Первым делом (СИ) - Страница 26

— Скажем так, — задумался Миль, — что они, автожиры, не вполне соответствуют профилю текущих боевых действий. Мне это слово в слово сегодня Жуков высказал. И ещё добавил, чтоб всё наше подразделение как можно скорее скрылось из его глаз, а то он за себя не ручается.

— Ясно… как он там, кстати — оправился от ранения?

— Да, нога ещё на перевязке, но бодр и говорлив, как и раньше…

— Всё предельно ясно, Михал-Леонтьич, — молодцевато доложил Толик, — готовим наши боевые машины к перелёту… сколько там, кстати, по карте до Читы?

— 650 километров, посадка с дозаправкой будет в Борзе, — сказал Миль и ушёл обратно в штаб.

А мы с Толиком вернулись к своему автожиру, сообщили всем остальным пилотам нашей роты о новом приказе (те повздыхали для видимости, но что они в душе рады, заметно было и невооружённым глазом) и отошли поговорить в сторонку.

— Фашисты это тебе не травоядные япошки, — заметил Толик, доставая папиросы из кармана, — это такие саблезубые зубры, что мама не горюй…

— Тигры, — поправил его я, — зубры, хотя и в Белоруссии водятся, но они тоже травоядные, как японцы, и зубы у них обычные, а вот тигры те да, хищные, падлы, и с самыми разными зубами раньше водились.

— Ну тигры, — поморщился он, — какая разница… я к тому, что истребители у фашистов мощнее, быстрее и лучше вооружены, чем у японцев. И лётчики классные, в Испании много наших посбивали.

— А что у них за истребители? — невинно поинтересовался я.

— Их ВВС Люфтваффе называются, воздушный флот в переводе. А истребители у них в основном двух типов — Мессершмидты, одномоторные 109-е и двухмоторные 110-е, и ещё Фокке-Вульфы 190, но они вот только что на вооружение встали. Классные машины, что Мессеры, что Фоккеры, не чета этим убогим Накодзимам.

— И чего в них такого классного?

— Сам посуди — мощность 1200 лошадей, скорость на высоте до 550, вооружение 2 пушки и 2 пулемёта… сравни с нашими ишачками, у них все показатели гораздо хуже, двигатель 800, скорость 470, вооружение правда почти такое же, но вот маневренность и скороподъёмность ни к чёрту не годятся.

— Да, проблема налицо, — протянул я, — но наша же авиапромышленность не сидит на попе ровно, какие-то усилия предпринимает.

— Ага, предпринимает, вот таких уродцев, как наши А7, клепает…

— Ты погоди, — остановил его я, — не надо, понимаешь, выплёскивать из корыта вместе с грязной водой и ребёнка. У истребителей свои задачи, у автожиров свои… но хотя я с тобой согласен, что ветка эта тупиковая, надо чистые вертолёты клепать, а не гибриды недоношенные…

— Вот и я про то, — мрачно согласился Толя, — но мы, конечно, будем воевать на том, на чём приказала партия и советский народ.

— А кстати, какое у нас сегодня число? — спросил вдруг я, зацепившись на небольшой камешек в своих воспоминаниях.

— 23 с утра было, — ответил Толик.

Пакт же Молотов-Риббентроп должен быть сегодня подписан, вспыхнуло у меня в мозгу, вслух же я это конечно высказать поостерёгся.

— А сегодняшние газеты где-нибудь можно почитать?

— Завтра, может, и подвезут, а так у нас только вчерашние есть, — и Толя вынул из планшета порядком уже потрёпанные Известия за 22 августа.

На первой странице, да и на всех последующих не было ничего похожего на знаменитое сообщение ТАСС «К советско-германским отношениям», где анонсировался приезд в Москву Иохима фон Риббентропа для подписания сами понимаете какого пакта с Вячеславом Молотовым.

— А у нас же вроде бы какие-то переговоры с Германией должны проходить сейчас? — взволнованным голосом спросил я у Толика, а он простодушно ответил:

— Ты чё, перегрелся, когда мотор перебирал? Какие у нас переговоры с фашистами могут быть… с англичанами да, о чём-то пытаемся договориться второй месяц уже, а с фашистами только одни переговоры могут быть — о полной и безоговорочной капитуляции. Они ж фашисты.

