Пес государев - Страница 39

– Это они про Малюту Скуратова? – Царь усмехается да к кубку тянется. – А где Федя мой? – удивленно вокруг озирается.

– Федор к отцу на часок поехал проведаться, – шут отвечает и совсем тихо добавляет: – Говорят, что Басманов душу у тебя украл. Дьяволом его кличут. Что от жены ты своей законной отворотился и грехом содомским с Федькой занимаешься. А про Царицу поговаривают, якобы с солдатами молодыми она прелюбодействует.

– Стервы! – Царь зло в стену кубок кидает да на шута гневно взирает. – А ты слова дурацкие повторяешь!

– Не гневись, государь, – Васька Царю кланяется. – Ты ведь сам неспроста власяницу носишь? Значит, грехи великие за собою чуешь.

– Да как смеешь ты, смерд, на грехи Царя намекать? – Иван как коршун к Ваське кидается да за грудки его хватает. – А не ты ли сам те слухи и разносишь?

– Государь! – шут испуганно в руках его трясется. – Кто, ежели не твой шут верный, тебе правду скажет?

– Правду, говоришь? – Иван словно змей шипит. – Стало быть, Царь твой грешен? Эй, стража! – в дверь он кричит. – Взять его. Да готовьте во дворе кострище! Я видеть хочу, как эта гадина в огне будет корчиться!

Федька ко двору стрелой прилетел да с коня у ворот спешился. А на площади пред дворцом народу скопилось, как огурцов в бочке. Все стоят молча да на шута, к столбу привязанного, поглядывают. А столб тот вязанками дров сухих обложен. Царь на крыльце сидит да руки потирает.

– Чего случилось, государь? – Федька у Царя спрашивает. – В чем шут твой провинился?

– Он посмел меня, Царя, уму разуму учить! На грехи мои указывать! Вот и решил я казнь учинить, чтоб неповадно было, – Царь отвечает и факел горящий Федьке в руки сует. – Накажи его за наговор да клевету на Царя свого.

Басманов факел из рук царских принял да поклонился покорно. Поднял он глаза да государю в лицо глянул. И снова побежали по спине Федькиной мурашки со страху. Не узнал он Царя. Чисто сам сатана на троне восседает. В глазах огонь кровавый плещется. Уста в улыбке дьявольской перекошены. Руки, словно когти птицы кровожадной, в подлокотники трона вцепились.

Спустился Федька с крыльца дворцового. Подошел к шуту привязанному. Перекрестился три раза да губами одними прошептал ему прощение. Вспыхнули ветки сухие разом. Охватили огнем одежды шутовские. Облизали кожу языками красными. Забился Васька в судорогах от боли адской. Из последних сил отрыл он рот и взглянул в сторону крыльца дворцового глазами, огнем обожженными.

– Пропади ты пропадом, ирод окаянный! – шут выкрикнул и огнем захлебнулся.

========== Глава 22 ==========

Солнышко красное в оконце улыбается. Шлет последние лучики летние на землю уставшую. Урожай собран давно да по закромам спрятан до зимы холодной. Огурцы соленые да яблочки моченые в бочках схоронились. В амбарах зерно томится. Репа в погребах в песок зарылась. Кто лето работал, зимой сытым будет.

В опочивальне царской свежо. Из окошка ветерок легкий дует. Федька на мягких перинах лежит да яблочком наливным хрумкает.

– Ты чегой-то, государюшко, невесел? – потягиваясь сладко, у Царя спрашивает. – Али я тебя не долюбил?

– Из Москвы митрополит удрал. В монастыре прячется, – Царь хмурится да в письмецо смотрит, что гонец утром принес. – Второй уже сбегает. Не любы им, видишь ли, деяния мои.

– Так пущай ставленник твой митрополитом станет, – Федька огрызок яблочный точно в окошко кидает и поближе к Царю придвигается. Руку ему на плечо кладет да глазами черными в глаза смотрит.

– А ведь и правда твоя, Федя! – Царь себя по лбу рукой бьет да Федьке улыбается. – Федора Колычева, игумена Филиппа, надо с Соловков звать.

– Кто таков? – Федька лениво через Царя к блюду серебряному тянется. Да новое яблочко берет.