Первое апреля — один день весны - Страница 6
— Острова тут нет, Николай Петровича? — спросил отец.
— Острова? Да все был здесь, — услышал Гошка чей-то бойкий девчоночий голос. — А сейчас с ребятами навоз повез вон по той дороге. Да вы догоните его. Езжайте!
Поехали по той дороге. Она была подсохшая и сравнительно ровная. Вокруг — поля, пустые, прорезанные прошлогодней вспашкой. Людей здесь нет пока, только грачи и галки, деловитые, прыгающие по комьям земли в поисках корма. Машина шла ровно, и отец прибавил скорость.
— Я есть хочу, — вдруг сказал Гошка.
Ему и в самом деле захотелось есть: то ли утром плохо позавтракал, то ли воздух весенний подействовал.
Отец посмотрел на часы:
— Да, вроде пора. Два часа уже. Возьми пока бутерброд в сумке. Пожуй…
Гошка достал с заднего сиденья авоську и развернул бумагу:
— Я вот этот возьму, с сыром. А ты?
— Бери! Бери! — согласился отец. — Я потом.
Гошка с жадностью впился в бутерброд:
— Вкусно!
Вскоре они нагнали трактор с прицепом. Видно, тот самый, что видели два часа назад в поле по пути в Голубинку. Опять на прицепе на кучах песка, похожего на необработанную соль, сидели девушки. Они подбрасывали в ладонях песок и забавно хихикали, будто кто-то невидимый щекотал их.
«Им хорошо! — почему-то подумал Гошка. — Едут куда-то, песок везут и смеются!»
Трактор с прицепом шел посередине дороги, и объехать его было трудно.
Отец посигналил, заезжая чуть влево, но тракторист, видно, его не услышал.
— Пропустите, красавицы! — крикнул отец. — В песочек играете?
— Это не песочек, дядя, а минеральные удобрения! Знать надо! А еще начальство, ай-ай! Булки-то вон небось едите, а не знаете простых вещей! — засмеялись девушки с нескрываемым ехидством.
Гошка смутился. Даже бутерброд опустил на колени да так и замер с полным ртом. «Проехать бы скорее!»
— Гриш, а Гриш! Пропусти-ка дядю с дитем! — крикнула одна из девушек куда-то вперед — видно, трактористу.
Тракторист, наверно, понял не сразу, о чем речь.
— Да вправо подай! Вправо! Машина тут обгоняет! — пояснила девушка.
Наконец трактор резко крутанул вправо и двинул прицеп на обочину.
— Привет нижайший! — театрально поклонился молодой тракторист, махнув кепкой, когда они проехали мимо.
— Бедовые девчата! — произнес отец. — Таким пальца в рот не клади! Да ты ешь, ешь, — добавил он, заметив, что Гошка все еще держит бутерброд на коленях.
Вдали, где дорога круто сворачивала влево, показался обоз. Телег шесть — восемь.
— Видно, они! Прибавим газку! — весело сказал отец.
— Пап, а почему они нас начальством обозвали? — спросил Гошка, дожевывая бутерброд. — И там, на ферме, тоже?
— Деревня! — весело сказал отец. — Для них что ни машина — начальство!
— А «Волги» у них тоже есть, — вспомнил Гошка. — Ребята там говорили, помнишь?
Отец промолчал, и Гошка тоже не стал больше спрашивать.
Через несколько минут они нагнали последнюю подводу с навозом. На ней сидел мальчишка лет тринадцати-четырнадцати с растрепанными русыми волосами и веснушками на лице.
— Николай Петрович не с вами? — спросил отец.
— На первой подводе он, — сказал мальчишка, показывая вперед.
— А ну, посторонись!
Мальчишка дернул лошадь за поводья, и она нехотя свернула в сторону.
Так, сигналя и выкрикивая «посторонись!», они объехали несколько подвод, пока не нагнали первую. На ней и верно рядом с возницей-мальчишкой сидел Николай Петрович Остров.
Увидев отца, он сказал вознице: «Подожди!» — и соскочил с телеги:
— Здравствуй, Василь Василич! Какими судьбами?
— Да вот ищем тебя всюду, — сказал отец. — Приехал, как и обещал, чтоб договориться…
Николай Петрович провел рукой по загорелому лицу, будто вспоминая, о чем это отец с ним собирался договориться.
Но оказалось, он помнил.
— Догадываюсь, да только не сердись, Василь Василич, не могу сейчас. Дел — во! — И он провел указательным пальцем по кадыку. — Ребята, видишь, ждут, и там, на поле, — народ. Не могу. К вечеру давай. Часам к шести вернусь, может, к пяти…
— А с председателем ты говорил? — спросил отец.