Вот так вот, ошарашено подумал я, а история-то повернула, похоже, своё колесо совсем не в тут колею и не будет у нас никакого пакта Молотова-Риббентропа… и что же взамен? А хер его знает, товарищ майор, наверно ничего не будет, как уж там Лёва Троцкий говаривал в своё время — ни мира, ни войны, а армию распустить, вот это и будет… ну за исключением роспуска армии, конечно…

то есть налицо у нас будет… через месяц примерно, когда Польша развалится полностью… столкновение с вермахтом по всей длине наших границ от Литвы и до Карпат при отсутствии каких-либо предварительных договорённостей между нашими странами… ой чё будет, чё будет… страшно подумать… и зачем только там понадобились наши автожиры, это самое непонятное.

— Заправляемся до полного бака, — скомандовал тут Толик, — да и вылетать надо, а то до ночи не попадём в эту Читу.

Город Минск

Штерн не обманул и выделил для всех лётчиков и обслуживающего персонала нашей эскадрильи прекрасный штабной вагон, который прицепили в хвост состава с автожирами. В центре вагона было большое помещение со столом и стульями, сочетавшее в себе функции столовой и штаба, с одного края собственная кухня с двумя поварами, а с другого четыре обычных четырёхместных купе, маленьких и чистеньких.

— А сколько мы до Минска ехать-то будем? — спросил за обедом Толик.

— Примерно столько, сколько от Москвы сюда ехали плюс ещё одна ночь, — ответил Миль. — Неделю где-то.

— То есть если сегодня 24 августа, то на место мы попадём к 1 сентября? — уточнил я.

— В школу захотелось? — подколол меня Толик.

Что Первая мировая война должна начаться 1 сентября, я ему объяснять не стал, а подтвердил, что да, в школе давненько не был. А потом я заткнулся и погрузился в свои невесёлые мысли, что нами со всеми станется на этом переломе эпохи… Гитлер же поляков расшлёпать должен за месяц, стало быть не позднее 1 октября войска наши придут в соприкосновение, а никаких договорённостей у нас даже в проекте нет. Опять же — будем мы подавать руку угнетённым польскими панами братским белорусскому и украинскому народу или нет? Большой вопрос… И с Прибалтикой теперь что? Ведь её же немцы мигом захомутают и присоединят, как Австрию, а от Нарвы до Ленинграда сотня километров, четыре дневных пеших перехода, а на танках так и в два дня уложиться можно…

В этих тягостных раздумьях я немного выпал из текущей реальности, а когда вернулся туда, оказалось, что бойцы вовсю обсуждают достоинства нашего средства передвижения.

— Говорят, что в этом вагоне раньше Блюхер ездил, — высказался Толик, — а до него Тухачевский…

— Ага, а ещё до этого Троцкий, — предположил я, — ты бы поменьше болтал на эти скользкие темы-то…

— А я чего, я ничего, вагон хороший, удобный… а если совсем уже вглубь веков смотреть, то здесь мог и царь ездить.

— Брехня это, — отрезал я, — я был один раз в вагонах царского поезда в этой, как уж её… в Гатчине — там столовая занимала целый отдельный вагон, штабной вагон тоже на всю длину был, без купе, а еще отдельно вагон-кухня, спальня царя и 3–4 вагона для родственников и обслуги. Сделано всё по высшему разряду — сплошной морёный дуб и бархат, ручки позолоченные, а не латунные, как у нас…

— И когда ж ты сумел в Гатчине побывать? — озадачился Миль.

— Не помню, — хмуро ответил я и поспешил перевести тему в более безопасную нишу, — Михал Леонтьич, а что у нас будут за задачи в этом Минске, пояснили бы немножко?

— Поясняю, — отложил в сторону ложку Миль, — мы будем прикомандированы к одиннадцатой армии под командованием комдива Медведева.

— Никифора Васильича? — вылез со своим вопросом я.

— Точно, знаешь его?

— В санатории вместе лечились, в Гаграх.

— От чего лечились-то?

— От гастрита в основном.

— Ничего себе у тебя знакомства, — не выдержал Толик, — может ты и с товарищем Ворошиловым на короткой ноге знаком?

— Про Климент Ефремыча врать не буду, никогда его не видел, — ответил я, — а вот с Медведевым в соседних палатах лежали…

— И какой он из себя, этот Медведев? — видно было, что Толик спросил это чисто для галочки.