Первая сказка (СИ) - Страница 16
Та-та и Ма-ма сначала пугались этих темных дрожащих пятен, но скоро привыкли к ним. Ведь это были не духи мертвых, а всего лишь тени. В пещере больше не было злых духов, они исчезли, признав могущество и превосходство великого Света.
Огонь уничтожил все их тревоги; притягивая к себе взгляд, он властвовал над их мыслями. Они часами зачарованно смотрели на яркое пламя. Потом, убаюканные монотонным потрескиванием веток, засыпали и снова видели во сне неугасимый Свет, могущественного сдвоенного духа Ом-аа.
Та-та и Ма-ма, став хозяевами пещеры медведя, могли теперь как следует рассмотреть и исследовать ее. Пещера оказалась гораздо больше, чем мог представить себе Та-та. Она имела боковое ответвление с низким сводом, но достаточно широкое, чтобы там поместилось два — три десятка человек. Свет от входа сюда не доходил, зато теперь это маленькое уютное помещение озарялось красноватым светом костра. По счастью одна из трещин в стене пещеры не оканчивалась слепо в толще камня, а соединялась с поверхностью, образуя естественную трубу. Природа сама позаботилась о том, чтобы костер в пещере не погас и дым не заполнил жилище людей.
В пещере, согретой огнем, стало так уютно, что Та-та и Ма-ма практически не выходили наружу. Лишь время от времени они отправлялись в ближайший лес, набирали веток и шли обратно, чтобы опять наслаждаться теплом и бездельем.
Однажды в дождливую погоду Та-та принес мокрый хворост. Ма-ма сунула в затухающий огонь сырую ветку — та не загорелась, только громко зашипела и задымилась.
— Аа но! Аа но ма! — встревоженно закричала девушка. В отчаянии она представила себе черное беззвездное небо. Та-та принялся лихорадочно кидать в огонь толстые палки, изо всех сил дул на тлевшие угольки… Борьба продолжалась долго, и наконец подсохшая древесина вспыхнула.
— Ом-аа! — воскликнул Та-та.
— Аа ма! — с восторгом вторила ему девушка. Она прыгала вокруг возрожденного костра и, казалось, от счастья сама была готова залезть в огонь. Потом она оторвала кусок медвежьего мяса и осторожно положила его в самую середину очага.
Сероглазый, сидевший рядом, с любопытством наблюдал за своей подругой. Ему тоже было интересно, как огонь будет есть Дарующего Жизнь. Он представил себе, что после такой пищи Аа станет еще сильнее, и пламя вырастет до самого потолка. Но, к его удивлению, костер больше не стал, зато пещера наполнилась резким незнакомым запахом. Та-та всполошился и начал озираться в поисках источника странного аромата, а Ма-ма выгребла из костра почерневшее мясо и понюхала его. Запах, несомненно, исходил от этого куска. Она в недоумении разглядывала его, потом отдала Та-та: все-таки он был мужчиной и сам должен был решать, как поступить с этой едой. Та-та попробовал откусить кусочек, но обжег язык и губы.
— Ма аа! — испуганно сказал он, показывая на брошенное мясо. Ему показалось, что в этом куске поселился огонь и горящий Аа накажет его за попытку съесть чужое.
— Ом аа, Ма-ма аа, Та-та аа, — успокаивала его Ма-ма. Она сама подняла кусочек уже остывшей медвежатины и откусила немножко. Мясо оказалось необычным на вкус и, главное, очень мягким. Аа прожевал для них мясо и выплюнул его. Ма-ма, оценив по достоинству заботу Аа, отдала остаток необычной еды Та-та. Лицо его выразило крайнее удовольствие и удивление: он никогда не пробовал ничего более вкусного.
Вечером Та-та решил снова отдать огню свою еду. Мясо опять сделалось таким же восхитительным, как и утром.
— Та ма, ва ма, — восклицал Та-та, облизывая пальцы. Ма-ма отказалась от еды — завтрак оказался настолько сытным, что она до сих пор не проголодалась…
На ярко-желтой леопардовой шкуре лежит ком земли. Дует ветер, треплет блестящий мех, приподнимает края шкуры, и бесформенный комок вдруг становится маленьким медвежонком, он растет, растет, потом Та-та и Ма-ма убивают его и съедают.
— Аа да та ма, — сказала Ма-ма. Аа не только пережевывает пищу, но и вкладывает в нее свою силу.