— Да говорил. Он не против, — сказал Николай Петрович и бросил подошедшим ребятам: — Сейчас едем! Подождите! Сейчас!.. Только тебе бы тоже не мешало с ним побалакать. Ведь он и не знает тебя, хоть ты и из нашенских. Может, сам помнишь его, Сашку-то Егорова? Однолетки мы, вместе росли.
— Не помню. И как мне помнить! — развел руками отец. — Где искать-то его?
— С утра был в Сергиевке. Смотай! На машине пара пустяков! — посоветовал Николай Петрович. — А что до сруба, так и не знаю прямо. Говорить-то о чем? Бери!
— Как — о чем? — удивился отец. — А цена? А рабочие? Кто же ставить его будет?
— О цене какой разговор! Не на базаре! Строил я дом не себе, знаешь! Да вот как стряслось с Иваном… Не до цены тут! Бери, как есть! — просто сказал Николай Петрович. — А вот с рабочими прямо и не знаю как! Кто сейчас может? Не сердись, Василь Василич, пора мне! — опять торопясь, добавил он. — Давай к вечеру! А пока председателя поищи. Не откажет он. Обещал…
Гошка слушал весь этот разговор из машины, а сам все посматривал на важных мальчишек, сидевших на подводах или стоявших возле лошадей. Гошке было завидно.
Наконец к нему подошел какой-то мальчишка.
— Звать-то как? — полюбопытствовал он.
— Георгием, — солидно сказал Гошка.
— Что ж ты, так вот и ездишь все?.. В машине?.. — опять спросил мальчишка. — В каком классе-то? В третьем?
Гошка почему-то покраснел, может, потому, что его приняли за третьеклассника, и сам спросил:
— А ты?
— Я? Четвертый кончаю, в пятом буду скоро, — ответил мальчишка, к полному удивлению Гошки. Он был и росл, и серьезен, и по лицу никак не походил на четвероклассника.
— Я во втором, — ответил Гошка. — Скоро в третий перейду.
— Второй год, что ль, сидишь?
— Нет! Почему? Первый! — вспыхнул Гошка и, открыв дверцу, вылез из машины.
— А с виду большой. Правда, из машины так показалось, — сказал мальчишка. — А так и верно не очень… Ну пока! Пора нам! — И он отошел от машины, направляясь к телеге.
Гошка с завистью смотрел на удалявшегося мальчишку, но тут отец окликнул его:
— Ты чего выскочил? Садись! Поедем сейчас!
Отец, кажется, уже договорился о чем-то с Николаем Петровичем и, видно, напоследок спросил его:
— А ты, что же, навоз возишь?
Даже Гошка удивился этому вопросу. Что спрашивать? И так видно: на телегах навоз ребята везут, и Николай Петрович — с ними.
— Как же! Весна! — сказал Николай Петрович. — Земля заботу любит, ласку! Ведь не чужая она!
Гошке показалось, что он уже слышал эти слова. Но где? От кого? Как ни старался Гошка вспомнить, не мог. И все же он где-то слышал это…
6
Теперь их дорога лежала в Сергиевку. Пять верст от Голубинки, как сказала старушка Анастасия Семеновна. И сын ее Николай Петрович подтвердил: «Близко. Километров с пять, не больше!» Но они ехали, ехали, ехали…
Так бывает в школе на длинных уроках: вернее, на тех, которые кажутся длинными. А для Гошки самый длинный — рисование. На других уроках интересно, а вот на рисовании — прямо беда. Не умеет Гошка рисовать! Как ни старается, не умеет!
Гошка с нетерпением ожидал окончания каждого урока рисования, но он, как назло, тянулся долго.
Вот и сейчас их дороге нет конца, как этим длинным урокам!
Гошка попробовал считать людей на полях. Дошел до двадцати восьми и сбился. Людей становилось все больше, и никто не смотрел на их «Волгу». Люди работали.
Мимо проезжали машины, и тракторы, и подводы. Гошка начал считать их, но спохватился: как? Или считать одни машины, или одни тракторы, или одни подводы? А может, машины и тракторы без подвод? Но тогда машины все или только грузовые? А почему считать грузовые и не считать легковые? Пока Гошка так прикидывал, мимо проехало еще несколько несосчитанных машин — и легковых, и грузовых, трактор и вереница подвод. И машины, и тракторы, и подводы спешили по делам, им было некогда, и отцу приходилось жаться к обочине. «Как бы не задели!» — говорил он.