Песчаные замки - Страница 57

— Все будет хорошо, — заверил Джон.

— Знаю, — сказал Брендан.

Даже этот ответ поразил Джона: мальчик, сидя в полиции, без тени сомнения знает, что все будет хорошо?

— Тебя спросят, не ты ли вырезал надписи в гроте, — предупредил он.

— Я так и думал.

Джон помолчал, ожидая продолжения. Но Брендан просто опустил мешок со льдом, проверяя, остановилась ли кровь — действительно остановилась, — и хранил молчание. Джон удержался, не стал допытываться. Предыдущий вопрос повис в воздухе, и поэтому он продолжал:

— И спросят, что ты имел в виду, говоря о Реджис.

Сердце Джона при этих словах зачастило, Брендан, наверно, заметил биение пульса под кожей, повернул голову, взглянул ему в глаза.

— Вам тоже хочется знать, правда?

— Конечно, — кивнул Джон. — Мне хочется знать все, что ей может помочь. Она с тобой говорила?

Брендан кивнул и впервые с момента привода в участок занервничал, слегка побледнев и облизывая губы, словно его мучила жажда. В углу стоял питьевой фонтанчик. Джон огляделся, еще не привыкнув свободно передвигаться в полиции, но ради Брендана набрался храбрости, пошел, налил воды в бумажный стаканчик.

— Она говорила с тобой? — переспросил он, протянув стакан.

Брендан кивнул, осушил его одним глотком.

— Вчера вечером. Когда мы ушли из пляжного кинотеатра в Хаббард-Пойнт, Реджис была… очень сильно расстроена. Боялась, что миссис Салливан страшно злится на вас.

— Она просто устала, — объяснил Джон. — Абсолютно естественно.

— А Реджис решила, что мать поступила несправедливо. И приняла собственное решение.

— У нашей семьи долгая история, — вымолвил Джон. — Мы делимся на две категории: на осторожных и на чертовски отчаянных. Кажется, Реджис последовала за мной во вторую.

— Невозможно всегда выбирать, за кем следовать, — улыбнулся Брендан.

— Тут, пожалуй, ты прав, — согласился Джон.

Взглянув на юношу, заметил под его улыбкой скрытую печаль, вспомнил, как Сес нашептала, что у него умер брат, а сам он был усыновлен. Джон хотел расспросить его о семье, но сначала решил выяснить все насчет Реджис.

— Что она еще рассказала?

— После того, как Сес и миссис Салливан легли спать, а Агнес совсем выдохлась, я попрощался и пошел к машине. Реджис меня догнала, попросила отвезти ее назад в Хаббард-Пойнт… Я спросил, не к Питеру ли, а она сказала, что должна найти вас.

— Беспокоилась за меня…

Парень кивнул.

— Я сказал, что вы наверняка уже возвращаетесь берегом.

— Верно, — подтвердил Джон, удивляясь, откуда он знает.

— Тогда она меня попросила присматривать за Агнес, фактически, за обеими сестрами — за Сес тоже. Вела себя странно, будто что-то задумала. Я спросил, что происходит, в чем дело…

— И что она ответила?

Брендан глубоко вдохнул.

— Сказала, что ей снятся ужасные сны. Начали сниться сразу же после вашего возвращения. Ей снится, что в тюрьму посадили невинного — вас вместо нее.

Желудок у Джона сжался в тугой комок, по спине между лопатками потекли струйки пота.

— Сны это сны, — пробормотал он. — Не реальность.

— Но ведь вам известно, что она имела в виду? — тихо спросил Брендан.

— Нет. Неизвестно.

— По ее словам, ей снится… что она кого-то убила.

— Нет. — Джон тряхнул головой. — Не она, а я.

— Ей снится, что за вами кто-то гонится и она его убивает.

— Ничего подобного не было, — твердил Джон с колотившимся сердцем.

Голубые глаза Брендана сверкнули в слабом свете, сочившемся сквозь жалюзи на окнах участка. Джон увидел нечто знакомое — вспышку прозрения, пробившуюся сквозь скорлупу, — и вспомнил Тома Келли.

— Мистер Салливан, я знаю, вы хороший отец, вижу, как к вам относятся девочки, слышу, как вы сейчас стараетесь защитить Реджис…

Джон напряг плечи, зная, что за этой преамбулой должно последовать «но», как часто бывает в разговорах с Томом.

