Песнь о Гамаюне (СИ) - Страница 4

— О нет, — тихо выдохнул Чарльз и запустил руку в карман, нащупав старую, но чистую чёрную повязку и начав оглядываться, лихорадочно пытаясь вспомнить, где оставил свою трость.

— Чарльз Ксавьер! — словно фурия, зашипела на него выбежавшая из леса пожилая женщина, бросившись на юношу.

— Я просто гулял, все хорошо, меня никто не видел, честно! Я точно знаю, сюда же никто не ходит, все считают это место проклятым, здесь даже ни единого следа на траве не было, — начал торопливо оправдываться Чарльз, наперед зная, что скажет его тетушка.

— Ты ушел, ничего не сказав, а теперь разгуливаешь средь бела дня без повязки! Какого Гамота ты вообще ушел из лагеря?! — женщина чуть не налетела на Чарльза и боязливо заозиралась по сторонам, боясь, что за ними кто-то мог бы наблюдать.

— Тетушка, меня никто не видел…

— И не увидит, ты зачем снял повязку?!

— Я хотел посмотреть на замок Короля. И не мог этого сделать, пока мои глаза были завязаны!

— Жизнью своей не дорожишь!

— Нас никто не увидит…

— Конечно! — она вырвала повязку из рук Ксавьера и грубо накрыла ей его сияющие глаза, крепко, надежно связала края ткани на его затылке и натянула капюшон на голову юноши, тот же привычно стоял неподвижно, зная, что с тетушкой Мойрой спорить не стоило — у нее и так от переживаний полно было седины в волосах, а споры могли довести ее до срыва. Этого только Чарльзу не хватало. — Идем. И больше не смей сюда приходить. Люди же начнут шептаться и спрашивать: «Зачем Ксавьер ходил туда? Почему он не боится проклятья? Что с ним не так?». А если пойдут такие разговоры, тебе конец! Мы с Магдой не сможем вечно защищать тебя.

— Трость, — не став пререкаться, напомнил Чарльз. Он слышал ее нравоучения больше сотни раз и давно уже понял, что они куда важнее для нее самой, чем для него.

Тем более после таких вот небольших истерик она успокаивалась, а он привык уже вслушиваться в ее интонации, но пропускать мимо ушей слова, думая о чем-то своем.

Вот и сейчас, погрузившись в привычную темноту, он ощутил, как обострились его чувства, а затем Мойра вложила ему в руки трость и сильнее натянула серый капюшон ему на голову, пытаясь вовсе скрыть ото всех лицо Чарльза.

«Если они только увидят твои глаза, Чарльз, если только заметят» — всю свою жизнь его тетушки с ужасом повторяли это, с самого детства надевая на него повязку. Должно быть, они и правда не выделялись из толпы народа, бегущего от войны. Среди женщин, детей, стариков и калек их небольшая семья из двух немолодых женщин и слепого юноши казалась такой же, как и все остальные. На него не обращали внимания, разве что могли извиниться, если случайно налетали на него в толпе. И если при столкновении он еще чувствовал злость от человека, то стоило ему поднять голову, как она тут же сменялась сожалением.

Почти всю жизнь провести в темноте.

Это лучше, чем вовсе лишиться жизни.

Чарльз знал, что тетушки правы, но ему все же было легче, когда они путешествовали втроем, а не прибивались к кочевым лагерям, к людям, которых война гнала все дальше и дальше от сражений. Вот только все понимали, что они уже на самом краю, а позади — лишь пустошь и флаги кровавого короля. Должно быть, уже на каждом здании в Ирии реял ядовитый змей.

А бежать им было некуда. Море было не пересечь, а все земли вокруг принадлежали Шоу. Оставалось лишь ждать, пока его войска настигнут их: тогда от Ирия не останется ничего.

Чарльз все еще слышал голос Мойры и следовал за ним, слегка проверяя свой путь тростью. Он уже давно научился ходить в темноте, полагаясь на слух и другие чувства, но все же каждый раз, когда была возможность, он хотел видеть этот мир своими собственными глазами, не боясь, что кто-то увидит их цвет и поймет, кто он… Но если это все же случится, его будет ждать либо нож в сердце от сородича, либо «очищающее пламя» католиков с земель Шоу.

Ксавьер поправил свою повязку и тихо вздохнул, погружаясь в собственные мысли.

