый, понимающий, трепетный и ужасно приятный… это ведь был ЕГО Огонь. Таррэна. Тот самый, что просто не умел причинять ей боль. Тот, от которого она была так хорошо защищена с самого детства. Тот, что был беззаветно предан своему создателю и никогда не посмел бы обжечь дорогое ему существо. Даже в чужих руках. Даже если бы мог. Впрочем, это было невозможно: Талларен слишком хорошо потрудился, создавая свою лучшую игрушку. Он дал ей силу, наделил неимоверной властью, защитил от всего, что только мог измыслить, хоть и едва не убил. Таррэн же вернул ее к жизни, подарил двойное счастье, трепетно заботился, как о самом главном своем сокровище. А она бесконечно любила все, что было с ним связано. Поэтому бесстрашно окунулась в лютующее впереди пламя, смутно пожалев сгоревшей одежды, легко прошла насквозь, после чего горящим факелом вынырнула близ противоположной стены и довершила, наконец, свой потрясающе грациозный прыжок.

– Вот и все! – выдохнула она, с силой вминая коленями грудь Иттираэля и отшвыривая его сразу на десяток шагов. – Теперь ты мой!

Отчетливый хруст заставил Перворожденных внутренне содрогнуться и судорожно сглотнуть. Боги! Да как же она сильна!!

От страшного удара у Старшего Хранителя перехватило дыхание. Собственное пламя, выпушенное на свободу, а теперь спустившееся с ее рук, неожиданно больно обожгло ему веки, забилось в нос, жестоко спалило брови. Он захрипел, силясь стряхнуть с себя странную тяжесть, но второй удар безжалостно отбросил его еще дальше. С размаху швырнул на упругую стену, вырвав болезненный стон и целый веер ослепительных искр в глазах. Эльф сдавленно закашлялся, с трудом отогнал неистовый звон в ушах, с невероятным усилием приподнял тяжелые веки, со страхом чувствуя, как теряет нити управления силой. Увидел, как гаснет призванный им Огонь. А потом почувствовал где-то напротив сердца лютый холод, ощутил, как что-то жестоко выламывает ему пальцы, безжалостно сдирая родовой перстень, и в панике распахнул глаза.

– Как ты…?!

– Вот так, – облегченно выдохнула Белка, роняя на лицо Иттираэля капли расплавленного металла с потекших от жара заклепок и, одновременно, сжимая драгоценное кольцо. – Вот теперь ты никуда не денешься, гаденыш. Всегда знала, что магам нельзя доверять. Одно хорошо: мало вас осталось. Очень мало. А теперь будет еще на одного меньше.

Она хладнокровно кивнула на два длинных ножа, которые по самые рукояти вонзила в его грудь, и деловито подбросила на ладони желтоглазую добычу – Великий Дракон испуганно сжался, словно живой, и просительно потускнел. Но Гончая была неумолима – пристально глядя в глаза пораженного, раздавленного и сломленного мага, жестко усмехнулась, перехватила проклятую змеюку поудобнее и, коротко замахнувшись, ударила о навершие одного из кинжалов. Раздался оглушительный хруст, слившийся с неистовым воплем обездвиженного Хранителя, что-то ярко вспыхнуло изумрудной зеленью, жалко застонало, задрожало. На израненную землю пролился мелкий зеленый дождик невидимых осколков, а Гончая, легко смяв в кулаке золотой ободок, удовлетворенно кивнула.

– Кажется, это уже входит в привычку…

Иттираэль слабо дрогнул, не в силах оторвать неподвижного взгляда от разбитого перстня, тихо вздохнул и бесславно умер. Так и не поняв напоследок, откуда это странное существо знало о его единственной слабости. И каким именно образом сумело одним, обманчиво легким движением разбить природный изумруд, если его далеко не всякая магия могла разрушить. Не говоря уж о слабых руках человеческого детеныша.

Белка пристально всмотрелась в окаменевшее лицо эльфа, на котором стремительно проступала мертвенная бледность. Терпеливо дождалась, пока его сердце перестанет трепыхаться. Проверила быстро тускнеющий зрачки, придирчиво пощупала шею и только потом выдернула свои ножи, брезгливо отерев о чужую одежду. А потом медленно повернулась и, глядя исподлобья на ошарашенные лица Перворожденных, все еще не пришедших в себя от ее странного вида, хмуро поинтересовалась:

– Ну? Чего вылупились?

Шранк, выдвинувшись вперед и внимательно оглядев ее с ног до головы, деликатно кашлянул.

– Бел, ты горишь.

– Да? – удивилась Гончая, но быстро опустила глаза и немедленно поняла – правда. Причем, что самое обидное, изменить и исправить ничего уже нельзя: от одежды остались жалкие обгорелые лохмотья, повисшие дохлыми тряпочками на плечах и кое-где на животе. – К'саш! Опять новую куртку придется покупать!

Белка сокрушенно покачала головой, отчего остатки ее вязаной шапочки медленно рассыпались в черную пыль. Она брезгливо отряхнулась, отфыркалась, избавившись от ненужных обрывков полностью. Сердито пробурчала что-то нелестное в адрес дурных остроухих, которые только и знают, что Огнем швыряться куда ни лень. Тихо посетовала на непредвиденные траты. Сбросила с рук остатки кожаных перчаток, отерла босые стопы от частичек расплавленных сапог и, наконец, выпрямилась, показавшись тихо схватившимся за головы эльфам во весь рост.

Линнувиэль громко сглотнул и поспешно отвел нескромно загоревшийся взгляд, потому что так, лишенная мешковатых штанов и просторной рубахи, она действительно была хороша. Настолько, что даже завидно становилось от мысли, что кое-кому досталось это диковатое, необычное, но поистине бесценное сокровище. Сартас неприлично разинул рот, с трудом принимая тот неоспоримый факт, что целый месяц ехал бок о бок не с дрянным, насмешливым и наглым пацаном, а с удивительно ладной маленькой женщиной, умеющей поразительно ловко скрывать свою настоящую суть. Корвин и Маликон глухо застонали, запоздало понимая, что зря подозревали своего лорда в непростительном увлечении мальчиками. Аззар, видимо, подумав о том же, стремительно порозовел. Атталис издал какой-то невнятный звук и поспешно уронил взгляд, а остальные просто застыли поодаль красивыми скульптурами.