Песнь ледяной сирены (СИ) - Страница 49

Бьерке нехотя ответил:

– Удалось, но таких было немного. Я победил с помощью силы, они – с помощью оберегов и хитрости. Пытались научить остальных, но…

– Расскажи ему, как это сделать, – потребовала вдруг его жена. – Как отыскать Полярную Звезду.

– Я не собираюсь заключать сделку с вендиго, – холодно сказал Эскилль.

– Вендиго обитает рядом с башней, – объяснила Ранвайг. – Она в самом центре Ледяного Венца, но духи зимы надежно скрывают ее от обычных людей мороком.

– Это может стоить тебе жизни! – протестующее вскрикнул Бьерке. – Если заклинатель умрет, действие его заклятья рано или поздно закончится. Однажды я уже потерял тебя, второй раз я этого просто не переживу.

– Не будь эгоистом, Ларс, не губи невинных ради себя.

– Ради себя? – ошеломленно выдавил охотник. – Я делаю это ради нас обоих.

Ранвайг качнула головой.

– Нет, родной. Прости, но… нет. После Обряда Пепла меня ждет новая жизнь, в теле, которое не отторгает мою душу, как некий чужеродный элемент. Но тебе без меня будет пусто… Это ты не можешь меня отпустить.

– Милая…

Эскилль с ужасом и недоверием понял, что Бьерке пытался подавить сухие рыдания. Он в жизни не мог представить легендарного охотника на исчадий… таким. В окружающем волю Бьерке щите словно пробили десятки брешей.

Ранвайг приблизилась к мужу, нежно провела по его щеке тыльной стороной ладони.

– Стужу в моем сердце не изгнать, и она что-то делает с моей памятью, с моей личиной… Ты не можешь этого не замечать, не можешь не понимать, что с каждым днем, с каждым часом будет только хуже. – Она стерла капнувшую льдинкой на щеку слезу. – Ты попытался удержать меня рядом, я понимаю. Но духов и зимние ветра не приручить. А я, как бы ты ни отрицал это, больше дух и ветер, насильно втиснутый в оболочку уже чуждого ему тела, нежели… человек.

– Ты – моя жена, – с нажимом сказал Бьерке.

– И всегда ею останусь. – Рука Ранвайг легла на грудь мужа на уровне сердца. – Там.

Бьерке молчал очень долго. Еще дольше пропадал на втором этаже, оставив Эскилля наедине с женщиной, что вернулась из мертвых и принесла зиму с собой. Охотник на исчадий льда спустился, держа в руках причудливой формы оберег. Эскилль поморщился, без труда узнав в фигурке инеевого паука.

– Это не просто оберег – филактерий для чар Ранвайг. Она создала его для меня несколько лет назад.

Эскилль и забыл, что когда-то жена Бьерке входила в общину колдуний. Сейчас она смотрела на творение своих рук пустым, отрешенным взглядом – будто не узнавая. Дни, когда она могла колдовать, остались в прошлом.

В прошлом, в котором Ранвайг была еще жива.

Бьерке нажал на голову инеевого паука, и его конечности тут же оплела сверкающая нить – тоньше и эфемернее, чем паутина. Чары.

– Эти чары снимают морок с любой вещи. Правда, чтобы обнаружить Полярную Звезду, а с ней и вендиго, тебе придется опутать нитями весь Ледяной Венец или всю его Сердцевину.

Бьерке нелегко было расстаться с вещью, принадлежащей той, прежней Ранвайг. И все же инеевый паук перекочевал огненному серафиму в руки. Мертвая жена охотника, сосредоточив на Эскилле взгляд холодных глаз, припечатала:

– А теперь иди и убей монстра.

Оглушенная происходящим, Сольвейг опустошенно смотрела, как духи зимы подбирают Летте наряд. Церемония восхождения на трон – так они называли Северное Сияние. Сольвейг же называла это жертвоприношением. Ее сестру, самого родного ей человека, отдавали в жертву Хозяину Зимы.

А она ничего не могла с этим поделать. Начнет играть – отберут скрипку, и Сольвейг снова станет немой. Без скрипки она лишь сломанная ледяная сирена. Просто семнадцатилетняя девчонка, лишенная голоса… и почти лишенная сестры.

Когда отчаяние достигло наивысшей точки, Сольвейг вспомнила свои грезы о женщине в белых одеждах – Белой Невесте, что вместе со своей свитой танцевала на снегу и рисовала узоры из инея на окнах. Скоро Летта станет ею. Сольвейг мучительно захотелось кричать, но совсем скоро на смену этому неистовому желанию пришло тупое оцепенение.

