Пес государев - Страница 30

Федька тяжело слюну сглотнул, тошноту подавляя. Волосы черные рукой пригладил. Кулаки сжал да улыбку добрую на лицо нацепил.

– Государь-батюшка! Там тебя думцы ужо заждалися. Изволишь ли подняться да совет держать? – Федька молвит.

– Позабыл я о совете думском, – Царь отвечает, нож окровавленный Малюте отдавая. – Спасибо тебе, Малюта! Хорошо ты свое дело знаешь. У тебя любой всю правду-матку скажет. Мастер ты на все руки.

И пошел Царь вверх по лестнице, напевая под нос да насвистывая. Сам же Басманов на Малюту взглянул недобро да вслед за Царем поплелся.

Вот и ночка мглистая на слободу спустилась. Все вокруг черным полотном заволокла. Так темно кругом, что хоть глаз коли. Даже на небушке звезды все померкли, а Месяц ясный за тучами грозовыми спрятался. Гром грянул вдалеке, и молния яркая небо надвое расколола.

Идет Федька коридорами темными и от грома небесного вздрагивает. Чудится ему в сем провидение. Перед глазами его дыба страшная да факелы на стенах, огнем играющие.

– Чур меня, – мелко он крестится. – Рано мне еще о смерти думать. Мое место при Царе нагретое. Не отдам я его Малюте чертовому.

Царь на перинах мягких отдыхает. Книжицу в руках держит да на образа в углу красном поглядывает. Только теперь святые мученики смотрят на него с улыбкою. Лица их смиренные благодатью божьей светятся.

– Ждешь ли меня, государюшко? – Федька в опочиваленку заходит. К царским полатям приближается да рясу монашескую скидывает. А под ней платье женское, жемчугами расшитое. Волосы черные по плечам белым мечутся. Губы алые улыбкой нежной манят.

– Иди ко мне, краса моя ненаглядная, – Царь Федьке улыбается да руки в стороны распахивает.

Федька покорно подле Царя ложится да в щеку целует.

– Фу, – нос тонкий Федька морщит да от Царя отстраняется. – Пахнешь, будто ты из чистилища прямиком вышел.

– То не адом пахнет, а делом богоугодным, – Царь улыбается. – Мне будто откровение снизошло, что дело мое правое. А супостаты да предатели теперича будут все как есть мне выкладывать.

– Никак Малюта твой тебе голову замудрил, – Федька губы дует. – Токмо с ним и общаешься. Про меня и вовсе позабыл.

– Малюта толк в своем деле знает, – Царь Федьку по волосам черным гладит. – Знаешь ли, как глаз шипит, когда в него шило раскаленное входит? Будто шкварки на сковороде. А ежели на кожу смолу раскаленную лить, то она вместе с ней на пол стекает.

Говорит сие Царь, а сам голову Федькину вниз тянет да рубаху на себе задирает. Федька в рот свой плоть царскую принял да почувствовал, как дрожит она в возбуждении. Только дрожь не от страсти к телу молодому да ладному, а от деяний темных, что Малюта в казематах творит.

Прихватил вдруг Царь вихры Федькины, платье красное на нем разорвал и ворвался в тело белое, так что Федька и охнуть не успел.

Царь над Федькой бьется, а у того от боли круги черные пред глазами прыгают. Федька кричит как не у памяти. Трепыхается под тяжестью тела царского. А Царь не унимается и шепчет ему горячо на ушко:

 – Давай, Феденька! Спой для меня песню громкую. Чтобы почувствовал я тебя не токмо телом, но и душою.

Лишь под утро Царь Федьку отпустил. Измучил он его своею любовью странною. Все тело синяками да ссадинами покрыто после утех тех царских. Федька на себя рясу черную нацепил да из опочивальни вышел.

За окном природа бесится. Молнии небеса на части рвут. И на душе Федькиной гроза бушует. Обида всполохами сверкает. Ненависть, будто гром, в голове грохочет.