Первое второе пришествие - Страница 45

Петр догадался, что сделать: он схватил со стола графин и, обладая хорошей природной меткостью, развитой в десантных войсках, кинул его так, чтобы попасть не в голову Хайфина, а рядом, в стенку.

В камеру он вошел со светлой улыбкой.

– О! Какой Исусик явился! – воскликнул кто-то.

Узнали, подумал Петр.

– Статья? – требовательно спросили его.

Петр пожал плечами.

– Сто семнадцатая, – сказал некто предвкушающим голосом.

Наступила тишина.

Петр понял, что ждут его слов.

– Братья! – сказал он. – Я пришел, я пришел к вам, потому что больше, чем другим, нужен вам! Радуйтесь, братья, вы прощены Богом и мною!

– Тпппру! – остановил Петра коренастый мужчина, подымаясь с пола, где он лежал на чьих-то угодливых одеждах. И спросил присутствующих: – Псих?

– Косит! – уверенно ответили ему.

– Опускать будем?

– Будем!

– Сымай штаны, парень, – сказал коренастый. – Опускать тебя будем. Козлить. Лучше не брыкайся, хуже будет.

Петр не понимал.

И тут свора людей бросилась на него со всех сторон. Схватили, рвали одежду, чего-то хотели от него.

Петр не понимал.

И лишь когда его поставили в определенную позу – понял.

Терпи, приказал он себе. Это испытание. Терпи!

И уже почуял некое прикосновение, и тут не ум, не душа – другое что-то взбунтовалось и возмутилось, Петр встал и разбросал всех по углам легкими движениями, и если кто поувечился, то от тяжести собственных тел, упавших на твердое или острое.

– Стоять! – крикнул Петр им, собиравшимся опять броситься. А коренастому мужику, вынувшему что-то похожее на шило, но без рукоятки, приказал: – Отдай!

Мужик, словно его толкали, приблизился и отдал заточку. Петр изломал ее на мелкие куски.

– Эх, братья! – сказал им всем Петр и заплакал.

И они тоже заплакали все.

– Начальник! – заорал вдруг коренастый мужик, колотя в дверь. – Убери его отсюда, не могу я с ним! Тяжко, начальник! Убери!

Петра перевели в другую камеру, где обитатели, получившие тюремным телеграфом сведения о нем, сторонились его, никто не разговаривал с ним и не желал его слушать.

Вдруг явился служитель.

– Там к тебе, – сказал он Петру. – Свиданку разрешили. Мать и жена.

– Вот моя мать и жена, и братья! – указал Петр на сокамерников.

Послышалось короткое хихиканье.

– Твое дело, – сказал служитель.

В тот же день, вечером, Петра отвели к Филатову.

– Говори спасибо, – сказал он. – Еле упросил этого… – он не стал называть, – не подымать пыли. Значит, Христос?

– Христос.

– Чего ж чуда не сотворишь? Хоть маленькое какое-нибудь.

Петр посмотрел на графин – другой, но такой же.

– Э, не надо! Это чудо мы уже видели!

Майор хотел убрать графин, но тот не дался, отъехал от него по полированной поверхности стола. Майор потянулся за ним – графин скользнул в другую сторону.

– Ладно! – сказал раскрасневшийся и вспотевший майор Филатов, думая о том, что вот выйдет на пенсию – и обязательно займется физкультурой для здоровья и от простатита, очень уж стали сказываться годы сидячего административного труда. – Ладно, иди. Свободен!

– Я тут нужен, – сказал Петр.

– Проваливай!

Возвращаясь домой теплым вечером, майор Филатов радовался природе и что сделал доброе дело.

Мир огромен и загадочен, впервые подумалось ему. Вдруг этот дуболом и впрямь Христос? Тогда мне, глядишь, и зачтется на том свете. Каков он только, тот свет?

Он стал представлять, но вместо воображения в голову лезли по привычке одни слова и вопросы. Такой, например: если сказано «не убий», то прощается ли милиционерам, которым приходится убивать по долгу службы? И будет ли в раю милиция? С одной стороны: общая дружба. Но до какой поры? Бесы-то, прочел он недавно с изумлением, из ангелов получились! Вот и думай тут!