Порой он так хотел жить в те стародавние времена, когда такие же, как он, гамаюны правили этими землями, вели в бой войска, предсказывая действия противников, выигрывая войны за войнами.

Как жаль только, что те времена уже шесть веков как были забыты.

***

Эрик чувствовал, как бежало его время, как с каждым часом пути шанс уничтожить Шоу становился все ничтожнее, норовя и вовсе исчезнуть. Но он готовился к этому слишком долго, чтобы совершить ошибку именно сейчас — из-за простой спешки.

Оставалось еще время. Он знал, что Логан сможет какое-то время сдерживать новость о смерти брата, пусть не дольше пары недель. Даже если Шоу узнает, что его бешеный Саблезуб пропал, у Эрика еще будет шанс осуществить задуманное.

Нужно было только подобраться к Себастьяну…

Воины запрягали лошадей, готовясь сойти со стоянки перед последним боем с остатками сил Ирия, отступившими к одному из безымянных замков этой дикой страны без единого короля и правителя. Скопища разрозненных язычников — вот и все, что осталось от некогда величайшей страны в истории их мира. И старый Змей, должно быть, весь изошелся ядом в предвкушении момента, когда он, наконец, сможет назвать непокорные земли своими в полной мере.

Завидев Эрика, многие воины вскакивали со своих мест и приветствовали его, но тот не обращал на них внимания, решительно шагая по выжженной земле и смятой траве к шатру Шоу, с холодным гневом глядя на флаг, реющий над ним.

Но стоило только приблизиться, как стража преградила ему путь.

— С дороги, мне нужно видеть короля, — спокойно произнес Эрик, однако голос его словно отдавал могильным холодом, а от одного взгляда серых глаз воинам стало не по себе.

Свинцовые тучи сгущались над лагерем, и где-то вдалеке раздался гром. Казалось, что буря, от которой Леншерр успел уйти в своем родном городе, теперь шла за ним по пятам, намереваясь во что бы то ни стало настичь свою жертву.

— Это невозможно… Ваше Высочество, — ответил рослый воин в начищенных доспехах со змеем на груди.

— Это приказ. И я не намерен повторять.

— Боюсь, мой дорогой Эрик, юноша не в состоянии выполнить его при всем желании.

Леншерр едва не закатил глаза от этого голоса. Вот кого он меньше всего хотел видеть не только на поле боя, но и в лагере, так это Страйкера.

— Если король проводит свое время в молитвах о скорой победе, то я рискну его прервать, — он повернулся к полноватому священнику, с презрением глядя ему в глаза.

— И что Шоу в тебе находит? Никогда не понимал, зачем он держит рядом того, чья душа давно принадлежит Дьяволу. Тебе, сын мой, никакие молитвы уже не помогут, так не оскверняй короля.

— Я готов рискнуть.

— Тогда тебе лучше седлать коня, потому что путь до столицы не самый близкий.

— Он вернулся? — настороженно спросил Эрик и тут же добавил: — После всех этих лет он не желает присутствовать на взятии последнего рубежа? Он был с нами каждый раз, когда мы брали крепость за крепостью, каждый из шести замков, а теперь просто вернулся в столицу?

— Что я могу сказать? Такова была его воля, и я не стал его останавливать. Зато тебе, сын мой, выпала великая честь представлять его в этом бою, — Страйкер плавно подошел к Эрику, без тени страха глядя на самого опасного воина королевства. О, Леншерр знал, если Страйкер и молился о чем-то во время сражений, так это о том, чтобы кому-то из вражеских воинов повезло снести мечом голову названого наследника престола. Но пока его мольбы оставались неуслышанными, и Эрик всегда возвращался, в какую бы заварушку ни попадал. И пасть в последнем бою он точно не собирался.

— Я благословляю тебя на этот бой. Со словом моим ступай на эту тропу и очисть мир наш от неугодных дикарей, оскверняющих земли наши, — Страйкер сказал это с непроницаемым лицом, исполненным одухотворенности, но глаза его оставались насмешливыми.

Эрик невольно подумал, что старая церковная крыса все знал. Иначе было не объяснить, почему еще Шоу покинул поле боя, если только не Страйкер повлиял на его решение. А уж он это умел и управлял мыслями и действиями короля — с тех самых пор, как его безумие стало неуправляемым, и он бросился искать спасения в молитвах. Вот только Шоу все еще видел несуществующий огонь и мертвых людей, мог сорваться с места, сражаясь с невидимыми врагами, и находил свое успокоение только в битве.