Оно будто передалось Летте – краткая вспышка оживления, позволившая ей стать самой собой, сменилась полнейшей апатией. Безучастная ко всему, как ростовая кукла, она позволяла духам зимы делать с собой все, что им заблагорассудится. Порхающие вокруг нее дочери Хозяина Зимы соорудили на ее голове высокую прическу и вплели в нее льдиссы. Затем Летту нарядили в длинное белоснежно-серебристое платье с ягодно-хвойным узором, набросили на плечи меховую накидку.

Накидка, по традиции, бытующей среди духов зимы, была создана из плотно подогнанных друг к другу, будто рыбья чешуя, снежинок. А вот платье для сестры сшила сама Сольвейг. Правда, выкладывая на платье с инеевым кружевом по подолу ягоды и хвоинки, она не подозревала, кому предназначается наряд. Она не знала о новоизбранной Белой Невесте и о том, что Летта все это время была здесь, в Полярной Звезде, лишь несколькими ярусами выше.

Тогда ее цель казалась простой. Сшей дюжину снежных платьев – получи награду.

Ответ, где искать сестру.

Был бы у Сольвейг голос, она бы горько рассмеялась. А может, и вовсе забилась бы в истерике. Такой, безудержной, которая не красит ни одну женщину на свете. Но которая не спрашивает, когда прийти.

– Мы ждем важного гостя, солнечного ветра, – доверительно сообщила Сольвейг одна из метелиц со слепленным из снега белокожим девичьим лицом. – Тебе повезло, что ты станешь свидетелем такого события. Прилетая, солнечный ветер приносит на хвосте яркие цвета. Каждый раз, появляясь на церемонии, он раскрашивает наше небо.

Сольвейг нахмурилась. А разве звезды за небесные украшения уже не принимаются? Или разноцветными были звезды, которые он приносил с собой?

– Потрясающее зрелище! – убежденно вещала метелица. – Жаль, что солнечный ветер редко посещает наши края. Он прилетает в Полярную Звезду только по исключительным случаям.

Сольвейг изобразила в воздухе знак вопроса. Метелица рассмеялась.

– Ну как же, каким. Коронации, конечно. Он прилетает только на церемонию восхождения на трон новой Белой Невесты.

Сольвейг пораженно смотрела на духа зимы. Жалела, что не может расспросить подробнее, хотя главное сумела уловить.

Вот почему Белая Невеста была так импульсивна и переменчива! Вот почему дни бесконечной зимы были так друг на друга не похожи. То тихая зима, что длилась месяцами, то месяцы снежной бури и ледяных дождей. Белая Невеста то злилась, то разукрашивала узорами окна и помогала детворе создавать снежные крепости и их стражей-снеговиков. То покусывала ледяными зубами мороза, то безжалостно била ветром по щекам, то стелила под ноги мягкий, пушистый снег.

Белых Невест было несколько.

Образ смешливой дочери лесника медленно растаял. Сколько же смертных пришло на смену ей? Взгляд Сольвейг в очередной раз, словно магнитом, притянула Летта. Впервые Белой Невестой станет сирена.

Перед тем, как впасть в апатию и превратиться в куклу, Летта освободила Сольвейг от работы. То ли интуитивно, то ли непреднамеренно не раскрывая их родство, приказала выполнять любое пожелание «лучшей скрипачки Полярной Звезды» – в отношении еды, комфорта и свободы передвижения.

Когда духи зимы ушли, Сольвейг, не сдержавшись, спросила: «Разве ты не будешь скучать по тому, каково быть человеком, не ветром?» Летта лишь рассмеялась.

– Я стану повелительницей зимних ветров и супругой властителя Крамарка. Своей Песнью я ознаменую начало битвы с Фениксом, который десятилетиями держал нас в плену. И когда с ним будет покончено, когда мы обретем свободу, под руку с супругом я ступлю на Большую Землю.

Сольвейг смаргивала беспомощные слезы, глядя на Летту сквозь размывающую мир пелену. Не ее сестры это слова. НеееЛетты. Но как разбудить в ней ту, прежнюю Летту, и возможно ли это, она не знала. Скрипка тут не поможет, не поможет и голос сирены. Найти бы чары, способные развеять морок… Но из Полярной Звезды ей уже не сбежать.