Пес государев - Страница 26
– Ну-ка, Федя, – Царь Басманову кивает. – Помоги воеводе теперича все это припомнить.
Федька на середину каморы пыточной вышел, отпихнул сапогом парня, на полу в рыданиях зашедшегося, да к воеводе подошел.
– Ну здравствуй, Александр Борисович. Давненько я с тобой не виделся. Кажись, с Казани самой. Как же мог ты, воевода, государя нашего предать? Как мог забыть его доброту да заботу?
– Федя… Феденька… – головой воевода качает. – Не было никакого предательства! Всю свою жизнь я верой и правдой служил Царю и Руси-матушке. Живота своего не жалея, на басурман ходил. Голыми руками ворогов душил. Ливонцев поганых мечом рубил. Ты же сам меня знаешь. Не раз я спину твою да отца твоего прикрывал.
– Все меняется, воевода, – Федька криво ухмыляется. – И люди верные на злато-серебро падкими оказываются. И продаются с потрохами недругам нашим.
– А иные, как я погляжу, за власть да деньги честь свою продают, – зло воевода говорит да на сапоги Федькины плюет.
Глаза Федькины злобой сверкнули. Зубы сжатые захрустели. Размахнулся он да со всей силушки вдарил по лицу обидчика. Подошел он шагом быстрым к мальцу, на полу лежащему, поднял его голову за волосы, из-за кушака нож вынул да приставил лезвие острое к шее тонкой.
– Не признаешься, я сына твоего жизни лишу! – зло кричит он воеводе.
– Не тронь сына мого, гадина ты подколодная! – хрипит воевода, глазами страшно вращая. – Нет его вины в том, что ты пред Царем выслуживаешься! Государь! Вели отпустить мальца! Не виновный же он ни в чем. Только моя беда в том, что не был я убит на полях бранных. Но предательства за мной нет и не было!
Федька на Царя глянул и сверкнул в свете факельном нож острый. И брызнула кровушка на пол каменный да на сапоги, золотом шитые. Завыл воевода. Забился. Задребезжали на руках его оковы ржавые.
– Будь ты проклят, Басманов! Ты сам предатель и изменник! Ты душу свою продал и чести своей изменил! Но недолго тебе пиры пировать да жизни радоваться! Сам споткнешься, аль толкнет кто – да на моем месте окажешься! – воевода кричит, обрубками в воздухе потрясывая.
Подошел к нему Федька, рот ему руками раскрыл, за язык схватился да резанул по нему ножом отточенным, кровью сына окропленным. Замычал воевода, от боли на полу корежась да кровь алую из рта выплевывая.
Вытер Федька брызги кровавые с лица своего, подошел к Царю да кинул под ноги его язык отрезанный.
– Не серчай, государь, что без твоего веления сие деяние учинил, – Царю говорит. – Ежели казнить его прилюдно станешь, так он может еще чего наболтать. А знать сие людишкам простым не надобно.
Царь по опочивальне ходит. Песни напевает да ногами пританцовывает. Шут на него удивленно смотрит, глазам своим не верит.
– Выдержал Басманов мое испытание. Верен он мне, как пес, – Царь шуту говорит. – А чтобы толков разных не ходило, я его своим кравчим сделаю! А теперича пшел вон отсель, Васька! Не до тебя мне.
Как только шут за порог, Царь с себя кафтан парчовый скидывает да на полати ложится, Федора поджидает.
Через минуты длинные скрипнула дверь в хоромы царские, и на пороге Басманов появился. Лицо нежное в темноте светится. Зубы белые в улыбке посверкивают. Тело тонкое все в шубу до пяток закутано.
– Ждал ли меня, государь? – Федька спрашивает да в опочивальню заходит.
– Ждал, Феденька! Ждал, сокол мой ясный! – Царь ему отвечает да с полатей поднимается.
Федька шубу с плеч скидывает и остается в чем мать родила. Ложится он на шубу соболью, ноги длинные призывно раздвигает и шепчет он Царю слова нежные.