Песнь жизни (СИ) - Страница 6

– Приходила сегодня, – осторожно ответил лекарь, чувствуя, что ступает по тонкому льду недомолвок.

Иттираэль, обернувшись, внимательно посмотрел на собрата, будто что-то подозревал, и тот напрягся еще больше: тяжелый взгляд почти тысячелетнего мага пронзал насквозь не хуже иного меча. Мог сломать волю, парализовать и выпотрошить, как травяной мешок – быстро, умело и абсолютно безжалостно.

– Ты заметил разницу? Аура изменились? Он хоть как-то отреагировал?

Аттарис склонил голову в жесте уважения, старательно пряча за длинной челкой яростный блеск глаз.

– Взгляни сам.

– Я спрашиваю у тебя, Равный! Что с ранами? Ты добрался до его разума?

– На данный момент я не вижу разницы, – бесстрастно ответил Аттарис, с неподдельным удовольствием подметив нешуточное раздражение в глазах опасного собеседника. Небольшая месть за это презрительное " Равный" – вполне осуществимая задача для немолодого, но неглупого целителя, которому никогда не подняться выше достигнутого сто лет назад потолка. О нет, никакой лжи – одна только сущая правда, ведь на ДАННЫЙ момент отличий в ауре действительно не было. Она стала такой же серой и размытой, как вчера, позавчера и много-много дней до этого. Выглядела слабой, нетронутой и безжизненной. Никаких всплесков нет и в помине, хотя парой минут раньше… но Старший ведь не спрашивал конкретно. А значит, у меня есть полное право не распространяться об этом незначительном отклонении.

Пусть-ка поломает голову, ллер высокородный сноб!

Иттираэль поджал губы и, на пару мгновений склонившись над смертным, знакомым жестом провел рукой по воздуху, стремительно считывая чужую ауру и то, что скрыто под ней. Быстро убедился в том, что она ничуть не изменилась за последние дни. После чего выпрямился, ожег смиренно сложившего руки собрата огненным взором и быстро вышел.

Аттарис незаметно перевел дух.

Опасно играть в эти игры, не имея на руках достаточного количества козырей: Иттираэль сомнет и не заметит, если только почует малейшее неповиновение. Для него имеет значение лишь одно – безоговорочное подчинение Роду Изиара, к которому вели его собственные корни, и Великому Дракону, осеняющему этот мир широкими черными крыльями, а на все остальное он мог просто наплевать. Даже на жизнь сородича. Потому-то и носил за глаза меткое прозвище Нетопыря. И он, как все остальные, ОЧЕНЬ сильно жаждал узнать, откуда на этом свете взялся столь непредвиденный фактор, как юный Тир, сумевший всего в долю мгновения смешать мудрые умы Совета Старейшин и перечеркнуть далеко идущие планы Владыки Тирриниэля. Как своим неожиданным появлением в Лесу, так и необычными спутниками, из которых только на смертного не распространялась защита эльфийского правителя.

Хранитель покосился на ровно дышащего человека и неожиданно порадовался тому, что высокомерный сородич пока сумел не до него добраться – глубокий сон надежно ограждал человеческий разум от чужих посягательств. Подобно мощной броне оберегал уязвимое для магии эльфов сознание. А значит, это странное упорство только к лучшему: чем глубже незнакомый воин погружен в беспамятство, тем дольше молодой наследник может быть спокоен за смертного друга. А маленькая Милле может быть уверена: ему не грозит неожиданная кончина до тех пор, пока Иттираэль не найдет способ вытянуть из него необходимые сведения.

– Не советую тебе воскресать, – неожиданно посоветовал Аттарис раненому, пристально всматриваясь в спокойное мерцание серой ауры. – По крайней мере, пока Тир не войдет в полную силу. Впрочем, если ты не дурак, сам постараешься этого избежать. А если я в тебе все же ошибся, то будь уверен: Иттираэль не даст тебе ни единого шанса, кем бы ты ни был.