— Она моя дочь, — сказал он. — Разумеется, я стараюсь ее защитить.

— Тогда расскажите ей правду.

— Эй… — пробормотал Джон.

— Дети всегда понимают, когда родители им лгут, — сказал Брендан.

Джон возмущенно взглянул на него — как едва знакомый парень посмел сказать такое? Но его гнев как возник, так и улегся: было что-то особенное в глазах юноши — сострадание, слишком глубокое, слишком взрослое в его годы, — и поэтому он просто слушал.

— Я в первый раз это понял, когда мне объявили, что у Падди грипп. Я знал — дело гораздо хуже, потому что его не выписывали из больницы. Потом братишка вернулся домой, и родителям пришлось признаться, что он болен лейкемией.

— Сочувствую.

Брендан кивнул, торопливо продолжив, давая понять, что не в том суть.

— Мне говорили, химиотерапия поможет. Я все ждал, когда это случится. А Падди становилось хуже и хуже. Он уже больше не мог играть. Мне говорили, он просто ослаб от лечения. У него во рту были жуткие язвы, он плакал, соленые слезы разъедали их… Ему советовали представить, как мы все отправимся на рыбалку, когда он поправится.

— Он любил рыбачить?

— Больше всего, — кивнул Брендан. — Мы держали моторку в протоке за кафе-мороженым «Рай». Всегда выходили, когда мимо стаями шел голубой люциан, и столько ловили, что лодка едва не тонула.

— Может быть, ваши родители просто хотели облегчить его страдания, — заметил Джон. — Чтобы Падди думал о чем-то приятном и ждал.

— Знаю, — согласился Брендан. — Но они и мне лгали. Все время твердили, что мы снова все вместе будем рыбачить, когда я уже знал, что никогда не выйдем в протоку, не поплывем в пролив.

— И вы…

Брендан покачал головой.

— Нет. Больше никогда не рыбачили. Падди совсем терял силы. Родители повторяли, будто это от химии, от сильнодействующих препаратов. Уверяли, что он уже выздоравливает. Я возненавидел врачей, потому что он так и не выздоровел.

— Не вини своих родителей, Брендан, — тихо сказал Джон, думая, как вел бы себя сам, если бы кто-нибудь из дочерей заболел. — Они хотели сделать, как лучше.

— Знаю. По-настоящему с ума сходили. Очень любили Падди. Мы все его любили. Я узнал, что один мальчик из нашей школы спас брата, дав костный мозг для пересадки. Сказал родителям, что хочу это сделать для Падди, а они ответили, что я еще слишком мал.

— Ты действительно был слишком мал?

— Не знаю, — пожал он плечами. — Дело вовсе не в том. На самом деле я не мог стать донором, потому что был усыновлен.

— Раньше не знал?

— Нет. Никакого понятия не имел. Мне ни разу не дали прямого ответа, пришлось обращаться с расспросами к тетке. Она и рассказала. После смерти Падди родители не были расположены отвечать на вопросы. Тетка объяснила, что они не могли зачать ребенка, и поэтому взяли меня. Через несколько лет моя мать забеременела, родился Падди… Они об этом молчали.

— Брендан, родители любят приемных детей не меньше, чем родных. Не считают правду, подробности важными.

— Но правда и подробности очень важны, — мягко заметил Брендан. — И для Реджис важны точно так же.

На Джона нахлынули воспоминания, в мыслях вновь возникли знакомые картины: серебристо-зеленые холмы Западного Корка, накрытые черной тенью штормовых туч; отвесные утесы Баллинкасла, волны, бившиеся внизу о камни; хлещущий со всех сторон дождь, покосившаяся на самом краю скульптура, маячившие надо всем руины башни. Обезумевший Грег Уайт уничтожает его работу, вопя, что он ему должен деньги…

— Если бы она тогда не выбежала на утес… — услышал он теперь собственный голос.

— Вы должны сказать ей правду, — проговорил Брендан.

— Я никогда ей не лгал, — прохрипел Джон с перехваченным горлом, понимая, что лжет даже в эту минуту.

— Вы взяли вину на себя, — сказал Брендан. — Переписали историю, чтобы Реджис не узнала правду… И она на шесть лет потеряла отца.

Джон утратил дар речи, глядя на юношу не старше двадцати четырех лет, в глазах которого виделась глубокая печаль и мудрость.

— Ее во сне преследует призрак, — добавил он.