Та-та задумался. Мысль подруги ему понравилась. Он и вправду наелся таким маленьким кусочком мяса, которого ему раньше вдвойне бы не хватило. Это натолкнуло его на новую идею.
— Аа да та… та, — пробормотал Сероглазый, и мысль его превратила маленькую палочку, лежащую на желтой пятнистой шкуре, в толстую отцовскую дубину. Чтобы проверить свою догадку, Тата выбрал длинную, средней толщины еловую палку и сунул ее в огонь. Палка загорелась, но толще не стала и в боевую палицу не превратилась. Та-та разочарованно вытащил ее из костра и потушил маленький огонек на конце. Теперь он заметил, что, хоть палка и осталась такой же, зато конец ее, где плясал огонек, стал острым и крепким. Та-та вспомнил, как он убил самого Дарующего Жизнь вот такой же заостренной палкой. Значит, Аа и в самом деле может сделать оружие непобедимым.
— Ом! Аа да та! Аа но у! — радостно воскликнул Та-та. Он вскочил на ноги и начал носиться по пещере, размахивая своим новым грозным оружием.
— Та-та да ма! — восхищенно визжала Ма-ма. Она подняла кусок медвежьей шкуры с большой дыркой посередине и накинула этот лоскут через голову на плечи своему другу. Та-та пришел от этого в неописуемый восторг и даже положил себе на голову медвежий череп — так он будет еще больше похож на Дарующего Жизнь. Но череп все время падал, так что пришлось придумывать что-то другое. Та-та выбрал короткий толстый сук и как можно плотнее насадил на него череп. Помахав этой зубастой палицей в воздухе и убедившись, что в руках у него поистине страшное оружие, Та-та подержал палицу над огнем, чтобы Аа и ее сделал непобедимой.
Потом он застыл, окидывая себя самого мысленным взором. Та-та видел себя огромным черным медведем, ужасным, могучим, которого боятся не только все люди и Отец, но даже духи мертвых.
Ма-ма, пораженная величием его мыслей, подошла к нему и нежно погладила его новую пушистую кожу.
— Та-та да ма, — тихо произнесла она, и Та-та, обнимая ее, ответил:
— Ом да ма!
Та-та вышел из пещеры под холодный моросящий дождь. Он удивился, что несмотря на сырую погоду, в их пещере было тепло и сухо. Он прекрасно помнил, как холодно и промозгло бывало в обиталище Семьи, когда снаружи шел дождь. Та-та жалко было уходить из уютного жилища, но запас веток для костра подошел к концу — нужно было принести дров.
Та-та так и не снял с себя медвежью шкуру, и новое оружие не захотел оставить в пещере, хоть и понимал, что оно помешает нести хворост.
Он шел по невысокой свежей траве кратчайшим путем к лесу. В спину дул холодный ветер, он трепал волосы Та-та, обгонял его и со свистом несся вперед, раскачивая высокие ели. В другой раз Та-та побежал бы быстрее, чтобы согреться, но сейчас он шел не спеша. Его новая кожа — медвежья шкура — защищала его от ветра, в ней было так же тепло, как и рядом с Аа.
Внезапно Та-та почувствовал какое-то смутное беспокойство. Он не мог понять причины этого — вокруг было тихо, никаких хищников он не видел, и нос его ощущал только знакомые запахи. Это было ново и странно — раньше, испытывая тревогу или страх, он всегда хорошо знал, что именно вызвало эти чувства. Но с тех пор, как часть его духа, соединившись с духом Ма-ма, осталась в светящемся круге, его сознание как бы разделилось надвое, и он теперь не всегда мог сразу разобраться в собственных ощущениях.
Поглощенный этими мыслями, Та-та не заметил, как дошел до кромки леса. Дров здесь было сколько угодно, и вскоре он возвратился к пещере, нагруженный ветками, между которыми запутались копье и палица: свое оружие Та-та принес обратно.
Он свалил хворост около костра. Огонек стал уже совсем маленьким — вот-вот потухнет. Та-та осторожно положил в огонь тонкие ветки. Они быстро подсохли на горячих углях и вспыхнули. Теперь Сероглазый мог отдышаться и расслабиться.
Ма-ма в пещере не было. Убедившись в этом, Та-та забеспокоился не на шутку. Конечно, она могла спуститься к реке или отлучиться ненадолго по какой-нибудь другой надобности, но Та-та сердцем чуял неладное. Неясная тревога перешла в уверенность; Аа с небес говорил Сероглазому: стряслась беда.