Хранитель остро взглянул на недрогнувшее лицо Стража и, убедившись, что тот по-прежнему находится в глубоком сне, с досадой поджал губы. Он бы не хотел огорчать будущего повелителя и его прекрасную избранницу известием о непредвиденной гибели их смертного друга. А то, что Иттираэль не отступится, пока не выяснит правду, было очевидным: Старший Хранитель очень не любил недоговоренностей. И, значит, едва появится такая возможность, сумеет побеседовать с хрупким человеческим разумом так, чтобы никто не узнал и не понял. А исход подобной беседы нетрудно предугадать: смертные слишком слабы, чтобы долго сопротивляться ломающей волю магии Темных. Но спрятать человека в Лесу невозможно, оградить от внимания искусного мага – тем более. Остается только поддерживать в нем подобие жизни и надеяться, что он сумеет уцелеть в этом переплетении чужих планов, намерений и хитроумных интриг.

Аттарис снова поймал себя на мысли, что делает это только ради Милле, и резко отвернулся, не желая признавать, что в кои-то веки не устоял против женских чар. Он быстро вышел, дав двум стражам у дверей четкое указание извещать его о любых посетителях этой комнаты, после чего запахнулся в белоснежный плащ и исчез среди бесконечных зеленых коридоров Чертогов. А потому не увидел, как невзрачная сероватая аура Стража дрогнула, заметно уплотнилась и подтянула края, будто почуяла угрозу, затем ненадолго расширилась, осторожно пробуя воздух на вкус, и, наконец, холодно мигнула.

– Почему вы называете своих Хранителей Равными? – спросил Тир, устало прислонившись к замшелому валуну и смахнув со лба выступивший пот.

Владыка Л'аэртэ развеял скопившийся в воздухе запах гари и присел рядом.

– Потому что они не относятся к прямым потомкам Изиара. Это второстепенная ветвь, представители которой не утратили силы, но всегда будут слабее, чем прямые наследники. Их традиционно немного: всего пять замкнутых и преданных моему Роду семей, из которых и делается выбор в пользу Хранителей. Нынешних Равныхты уже видел – Аттарис, Брегарис, Барронис, Тарринис и Лавванис. Окончание "ис", как ты понимаешь, не случайно, и указывает на близость к правящему Дому. Они – законные наследники своих семей и единственные среди них, кто владеет Огнем Жизни. В меньшей мере, чем мы с тобой, разумеется, но все же достаточно, чтобы иметь неплохой в этом мире вес. Остальные – так, мелкие фокусники, не представляющие для Леса большой ценности.

– Почему все так сложно?

– Трудно сказать, – отряхнул ладони правитель. – Наверное, потому, что заклятие Изиара позволяет проявиться силе только в одном (максимум, в двух) наследниках Дома. И это касается всех уцелевших ветвей Рода. Без исключения.

– Хочешь сказать, что только по этой причине среди Л'аэртэ принято иметь лишь двух наследников мужского пола? – заинтересовался Тир.

– В том числе.

– А Иттираэль?

– Гм, – задумался Тирриниэль. – Должность Старшего Хранителя была утверждена еще во времена Изиара, и ее всегда занимали наиболее опытные, сильные и сведущие в Искусстве маги, хорошо умеющие владеть Огнем Жизни. Да, не удивляйся, что он так силен: в свое время Изиар оставил после себя несколько сыновей, от которых и пошли потом разные ветви Рода. По этой же причине окончание имени Старшего совпадает с моим, а Огонь лишь немногим уступает твоему.

– Сравнил! – неприязненно буркнул юноша, сверкнув неуловимо покрасневшими глазами.

– Вижу, Иттираэль тебе не очень нравится, – усмехнулся Владыка, и Тир насупился еще больше, подтверждая очевидное. – А зря. Именно его усилиями мне удалось отправить Зов и помочь вам найти сюда дорогу. С его же помощью поддерживается защита вокруг всего Леса и моих Чертогов, а также порядок в Роще Мира.

– Вот как? Тогда он опаснее, чем я думал, – в голосе Тира проскользнула странная задумчивость. – А почему Хранителей всегда семеро? Почему именно так: пятеро Равных, Младший и Старший? Я думал, ваше священное число – девять, а не семь.

– Гм, верно. Но ты забыл посчитать меня и моего сына.

– У тебя два сына, – хмуро поправил юноша, и Владыка немедленно помрачнел.

– Да. Их всегда двое… было. Но продолжает Род только один, как в любой ветви. В том числе и в той, к которой принадлежит Иттираэль. Кстати, его младший брат наверняка понравился бы тебе больше. Даже жаль, что всего две луны назад я отправил его в Серые Пределы.