Майор Филатов засмеялся своим мыслям и, придя домой, долго с любовью и нежностью глядел на свою жену, а она не поняла и крикнула:

– Потерпеть не можешь? Привык – чтобы в одну секунду ему жрать подавали! Вовремя надо приходить!

Петр не мог смириться, он заболел мыслью, что его место в тюрьме, среди обездоленных. Но как попасть в тюрьму? Совершить преступление.

Но в трезвом уме и здравой памяти он не мог совершить преступления.

Тогда он устроился грузчиком на один из рынков Сарайска, стал напиваться, чтобы по пьянке что-нибудь совершить.

Картинки, как пьет человек, скучны и однообразны, суть не в них, а в том, что Петр ничего не смог сделать: ни украсть, ни ограбить, ни избить кого-нибудь, должностные же бескровные преступления были ему недоступны за неимением должности.

Вдруг обнаружилось, что питье ему все интереснее: забираясь ночевать в кладовку с разрешения начальника, он пил, мечтал и представлял ту радость людей, которую не удалось ему вызвать наяву.

Одна печаль: пропала способность превращать воду в вино и пришлось тратить на вино заработанные грузчицким трудом деньги, пить при этом всякую некачественную гадость, да еще брать в долг под зарплату, Петру ведь требовалось много выпить, чтобы опьянеть. Правда, скоро его научили пить напитки, на которые не нужно особо тратиться: дешевый одеколон, технический спирт, перегонку ацетона и многое другое.

Как-то утром, страдая с похмелья, Петр понял: он уклоняется от долга.

Он не пил три дня, чтобы собраться с мыслями.

И когда собрался с мыслями, получилось вот что:

Я не образован, поэтому в меня не поверили. Христос, по Евангелию, с детства имел сильное образование и спорил со старцами.

Я плохо говорю, этому надо учиться.

И много еще.

И Петр решил пожить год под видом обычного человека, ему ведь лишь тридцать два, до Голгофы еще год. Надо подучиться, подготовиться, может быть, завербовать новых преданных апостолов.

Но для этого нужно как минимум жить в обустроенном спокойном быте.

Он пришел к Люсьен.

Она обрадовалась.

Он решил устроиться на тихую работу сторожем, но требовалась местная прописка. Он попросил Люсьен прописать его у себя, уверенный, что она не откажет.

– Вот ты куда метил! – воскликнула Люсьен. – А я думала… Ясно! Сперва пропишешься, а потом меня на все четыре стороны? Знал бы ты, чего мне стоила эта квартира! Нет уж, хрен тебе! Знаем мы таких Иисусов! Прочь, самозванец!

Петр пошел к Нине. Дома ее не оказалось, а в ресторане на ее месте была другая женщина. Выяснив, насколько можно доверять Петру, она сказала, что Нина лечится от вторичного алкоголизма, где – неизвестно.

Петр поехал к Лидии в ППО и увидел, что с Лидией живет Фарсиев, вдруг ушедший ради красоты Лидии от семьи.

Петр не стал претендовать, хотя Лидия смотрела на него.

Оставалось – в Полынск.

Он не хотел туда.

Не хотел оказаться вблизи от Екатерины, которую любил, но не мог себе позволить.

К тому же стыдно было перед матерью и Машей, которых он не принял в тюрьме.

Но ведь и Иисус, когда к нему пришли мать и братья…

Стоп!

А с чего я взял-то, что я Иисус! – ошарашила Петра страшная мысль.

Никто не поверил мне – не Иисус.

В тюрьме не вытерпел, не подставил себя – не Иисус.

Апостолов не удержал подле себя – не Иисус.

Кто же тогда?

Не просто же Петр Салабонов, потому что тогда… Потому что тогда вообще уж!

Кто он?

Антихрист, вот кто!

Вот откуда желание звать за собой!

Вот откуда гордыня!

И слава Богу, что никто не прельстился, люди оказались умнее, чем он думал, не поддались, не пошли за Лже-Христом!

Но значит, минутно обрадовался Петр, где-то появился настоящий Христос! Надо найти его, чтобы полюбоваться на него!

Ага! – поймал он себя тут же. Ты обманываешь не только других, но и сам себя, ты хочешь найти его – чтобы убить!

Так он шел, лихорадочно размышляя, и шел по темной улице Грабиловки.

И встретил грабиловских парней.